недостающих сантиметра роста оборачиваются характером и такой вот улыбкой.
дня. Я болен, и это дико неинтересно. Моя болезнь старость и глупость.
Лучше разверните акварель, посмотрим на нее, порадуемся.
Николаевич. - Надо рамку ампирную подобрать. У меня нет. У Наташи тоже
нет. А купить негде. Раньше все это было в изобилии у антикваров. Живопись
какая проходила через руки невежественных антикваров. Боже мой,
невежественные понимали. Именно проходила, потому что предметы искусства
всегда в движении. Как люди. Ваш Арсений это движение почувствовал и
побежал, пытается догнать, поймать, остановить, взять в руки, а у него не
получается, он не тот человек. А признаться вам, что я тоже коллекционер?
У меня есть коллекция, она мне по наследству досталась, когда-то я не
понимал, стыдился, потом гордился, потом забыл. А теперь все вместе - и
горжусь и забываю, некогда вспоминаю - радуюсь. Надежда Сергеевна ее тоже
любит, она у нее в шкафу лежит. Показать? Бисер.
преследовали бисерных зайцев, бисерные турки курили бисерные трубки и
бисерные турчанки тоже курили трубки. Бисерные арапчата прислуживали своим
белым хозяйкам. Бисерные отчаянной бисерной храбрости гусары скакали на
горячих скакунах, махали бисерными саблями. Бисерные дети водили хороводы,
бисерные красавицы плели венки из синих васильков, а стариков там вовсе не
было. Все происходило в бисерном царстве и государстве, среди сплошных
бисерных цветов, в бисерных садах и парках, под бисерными небосводами, на
бисерной голубой земле.
надо, все мы ее когда-то уже читали. Веселье спряталось в бисерных
страницах этой голубой книги, осталось от той девушки, которая ее
вышивала, смотрела в окошко, мыла волосы, ждала жениха.
Темные люди, отвечал он, это не бисер, а слезинки и улыбки тех, кто жил до
нас. Это их голоса, я их слышу. Вы не слышите, и мне вас жаль. Вы глухие и
слепые, у вас одно достоинство - вы живые, но вы и этого не понимаете.
говорящая всегда что-то доброе и странное, и он сам, и его племянница, все
из этого бисерного королевства.
художнику и его безумию. Петр Николаевич вскоре сам смекнул и вспомнил. И
принялся разгадывать загадку, почему она это сделала. А загадка не имеет
отгадки, нельзя отгадать, почему молодца меняют на немолодца.
Петр Николаевич. Но восточного типа лицо значительно, нестереотипно.
в голосе отсутствовала, как она отсутствует в голосе, объявляющем из
вокзального радиоузла выход на посадку.
формы. У постели больного он поэтому казался почти случайным визитером,
скучноватым незнакомцем, присевшим отдохнуть.
фаталиста, где собраны направления на исследования и рецепты некупленных
поливитаминов. Потом слушал легкие и сердце, мял живот, прижимал пальцы к
каким-то интересующим его точкам движениями, казавшимися почти
беспорядочными и случайными, настолько этот человек не заботился о
производимом впечатлении.
плечам и взглядом, устремленным в белый потолок, и к роялю иногда
подкатывается шарик, злоупотребляющий кондитерскими изделиями, ненужный
залу до первого аккорда. То, что извлекает врач своей виртуозностью, не
рассчитано на аплодисменты, но Петр Николаевич, чуткий на человеческую
талантливость, почувствовал ее в этом враче.
на табуретку. - Вы истощены, вы об этом знаете?
отвратительное. Куры надоели. Рыба? Но какая? Макрурус, нототения, хек,
угольная, ледяная. Кому может захотеться съесть угольную рыбу? Я знал
другие названия. Севрюга, лососина.
разрешения. - Ну, какую-нибудь вам все-таки хочется, из серии А или серии
Б?
как будто забыл, что она бывшая.
Катя примирительно.
нет. Я помню, после войны кто-то привез из Китая коробку чая. На ней был
нарисован цветок. Такой белый цветок, похожий на яблоневый, полный
сказочного аромата, плавал потом в вашем стакане. Это был чай. Вы его,
наверно, никогда не пили.
тоже ведь неплохо, согласитесь. Петрушка тоже своего рода цветок.
этап. Все бульоны выпиты. Все бифштексы съедены.
фальшивый заяц, куриная котлета, печеночный паштет, пирог с капустой.
Подумайте.
который поплавал в жире.
вокзального радиоузла. - Доступно. Не так уж дорого. Вкусно.
удовольствием продолжал разминку.
чего бы вы съели. Работать в этом направлении. Иногда это может быть
манная каша с земляничным вареньем, в другой раз кусочек селедки с луком.
Мед, творог, лучше домашний, сметана. Я вам назначу уколы.
люблю.
хотите лечь? Поисследоваться.
мать...
Мазурку? Полонез? Полонез неинтересно. Мазурку.
человек.
будто это был комплимент. - Мы сегодня гуляли.
танцами, с песнями уговорить, заставить.
посмотрел, что стало понятно, он еще не справился с разрывом, еще не
прожил его, не прошел, не простил, не проехал. Тоску, нежность,
непоправимость отразило его лицо, но тут же вновь оно стало
азиатски-непроницаемым, закрытым, официальным, лицом врача, исполненным
медицинской силы и медицинского бессилия. Он ушел, не задав больше никаких
вопросов, предложив звонить ему в любое время. Уйти и не видеть Катю было
ему пока еще лучше, чем видеть и разговаривать с ней.
Катя вернулась в комнату. - Убей бог, как вы могли его бросить, неужели
таких бросают? Удивительно. Что он сказал? Только без вранья.
надо же, ни разу не улыбнулся, мускулом не двинул, ни одного любезного
слова не произнес. Не утешил, не подбодрил. Потрясающе. Какие-то новые
люди. Производит сильное впечатление.
больны? - сказала Катя.