Чтение 15–й страницы книги ~На испытаниях~

- А зовут-то вас как, вы меня простите?

- Александр Евгеньевич.

- Век буду вас помнить, Александр Евгеньевич! А может, зайдете? Не
водочки, так чайку? Не прибрано только у нас, вы уж извините...

- Нет, спасибо. Мне еще надо этого вот архаровца довести. Где он живет?

- А вот, аккурат где агитпункт. Лучше давайте я вас провожу.

- Не беспокойтесь.

- Какое беспокойство? Вы их из воды... Да я век должна...

- Вот мой дом, - сказал Сережа-маленький.

Сережа побольше шел, крепко вцепившись в руку матери. Лицо у него было
напряженное и гневное.

Они вошли во двор, где агитпункт. Навстречу им что-то яркое, топая,
бежало по асфальту. Это была толстая женщина в пестром, большими цветами,
халате. Она бежала, переваливаясь на очень высоких каблуках, и крупная
грудь моталась туда-сюда.

- Вы еще за это ответите, Иванова! - крикнула она. - Я этой дружбы
никогда не одобряла, и вот доплясались! Давайте мальчика! - Она резко
дернула к себе Сережу-маленького и строго спросила: - Где его кофта?

- Вот, - сказал Сиверс.

- А почему мокрая? Безобразие! Я вашего сына теперь на порог не пущу,
больше того, во двор не пущу! Это квинтэссенция хулиганства! Я обращусь в
милицию!

Она повернулась и пошла прочь, таща за руку Сережу-маленького и
размахивая мокрой кофтой. Коричневая дверь подъезда захлопнулась за ней с
пушечным звуком. Сережа-большой заплакал.

- Не плачь, моя ягодка, не дам я тебя в обиду.

- Ну, ладно, - сказал Сиверс, - я пойду.

- А к нам? Чайку?

- В другой раз, спасибо.

Сиверс пожал ей руку и пошел в сторону своей гостиницы.

- Хороший человек, - вздохнула женщина.

- Он из пакеты умеет, - сказал Сережа.

- Пакета, пакета. Горе ты мое, а не пакета.

10

На пятницу испытаний не было назначено, и Скворцов с удовольствием
проспал лишних два часа. Он, когда удавалось, любил поспать, особенно
проснуться и опять заснуть, зная, что торопиться некуда. Он даже просил
товарищей, чтобы его будили и говорили: "Вставать еще рано". Черт его
знает, что ему в этом нравилось. Должно быть, ощущение неисчерпанного
счастья.

Сегодня его никто не будил. Он проснулся сам, оделся, умылся (вода
была) и вышел в вестибюль. Дверь в дежурку стояла приоткрытая; там
разговаривали две женщины.

- Не живет гриб, - говорила одна. - Сморщился, весь повял. Воздух, что
ли, для него плохой? Нет, плохо здесь все-таки для русского человека.

- Чего хорошего.

- Ну, пойду. Спасибо на ласке. Гриба попила...

- Заходи еще когда, попьешь.

Зайду когда. А тебя, я гляжу, все разносит.

Чисто нервное. От нервов полнею.

Скворцов засмеялся, распахнул дверь, повесил ключ и сказал:

Здравствуйте, девушки. Все щебечете?

"Девушкам" было лет по пятьдесят, но они смутились и захихикали.

- Товарищ майор? - сказала толстая заведующая. - А я-то смотрю, не
захворали ли? Десятый час, а ключ в двери.

- Спал и видел вас во сне, Марья Евстафьевна.

- Все небось выдумываете.

- Честное слово. Люблю роскошных женщин.

Заведующая покраснела до самых плеч и прикрыла рукой вырез сарафана.

- Что вы только говорите, товарищ майор.

- А сами небось женатые, - сказала худая гостья.

- К сожалению, да. Поторопился. А был бы я свободен...

- Был бы свободен - то-то бы дал дрозда, - задумчиво заметила гостья.

- Очень метко сказано. Именно дрозда. Ну, ладно, девушки, пора мне
идти. Ауфвидерзеен, на языке врага.

Скворцов откозырял и вышел. Прежде всего он зашел в столовую, где
завтраки кончились, а обеды не начались, но, разумеется, Симочка его
накормила. У выхода из столовой его задержал бродячий пес по имени
Подхалим. Он дрался на помойке с высоконогой свиньей, но, узнав Скворцова,
кинулся ему в колени, неистово виляя хвостом и повизгивая от счастья.

- Собака ты, собака, - говорил Скворцов, трепля его по загривку, - ну
что тебе надо, собака? Есть тебе хочется, собака?

Подхалим глазами показал, что да.

Скворцов сбегал на кухню, насмешил судомоек, выпросил у повара кость,
бросил ее Подхалиму, радостно посмотрел на радость собаки и пошел по своим
делам. Ему нужно было зайти в отдел Шумаева, а потом в ЧВБ
(чертежно-вычислительное бюро) к майору Тысячному.

Невысокий кирпичный корпус (так называемый лабораторный) был весь
обсижен ласточкиными гнездами. Хозяйки-ласточки черно-белыми стрелками
сновали вокруг него. Направляясь к входной двери, Скворцов с удивлением
увидел, как из окна вывалился стул, ударился о землю, перевернулся и
рассыпался. Вскоре за ним последовал второй стул, затем третий.

- Что это у вас стулья из окон летают? - спросил он у дежурного, входя
в коридор.

- Подполковник Шумаев выбрасывает, - неохотно ответил дежурный.

- А зачем?

- Кто ж его знает? Не понравились.

Скворцов вошел в кабинет Шумаева в тот самый момент, когда хозяин,
размахнувшись, выбрасывал в окно четвертый стул. Потом он тигром подошел к
столу, взял стоявшее за ним кресло, повертел, осмотрел критически и
поставил на место. Кресло было обыкновенное, канцелярское, с деревянными
подлокотниками, и, видимо, его удовлетворило. Кроме Шумаева и Скворцова в
кабинете стоял еще лейтенант Чашкин - молоденький мальчик с растерянным
миловидным лицом.

- Насмехаться над собой не позволю! - крикнул Шумаев и раздул ноздри.

- Сергей, опомнись, - сказал Скворцов. - Конечно, Александр Македонский
был великий человек, но зачем же стулья ломать?

- При чем тут Александр Македонский? - сердито спросил Шумаев.

Чашкин улыбнулся.

- Стыдно, Сергей, не знать классиков. А вот лейтенант Чашкин, тот
знает, судя по его лицу. Ну-ка скажите ему, Чашкин, откуда это?

Чашкин покраснел и сказал:

- Из "Чапаева".

- Не совсем так, - поморщился Скворцов, - но по смыслу правильно.

- Товарищ подполковник, разрешите идти? - спросил Чашкин.

- Идите. Впрочем, постойте. Сначала дайте майору стул. Приличный стул,
а не такое...

Чашкин принес обыкновенный венский стул и удалился.

- Садись, - пробурчал Шумаев.

Оба сели.

- Теперь расскажи толком, в чем дело?

Шумаев, затихший было, опять распалился:

- Это же издевательство! Поставить мне, начальнику отдела, четыре
стула, и все с разной обивкой! Голубой, зеленый, розовый, черт-те какой! Я
их пошвырял в окно.

- Кто же над тобой так издевается?

- Начальник АХО. Зачислил себя в клику святых и думает, что ему все
можно! Вопиющий факт! У меня здесь солидные люди бывают: начальство,
представители промышленности! Один раз даже замминистра был. Что же я,
замминистра на разные стулья буду сажать?

- А что, он такой толстый, что сразу на двух стульях сидит?

Шумаев не слушал.

- Не кабинет начальника отдела, а спальня великосветской проститутки!
Это удар не только по моему престижу. Это удар по престижу войсковой
части!

- Закурим, брат, с горя.

Они закурили. Шумаев понемногу начал отходить.

- Серьезно, Паша, сил нет работать, - сказал он уже мягче, вытирая
платком голый череп. - Дисциплина умирает. Я не требую уважения к себе
лично. Пусть уважает служебное положение, воинское звание, черт возьми! А
такие щенки, как этот Чашкин, еще позволяют себе улыбаться в служебное
время!

- Брось, он хороший парень.

- У тебя все хорошие. Ты со всеми готов целоваться.

- Есть такой грех. А знаешь, я к тебе по делу.

- Что такое?

- Подбрось мне человечка два на завтрашний день.

- Два человечка? - заорал Шумаев. - Ты знаешь мои штаты? Откуда у меня
два человечка? Кто?

- Ну, хотя бы Бобров и Логинов.

- Ты с ума сошел! Буду я швыряться Бобровым!

- Тогда швырнись Логиновым.

- Не будет тебе и Логинова. У меня план! Приезжают тут всякие...

- Спокойнее, Сергей.

- Как тут будешь спокойнее? - закричал Шумаев. - Изволь, посмотри,
какой мне отчет опять прислали! - Он вскочил мячиком, отпер сейф, вынул