комнаты в двухкомнатной квартире в доме No1-а по Комсомольскому тупику. Эта
комната была в два раза больше той барачной, где Марк Семенович и Антонина
размещались прежде, с кухней, ванной и ватерклозетом и всего только с одной
соседкой по коммуналке - Шурочкой-дурочкой.
и Тонькины манатки в узлы и связав шпагатом пачки книг из своей небольшой
еще библиотеки, вышел на Поперечно-Почтамтскую улицу с надеждой словить
какой-нибудь перевозочный транспорт. Он не учел, что день был воскресный и
поэтому большинство казенных грузовых машин стояли на приколе. А не грузовые
ему не подходили. Он долго стоял, махал рукой. Две машины прошли, не
остановились. Третий самосвал остановился, но он перед тем возил уголь и был
настолько грязен, что Шубкин заглянул в кузов и отказался. Он уже совсем
потерял надежду, когда рядом с ним резко затормозил "черный ворон".
столь знакомого ему транспортного средства. Он съежился, ожидая, что сейчас
вывалит из машины команда МГБ и возьмет его под белы руки. Но в машине
никакой команды не оказалась, был в ней только водитель старший сержант
Опрыжкин с жизнерадостным выражением на лице.
названием "Куда надо" в народе всегда подразумевалось такое место, куда
никому не надо. То есть прокуратура, милиция и другие органы насилия над
человеком. Поэтому нетрудно оценить переживания Шубкина и понять, почему он
стал уверять Опрыжкина, что ему никуда не надо.
машешь?
будто не походит, Марк Семенович сказал старшему сержанту, что ему нужна
машина, но не такая, а в которой можно перевозить мебель.
Это ж фактически автобус, только что с решетками.
него тяжелая, семья большая, зарплата маленькая, а начальник тюрьмы майор
Бугров мужик хороший, в свободное от перевозок арестантов время разрешает
подкалымить.
другим. Правильно, папаша?
или хуже?
имеет провокационный характер, но Марк Семенович никогда осмотрительным не
был, и даже лагерь его в этом смысле немногому научил. Он верил, что в
каждом человеке есть что-то хорошее, и потому бесхитростно отвечал
Опрыжкину, что, на его взгляд, без Сталина гораздо лучше жить, чем с ним.
конечно, порядок. Но другое дело, что люди в страхе жили. При Сталине,
допустим, стал бы я калымить? Да ни в жизнь.
Глава 22
она, увидев "черный ворон", приготовилась к самому худшему. Она ждала, что
люди, поднявшиеся на площадку второго этажа, начнут колотить кулаками или
прикладами в дверь, требовать открытия ее именем Союза Советских
Социалистических Республик. И не дождавшись ответа, начнут выламывать дверь
или палить в нее из всех видов оружия. Но ничего этого не случилось. Люди
потоптались на площадке и стали тихонько спускаться вниз. Аглая еще немного
подождала, выглянула одним глазом из-за тюлевой занавески и только теперь
поняла, с какой низкой целью используется такая машина.
Пленум ЦК КПСС и другие события, убедила Аглаю в том, что сталинская эпоха
ушла безвозвратно в прошлое.
некоторое разочарование. Готовность к героической гибели осталась
невостребованной, и опять надо жить обыкновенной, повседневно скучной
жизнью. И как только она это подумала, ей сразу захотелось есть. Она
засунула свой "Вальтер" назад в валенок, сама сунулась в холодильник, а он -
пустой.
чайную, позавтракать там, успокоиться, послушать, что говорит народ.
1-а, тех, кому делать было нечего. А делать нечего было всем, поскольку
день-то был выходной и недождливый. Все бабки высадились на лавочку,
наблюдали и комментировали происходящее.
Да в них пылищи-то!
кровати, поближе к телу. А в книгах-то чего им водиться и чем питаться?
Буквами, чтолича! - она даже засмеялась от такого предположения.
Показать людям, что ты такой умный и что ты все эти книги читаешь. Так все
равно ж никто не поверит.
всегда читает, читает. И в постели, и за столом. И иной раз так зачитается -
ничего вокруг не видит и не слышит. И то смеется, то плачет. Я ему: "Илюха!
Ты что! Ежли так переживаешь, то зачем же тебе эти книжки? Да пойди лучше с
ребятами по двору побегай, мяч погоняй, воздухом подыши". А он нет. Все
читает, читает...
бабушек отвлекла вышедшая во двор Аглая. Которая, как заметили бабки, была
со вчерашнего дня не в духе.
водитель связки книг и узлы с пожитками клали на вытащенную до того
никелированную кровать с четырьмя шишечками на спинках. Шубкин шел Аглае
навстречу, неся перед собою приемник "Рекорд". Увидев будущую соседку, он,
кажется, смутился, а может быть, даже и испугался и сделал шаг в сторону,
чтобы не укусила, но поздоровался. Аглая, сама себе удивившись, тоже
буркнула "сссте" и пошла дальше, провожаемая взглядами сидевших на лавке
соседок.
и дощатой верандой. На веранде сидел бородатый нищий со сворой прижавшихся
друг к другу маленьких грязных собак и выставленной перед ними картонкой с
текстом: "Мы тоже хотим есть". Тут же лежала и шапка для подаяний. Аглая
этого нищего встречала во многих частях города, никогда ему не подавала и не
видела, чтоб подавали другие, а тут неизвестно с чего расщедрилась и
высыпала из кошелька всю мелочь - больше рубля - в шапку.
а толстым слоем древесных опилок. Должно быть, их не меняли со времен первой
мировой войны, и люди ходили по ним, как по рыхлому снегу. Над столами
висели желтые спирали липучек для мух, а под потолком вдоль стены,
отделявшей кухню от зала, были растянуты два полотна с изречениями. Первое
(его еще не успели снять):
Командировочные инженеры, землемеры, механизаторы, шоферы, прокуроры и
прочий крупный народ и помельче, одни в пиджаках, другие в рубашках с
короткими рукавами, а иные просто в майках.
сквозь густой табачный дым свободное место. И выглядела у окна Степана
Харитоновича Шалейко, красного, веселого, в украинской рубахе с подтяжками,
в габардиновых галифе, в белых начищенных зубным порошком парусиновых
сапогах. Парусиновый пиджак висел на спинке стоявшего рядом стула,
парусиновый портфель лежал на стуле, а широкополая соломенная шляпа - на
портфеле. Аглая думала, что Шалейко отвернется, сделает вид, что не заметил,
а он, наоборот, увидев ее, издали заулыбался, замахал руками, приглашая к
своему столику.
портфель поставил к ногам, а шляпу, не найдя ей другого места, надел на
голову. Перед ним была тарелка с размазанными по ней остатками макарон
по-флотски, алюминиевая вилка, пустой стакан и кружка с недопитым пивом.
Напиток, которым по случаю выходного ублажал себя Шалейко, был