моим проклятьем! Прогони его, он злодей!
храме -- подумаешь что-нибудь, почувствуешь, а моя верховная жрица тут же и
восклицает: "Слушайте, люди! Баст-Ра изрекла слово!" Ну, а люди падают ниц и
восхваляют мою мудрость.
ним с крыши и узнала, кто он такой. Его зовут Эндрью Макдьюи, он лечит
зверей в городе, куда Лори ходит иногда за покупками, и вылечил у нас
раненого барсука. Понять не могу, чего я его так боюсь. Я -- богиня, да еще
и кошка, то есть -- венец творения, а как увижу, просто холодею. И дрожу, и
трясусь, и места себе не нахожу, как последняя мышь.
что он погубитель кошек, мерзейшее создание на земле. Значит, его надо
наказать.
ее класть гипс, перевязывать лапы, и они рядышком возятся над нашим
барсуком. Она восхищается его сноровкой, а ему того и надо. Наложив гипс, он
почесал барсука за ухом и поговорил с ним, тот вылупился на него, как верный
пес, а Лори улыбнулась так нежно, что я чуть не умерла от ревности. Я бы
прыгнула на него и сверху и горло бы ему разорвала, но не могу, очень его
боюсь.
Как-то раз он сердито ходил по комнате, совал свою бороду во все наши банки
и склянки, трогал, пробовал, а потом спросил:
фыркнула на него. Лори стала совсем как маленький ребенок, на которого
кричат.
если идешь потише, слышно, как они шепчутся. Тогда он сказал:
подолгу работали молча -- она без слов понимала, что ему нужно.
на стол, вынул свои ножи и щипчики, и они долго трудились -- он объяснял,
она все схватывала на лету.
чего я дать не могу.
ней, стала тереться об ее ноги и услышала, что она шепчет:
на чаек у кромки пены и на тяжелые лиловые тучи. День был такой серый, что
даже борода Макдьюи немного потускнела. Мокрый воздух заполз в глубокие
складки на щеках доктора Стрэтси, окутал примятую шляпу и прорезиненное
пальто, но глаза его светились умом и добротой. Он сообщал коллеге хорошие
новости, а тот жадно ловил каждое слово.
что подозревал лейкоз. Конечно, кроме потери речи. Но кровь в полном
порядке, так что и думать об этом не будем. У девочки ничего нет.
Энцефалограмма еще не готова, но я уверен, что и в мозгу ничего нет.
если она здорова...
правильно расслышал. Внешне он был спокоен, но душой его снова овладел
панический страх. Мысли его заметались, и он услышал, что говорит:
люди хворали от многих причин, которые теперь списаны со счета. Отвергнутый
жених желтел и худел, обманутая девушка слабела и даже не могла ходить.
Брошенные и просто стареющие жены становились инвалидами, и все эти болезни
считались настоящими. Так оно и есть.
сердце. Он хотел понять, что же именно объясняет ему доктор Стрэтси словами
и без слов. Внезапно он вспомнил, как сам отнимал у людей надежду, и ему
стало капельку легче от того, что он не верит в Бога. В связном и
осмысленном мире все было бы еще страшнее -- ведь пришлось бы считать, что
Бог забирает у него Мэри, "призывает к Себе", как сказали бы проповедники,
ибо он, с Божьей точки зрения, не достоин иметь дочь. Доктору он не ответил,
и тот, не дождавшись отклика, заговорил снова:
мы бы вызвали его к Мэри Руа, он бы вошел, понюхал воздух в комнате, взял
больную за подбородок и долго смотрел ей в глаза. Убедившись, что
органических нарушений нет, он вышел бы к нам, закрыл за собой дверь и прямо
сказал: "Дитя умирает от разбитого сердца".
Неужели где-то есть инстанция, отмеряющая меру за меру? Сколько же нужно
выплатить? Кто считает, что за жизнь больной кошки надо отдать всю свою
жизнь и радость?
анализов, я бы согласился с дедушкой, -- продолжал доктор Стрэтси и вдруг
спросил: -- Эндрью, вы никогда не думали снова жениться?
ответил: "Нет". Но сейчас он знал, что доктор Стрэтси, чутьем прирожденного
врача угадавший недуг дочери, угадал и его болезнь.
ваше дело. Просто Мэри Руа нужна любовь.
кого он имеет ввиду -- Мэри иди Лори. Сейчас он знал, что любит обеих, но
одна от него уходит, другая -- недостижима.
страшно -- властно, эгоистично, как свой образ или свою собственность. Мы им
показываем впрок, как любят мужчины. То ли дело женская любовь! Она не
давит, терпит, прощает, хочет оберечь и защитить.
правда? Что-то у вас с ней случилось, это не в ту ночь началось.
Каждый дает свое. Он -- силу, она -- понимание и милость.
что Стрэтси поспешил сказать:
Непосредственной опасности нет, организм у нее здоровый, он сопротивляется,
мы ему поможем. А пропишу я любовь в самых больших дозах. Это лучшее
лекарство и для детей, и для женщин, и для нас, мужчин, и для животных. Ну,
это вы и сами знаете, вы же их лечите, не я. До свидания, Эндрью. -- И он
ушел.
уже привык к тишине и не удивился, что никто не говорит, не бегает и не
смеется.
сидевшая у ее постели, встала, сложила шитье и пробормотала, что ей нужно на
кухню. Макдьюи опустился на колени и обнял дочь. Он крепко прижал ее к себе,
словно хотел, чтобы его любовь перелилась в ее сердце, но сказать ничего не
мог. Впервые в жизни он понял, о чем говорил доктор Стрэтси. Он понял, чего
не хватает в мужской любви. Несмело погладив Мэри по голове и по руке, он
отпустил ее, видя -- просто глазами видя, -- как нежно склонилась бы над ней
Лори. Ясно, словно она стояла рядом, он представил себе, как смешались бы ее
медные волосы с червонно-золотыми волосами, и вспоминал, как она баюкала
раненого барсука.
сотый же раз -- мечта его рушится под напором жестокой правды.
немало умных слов. Лори слышит голоса и беседует с гномами, Лори отреклась
от мира, Лори служит не людям, а животным, не жизни, а мифу. По какой-то
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Самойлова Елена
Орлов Алекс
Кервуд Оливер Дж.
Громыко Ольга