кромку леса надо прочесать непременно. Всю.
для встречи?
мной пойдут Ярина и "студенты". Иван Григорович, прихватите цивильное.
Большова. У Сошникова было еще одно прозвище - "Технолог", хотя вряд
ли даже капитан Сад мог бы вразумительно растолковать, что это слово
означает. Но не прилипнуть к Сошникову оно не могло. Когда он появился
в роте впервые, капитан Сад, представляя его будущим товарищам,
сказал, оглядывая долговязую, поражающую своей худобой фигуру новичка:
"Вот у нас появился еще один славный воин, между прочим, образованный
человек, в институте учился. На кого ты учился в институте?" - спросил
он у Сошникова, и тот ответил, что на технолога. Все даже растерялись,
настолько это было непонятно; но прозвище уже прилипло навечно, хотя
никто еще об этом не догадывался.
первый курс юридического. Он всем это рассказывал, и слово "юрист" не
сходило с его языка; под конец он отбросил дипломатию и уже прямо
говорил, что в прежней части его звали только "Юристом", и ему это
очень нравилось. Не помогло. "Может быть, и так, может, где-то тебя и
в самом деле кто-нибудь так называл, - сказали ему. - Но для нас ты
Рэм. Чем плохо? Рэм - и этим все сказано".
самого Сошникова, разумеется), кто мог бы легко объяснить, что
означает слово "технолог". Только у него никто не спрашивал об этом.
полукольцом и осторожно приблизились к ней. Часовня была пуста. Она
была очень старая, с высокими прямыми стенами, с маленькими
зарешеченными окошками метрах в трех над землей. Штукатурка снаружи
пообвалилась, и кирпич успел потемнеть, но не крошился. Люди строили -
и думали о тех, кто будет после них.
гладил кладку, пробовал цемент тесаком. - Вот работа! Мечта, а не
работа. Добрый человек ее ладил.
Снаружи это не бросалось в глаза, но находиться внутри без привычки
поначалу было даже страшновато: стропила сгнили совсем и держались
только на железных болтах и скобах. Небо вливалось через проломы. В
его густой синеве еще сохранилось достаточно силы, чтобы искажать
перспективу, отчего проломы казались большими, чем были на самом деле.
Стены почти опрятны, обвалившаяся штукатурка выметена; под большим
деревянным распятием горела лампада. Глаза Христа были закрыты, лицо
покойно. Он умер, догадался капитан. Он сделал свое дело и с чистой
совестью умер.
свой недолгий век он твердо усвоил, что каждый человек имеет свое
место в строю - с той или с этой стороны - и свое задание, которое
нужно постараться выполнить наилучшим образом. Смерть входила в
условие задачи, но была не препятствием, а только одним из
обстоятельств. И если дело того требовало, надлежало пройти и через
это. Цель, задание - вот что было главным.
убедился в своей правоте капитан. Что и говорить, стены хороши, и
дверь обита железом на совесть; от крупнокалиберного пулемета лучше
укрытия не придумать. Но окошки высоко, а если даже возле них
пристроишься, снайпер тебя скушает с первого же выстрела. Не говоря уж
о том, что одной мины хватит, чтобы положить всех, кто здесь вздумает
отсидеться.
маленького местечка. Серые бумажные штаны в светлую полоску - все в
трудовых пятнах, с пузырями на коленях. Сбитые полотняные полуботинки
с подметками из автопокрышки. Рубашка с национальной вышивкой - тоже
не первой свежести. И заячья кацавейка.
Ржавчина и машинное масло въелись в мозоли. - Крест? - и крестик был
на месте, оловянный, на дешевенькой цепочке.
Григорович.
срубают, черти косопузые!
- Вы прикрываете. Тебя, Рэм, предупреждаю особо: если ты без крайней
нужды там зашебуршишь...
Рэма, который не боялся ничего на свете?
11
смотрелась как нечто целое, а детали пропали, но бинокль отбирал и по
очереди выделял все: и узелок из синего выцветшего ситчика, и походку
утомленного человека, который прибавил шагу, предвкушая близкий ужин и
ночлег; и даже вспышки пыли, из-под башмаков. Сейчас пыль поднималась
тяжело, пузырем, и тут же оседала; а вот в полдень от малейшего
прикосновения она взлетала легким облаком и висела подолгу, так что
даже через несколько минут можно было посчитать, сколько сделано
шагов: от каждого шага оставалось по желтому шару.
туман", - подумал капитан Сад. Это на несколько минут, но ребятам
хватит, проскочат.
за спиной закреплены дополнительной оттяжкой, чтобы не болтались;
сзади, в специальном поясе, - по четыре запасных рожка с патронами, в
том же поясе, по бокам, - "лимонки"; на одном бедре пистолет, на
другом нож, тоже плотно притянуты ремнями.
даже намека нет на сожаление. Веселится, как мальчишка, проскочивший в
кинотеатр без билета. - Ведь на этот променад мы собирались впопыхах.
Не до того было, начальник.
на Рэме - из шикарной скрипучей кожи.
Не то своим скрипом он всю округу всполошит.
ред.] от дороги передвину сюда. Имейте в виду, если что...
небось десятком биноклей в него уперлись. Чуть в сторону - все равно,
что за стеной; ничего не увидят. В самом деле пора.
перебежками, через лысины - даже ползком, но тоже в темпе.
граница резкая - уступ, промытый половодьями. Днем это не укрытие -
блеф. А в такую пору вдоль него можно запросто пробраться к самому
замку.
водомерки мечутся. А подальше, как в зеркале, небо отражается -
ярко-оранжевое, с черными полосами.
заартачился, из гордости - свое реноме он ставил "превыше пирамид и
крепче меди". Но было бы еще хуже. Лезть-то все равно бы пришлось. Так
что только громче позор. А вдвоем чего ж. Между ними и останется.
Сошников такой - не растрезвонит. С него даже слова брать не надо.
Деликатный человек.
четвереньках не выручил. Он дрожал, клацал зубами и поминал своею
любимого капитана самыми распоследними словами. Потом ему стало не до
эмоций. Он уже не видел, что с пальцами, только догадывался, что они
сбиты и распухают, а ногти отдираются, и песок забивается под них все
глубже и глубже. Но потом он и это перестал чувствовать. Так же, как
перестал чувствовать сбитые, разодранные колени и тянущую боль в
пояснице, в плечах и предплечьях, в ногах...
Посняков Андрей
Корнев Павел
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Белов Вольф
Самойлова Елена