Чтение 15–й страницы книги ~Сестра моя

"И теперь последнее сообщение. Сегодня в 14 часов 35 минут на Выборгском шоссе был убит бандитами вице-губернатор Петербурга депутат Никита Сергеевич Шувалов. Как стало известно, Шувалов оказался там не случайно, а потому что принес выкуп за жену Ольгу. Ольгу Шувалову похитили бандиты и требовали выкуп - шесть тысяч долларов. Объявлен розыск".

Камера показала плачущую женщину, и Надежда с удивлением поняла, что женщина очень похожа на Лену. Но что еще за чертовщина? Она выключила телевизор и помчалась к дому сатанистов, столкнувшись там с Алексеем.

- Вы знаете?

- Знаю. Все знаю.

- Лена, - начала Надежда в волнении, - Ольга не пришла в театр, потому что ее тоже похитили. Какие-то мелкие бандиты, судя по сумме выкупа, который они запросили за вашу сестру. Никита Шувалов убит сегодня случайно в драке. Но утром, когда вы звонили матери, она еще не могла об этом знать.

- Что касается твоего похищения, - добавил Алексей, - то на Шувалова очень сильно давили. Очевидно, это было связано с его новым назначением. Они велели ему кое-что сделать, кадровую перестановку: И приоткрылись, рассчитывая, что он не станет рисковать жизнью жены. Но он к тому времени знал, что похитили не его жену, а тебя. На тебя ему было плевать, поэтому он рискнул обратиться к своим покровителям - и вот вам результат: серия загадочных смертей в Москве. Ольгу очень кстати нейтрализовали бандиты, она не могла ему помешать, а твою мать он припугнул или уговорил отвечать на все звонки, что у нее нет второй дочери, чтобы никто ничего не заподозрил.

- Если уж мать согласилась, то Ольга бы не стала ему перечить, - пробормотала Лена, - даже если бы ее не похитили, она сделала бы все, как решил Никита.

- Может быть, поговорить с ними, все выяснится, - неуверенно предложила Надежда.

- Что тут говорить, все ясно, - отмахнулась Лена.

- Алексей, а как все это связано с вашим делом? - спросила Надежда, чтобы сменить тему разговора.

- Я узнал, кто за всем этим стоял. - Он махнул рукой в сторону лагеря. - Генерал Игнатов. Он тоже сегодня умер. Официальная версия - сердечный приступ, но поговаривают о самоубийстве. Хотя я не верю ни в то, ни в другое, - не такой это был человек. Ну ладно, как стемнеет, я тебя к себе перетащу, - обратился он к Лене, - а то как бы сатанисты не нагрянули. А сейчас мне надо еще в лагерь наведаться.

- Исчезает и появляется как привидение, - вздохнула Надежда. - Что ты так смотришь?

- Куда мне теперь? - прошептала Лена.

- А ты посоветуйся с ним, он поможет.

- Почему вы так думаете?

- Со стороны виднее, - усмехнулась Надежда.

* * *

В лагере творилось черт знает что. Последствия взрыва бойцы ликвидировали, пожар потушили сами. Поскольку каменные стены остались стоять, то огонь далеко не распространился. Приехавших по вызову перепуганных местных пожарных охрана лагеря вежливо завернула, обезглавленную местную милицию тоже - мол, сами разберемся, у нас военная часть, все сами сделаем. Но уж очень хмуро смотрел пожилой, Васильевич, как его называли, головой покручивал и все шею тянул на развалины амбара взглянуть. Но без начальства не рискнул на скандал нарываться. А начальство его лежит себе в больнице, выздоравливает.

Голова у капитана Свирбенко крепкая, скоро заживет, и как бы не начал он отвечать на вопросы людей из Луга, а может, из самого Петербурга приедут. Потому что выяснить про его связи с людьми из лагеря нетрудно - поселок Оредеж небольшой, от людей ничего не скроешь. Но эту проблему они пока еще решить в состоянии, думал человек в штатском, "отец родной", дело это заурядное... Эх, капитан Свирбенко, никогда ты не станешь майором!

Капитан Свирбенко неожиданно проснулся.

В палате было темно, только голубоватый лунный свет лился в окно, как разбавленное молоко, придавая окружающему нереальный таинственный вид. Капитан чувствовал себя ужасно, как с тяжелого похмелья. Голова гудела, как колокол, руки и ноги существовали как будто отдельно от него, абсолютно не повинуясь своему хозяину. Скосив глаза, он увидел стойку капельницы и трубочку, тянущуюся к руке. И вдруг до него донесся тихий звук. Как этот звук проник в его сознание сквозь гул в голове, капитан не понял, но, очевидно, этот звук его и разбудил - звук крадущихся шагов. Капитан не мог пошевелиться, все, на что он был способен, - это осторожно скосить глаза в сторону. Он увидел крадущегося в лунном свете человека. Узнать его он не мог - обманчивое лунное сияние делало все в комнате неузнаваемым и непривычным. Но капитан Свирбенко сразу понял, что гость пришел по его душу.

Он попытался крикнуть, но вместо этого издал только слабый стон. И даже этот стон показался незнакомцу опасным - он подскочил к капитану и, схватив с соседней пустой койки подушку, закрыл Свирбенко лицо. Капитан попробовал сопротивляться, но больное тело его не слушалось. Он ждал удушья, думал, что ночной убийца навалится на него, прижимая подушку, но этого не произошло: воздух слабо проникал через вату. Самым страшным было то, что капитан не мог видеть, что делает рядом с ним убийца.

А тот тем временем достал из кармана пузырек с прозрачной жидкостью и с помощью шприца ввел его содержимое в капельницу, потом взглянул на часы и стал ждать.

Капитан Свирбенко чувствовал его незримое присутствие, и страх все больше овладевал его замутненным сознанием. Вдруг что-то изменилось. Капитан почувствовал странный покой, удивительную легкость. Он почувствовал, что летит над росистым солнечным лугом, набирая высоту... Солнце пронизывало его тело, он становился прозрачным и невесомым. Радость захватила все его существо, она становилась невыносимой, казалось, еще немного - и его не станет, останется только радость.., и действительно, его не стало.

Тело капитана Свирбенко напряглось в судороге, выгнулось и безвольно обмякло. Убийца осторожно проверил пульс, убедился, что капитан мертв, снял с его лица подушку, проверил, не осталось ли после его посещения каких-нибудь следов, протер на всякий случай все предметы, к которым прикасался, и, крадучись, покинул палату.

Мертвое лицо капитана Свирбенко, освещенное голубоватым лунным светом, казалось удивительно счастливым.

* * *

- Располагайся, - Алексей приглашающе махнул рукой, - здесь тебе будет спокойнее.

А то действительно, приедут эти ненормальные, еще тебя заставят в своих оргиях участвовать.

Лена осторожно к нему приглядывалась.

Ей казалось, что теперь это совершенно другой человек. Он стал гораздо спокойнее и человечнее, что ли. Она молча села на краешек табуретки.

- Ну что ты смотришь на меня волком? - не выдержал он. - Сердишься за прошлую ночь? Но ведь не насиловал же я тебя, в самом деле!

При этих словах Лена вздрогнула - да, действительно, она сама... Она вспомнила прошлую ночь, как он целовал ее, и как закрытые глаза придавали всему ощущение нереальности. Лена зябко повела плечами.

- Зачем ты вытащил меня из амбара? Почему не оставил там? Сколько проблем решились бы сами собой! Я никому не нужна, понимаешь. У меня никого нет - ни друзей, ни родных. А когда у человека нет близких - он не существует. Господи, как я хочу умереть!

И какой удобный был случай - после взрыва ничего бы не осталось. И никто не стал бы меня искать - была и пропала! Да и была ли...

- Если ты так хотела умереть, то почему не сказала им, что ты - не та женщина.

- Они бы все равно не поверили, кто в такое поверит?

- А если бы ты упорствовала, то стали бы пытать, - жестко произнес он. - Значит, смерти ты не боишься, а страданий боишься.

- Что ты понимаешь в страданиях! - взорвалась Лена. - Ты можешь представить свое состояние, когда ногу ломают в четвертый раз и надежда почти пропала? И хоть врачи говорят, что да, возможно чудо, и вы сможете танцевать, но в глубине души ты уже понимаешь, что ничего не поможет. Но все-таки требуешь очередной операции.

- Болит нога? - спросил он тихо.

- Теперь нет. Но о балете можно забыть навсегда.

Она не сразу сообразила, что он держит в руках ее лодыжку и мягко поглаживает место перелома.

- Не думай сейчас об этом, - шепнул он. - Все уже в прошлом. Ты жива, а это главное.

В доме было так тихо и уютно, вообще в этом месте было удивительно тихо, даже собаки ночью не лаяли. Когда Лена находилась в доме у сатанистов, ее это пугало, а теперь, наоборот, навевало покой. Его руки все так же нежно переходили выше и выше. Полностью расслабившись, Лена как бы плыла в невесомой лодке по невидимому морю, и в ушах ее тихо звенели колокольчики из третьего акта "Щелкунчика".

"Это уже не сон, - всплыла мысль, - наверное, я умерла и сейчас попаду в рай. Но, кажется, в раю нельзя даже прикасаться друг к другу, а уж тем более делать то, что мы сейчас..."

Через некоторое время она глубоко вдохнула и открыла глаза. Он смотрел на нее.

- Я была в раю.

- Я, конечно, не Господь Бог, - сказал он, улыбаясь, - но такой рай могу устраивать тебе хоть каждый день.

- Так часто нельзя, - серьезно возразила Лена, - это уже не будет раем.

- А по-другому можно? Послушай, не делай такое лицо, как будто все это в последний раз. Для нас с тобой все только начинается.

- Кто ты? Я тебя совсем не знаю.

- Потом узнаешь кое-что. А все тебе знать необязательно.

"Ну уж нет, - подумала Лена, - если я буду с ним, то узнаю про него все, иначе я не согласна".

* * *

В графском имении обстановка была предельно накалена. Маленький фюрер, штатский начальник лагеря, "отец родной" и главный идеолог в одном лице, пытался подавить назревающий бунт на корабле доступными ему средствами.

Самое скверное заключалось в том, что взбунтовались инструкторы - элита лагеря, профессионалы, на которых он раньше мог полностью положиться, на которых и держалась его власть. Инструкторы после взрыва, уничтожившего все запасы - и вещевые и продовольственные, и боеприпасы, требовали, чтобы он немедленно восстановил необходимый НЗ и, главное, выплатил денежное содержание, а тут, как назло, не подошли еженедельные машины с продуктами и не отвечали телефоны необходимых людей. Полковник Медвидь как уехал в город накануне ночных событий, так и не возвращался, и это особенно усугубляло ситуацию: его, боевого командира, инструкторы уважали и даже боялись. В его присутствии бунт был бы невозможен, а вот сейчас... Штатскому начальнику в лагере, полном вооруженных и недовольных убийц, было не просто некомфортно - ему было страшно.

Он пытался апеллировать к их национальному сознанию, кричал, что они - цвет нации, что они должны оставаться на боевом посту, потому что только они могут постоять за святую Русь, за поруганный русский народ, защитить его от разных нечестивых инородцев... Эти зажигательные речи, которые благосклонно воспринимались, пока он выплачивал инструкторам большие деньги, пока он успешно решал вопросы снабжения, сейчас встречались со злой усмешкой.

Когда он исчерпал запас своего красноречия и националистической демагогии и не знал уже, как предотвратить открытый бунт, послышался шум мотора, и на лагерный плац выехала "Нива" полковника Медвидя. "Отец родной" вздохнул с облегчением, но его ждало горькое разочарование. Полковник, едва выйдя из машины, приказал своим бойцам собираться.

- Куда собираться, в чем дело? - Штатский смотрел на могучего полковника с возмущением. - Я надеялся, что вы наведете порядок среди своих людей, подавите зарождающийся бунт, а вы вместо этого собираетесь их увести. Куда это, интересно знать?

Полковник посмотрел на штатского с презрительной жалостью и сказал:

- Ша! Лавочка закрывается.

- То есть как? Мы на вас рассчитывали!

Патриотическое движение видело в вас одного из своих убежденных сторонников, одного из лидеров...

- А пошел ты в задницу! И свое патриотическое движение можешь туда же запихать!

Все, целиком!

- Не думайте, что от нас так просто уйти!

У нас длинные руки! Мы не прощаем изменников и отщепенцев!

Полковник побагровел и пророкотал своим могучим басом:

- Ты, крыса штатская! Скажи "спасибо", что я тебя не трону! Да кто ты такой? Какое там за тобой движение! Я только что из города и могу тебя обрадовать: все серьезные люди, которые с вашим сраным движением были связаны, пропали, будто и не было их! Кто от инфаркта помер, кто в автокатастрофе погиб, кто просто исчез - и заметь, что все эти трагические случайности произошли в один и тот же день! Так что, мил друг, если ты хочешь к своим соратникам присоединиться - скатертью дорога, не буду удерживать, а я лично как можно быстрее собираюсь отправиться в одну из так называемых горячих точек. Честное слово, там мне будет как-то спокойнее. По крайней мере, от инфаркта не помру - сердце у меня дай Бог каждому! А я покуда везде нужен: профессионалы моего класса ценятся на вес золота. Да и ребят своих пристрою.

С этими словами Медвидь развернулся к инструкторам, которые дожидались окончания их разговора.

- Парни! - Полковник мгновенно покрыл своим могучим басом гул голосов на плацу. - Вы - элита! Вы - профессионалы! На фига нам эти националы хреновы! Собираем манатки и едем на Кавказ. Там люди такого уровня без хлеба не останутся! Я уже кое с кем договорился, оплата будет классная, уж вы мне поверьте!

В рядах инструкторов послышался радостный гул и крики, как у запорожцев в Сечи:

- Батя, с тобой хоть к черту в пекло! Мы тебе верим! Мы в тебе не сомневались!

Штатский растерянно оглядывал их ряды.

Ему не на кого было больше опираться...

С уходом людей полковника Медвидя, с его изменой лагерь вышел из-под его контроля.

Медвидь со своими бойцами вывели из гаража несколько "уазиков" и выехали за ворота.

"Отец родной" злобно сплюнул, развернулся и ушел к себе в кабинет. Он снял телефонную трубку и начал набирать один за другим номера телефонов людей, которые могли помочь ему в сегодняшней непростой ситуации.

Он набирал номер за номером, и ни один из них не отвечал. С каждым звонком ему становилось все страшнее и страшнее. Неужели полковник сказал правду? Неужели вся мощная разветвленная, отлаженная организация рухнула в один день? Неужели все ее высокопоставленные покровители, все эти люди с огромными связями, огромными деньгами и возможностями проиграли главную игру своей жизни?

Неужели их уничтожила сила еще большая, чем они? Он привык чувствовать за собой мощную поддержку, привык сознавать свою неуязвимость - и вдруг оказался беззащитен...

Уже без всякой надежды на успех он снова снял трубку, чтобы набрать еще один номер. Но телефон вообще замолчал. Не было даже длинного гудка - трубка глухо молчала в его руке.

Связь оборвалась... Или ее кто-то оборвал? Он похолодел. Неужели вслед за всеми теми людьми, о которых говорил Медвидь, пришла и его очередь? А собственно, почему они должны пощадить его? Кто такие эти они, он не знал да и не задумывался. Это были враги - страшные, неумолимые... Они расправились со всеми теми людьми, на которых он привык рассчитывать, опираться, и вот теперь идут за ним...

Он выдвинул ящик стола, где всегда лежал заряженный револьвер, - но оружия не было на месте. Да и какое оружие поможет против неодолимой неумолимой смерти?

В дверь кабинета постучали. Неужели это конец?

- Войдите, - сказал он охрипшим от страха голосом.

Он ожидал увидеть хладнокровного убийцу, киллера, подосланного могущественными врагами, но на пороге стоял худой белобрысый парень, всего четыре месяца назад прибывший в лагерь. Хозяин кабинета вздохнул с облегчением: с этими ребятами он чувствовал себя уверенно. Легко подчинял их своей воле, они выполняли его приказы беспрекословно...

- Что тебе, Андреев? - Он вспомнил фамилию вошедшего, память у него всегда была прекрасная, и это не раз служило ему хорошую службу. - Что тебе? Ты видишь, я занят.

- Ничего, прерветесь. - В голосе молодого солдата звучали волнение и робость, но слышалась и напряженная нервная сила, и с трудом сдерживаемая ненависть.

- В чем дело? - Штатский придал своему голосу отеческую суровость и командирские интонации. - Немедленно выйди из кабинета! Если у тебя есть вопросы, обратись по форме!

- А как к вам обращаться? - спросил парень спокойно-злым голосом. - К полковнику - понятно, а вы кто? Вы же штатский.

- Я - замполит лагеря! Ты это прекрасно знаешь!

- Ничего я не знаю! Эту должность вы сами себе придумали, и с какой это стати штатский может командовать в военной части? Если это, конечно, военная часть.

- Это что - мятеж? - взвизгнул штатский. - Я тебя арестую! Под трибунал пойдешь!

- Ага, сейчас! Под трибунал! Когда Сергей Свиридов прокурору написал - куда он исчез?

А насчет того, чтобы арестовать - это попробуйте. Как вы меня будете арестовывать - лично?

- Подожди, Андреев, не кипятись. - В голосе "замполита" заметно поубавилось командных ноток, - давай поговорим по-мужски. Обсудим все это...

- Давайте поговорим. Только не со мной одним. Выйдите к ребятам, они ждут вас снаружи.

"Отец родной" затравленно огляделся и решил, что безопаснее подчиниться и попробовать еще раз воздействовать на неопытных наивных новобранцев своим красноречием, своей испытанной демагогией. Он вышел на крыльцо штабного домика. Здесь собрался, конечно, не весь лагерь, но человек сорок ждали его, угрюмо и решительно переглядываясь.

- Солдаты! - с ходу разогнался "отец родной". - Не дайте обмануть себя продажным идеологам! Наймитам международного капитала и западных спецслужб!

- Мы не дадим себя обмануть продажным идеологам вроде тебя! - закричал рыжий веснушчатый парень и стащил его с крыльца.

- Ребята, ребята! - запричитал "замполит" в ужасе, пытаясь вырваться, но уже десятки рук тащили его куда-то на край лагеря.

- Ребятушки, да вы что? Я же с вами как отец родной...

- На хрена нам такой отец! - зло выкрикнул Андреев. - А с Юркой Никандровым ты тоже как отец родной обошелся?

- А что Никандров? Что - Никандров? - заверещал штатский. - Он дезертировал, его не нашли! Он небось дома уже давно!

- Нечего нам лапшу вешать! Серега Свиридов видел, что вы с Юркой сделали, и тоже пропал! А сколько ребят до полусмерти забили! Сколько пропали без следа!

"Замполит" пытался оправдываться, но все яснее понимал, что никакие оправдания ему не помогут. Парни тащили его, не обращая внимания на вялое сопротивление, на самый край лагеря. Он не мог понять, куда и зачем его ведут, пока не увидел растущую у самого ограждения старую осину.

- Что вы, что вы надумали, ребятушки! - Голос его стал слезливым и жалким. - Вы что это сделать хотите?

- Повесить тебя, как Иуду, на осине, - ответил ему рыжий с холодной ненавистью, - другой смерти ты не заслуживаешь.

Один из солдат легко вскарабкался на дерево, перекинул через толстый наклонный сук веревку, закрепил ее и спрыгнул.

- Ребята, это же самосуд! Вас же за это посадят!

- За такую сволочь и отсидеть не жалко!

Давай, ребята, тащи чурбан!

Кто-то из парней приволок толстый чурбан, "замполита" втащили на него, Андреев завязал на конце веревки петлю.

- Родненькие мои, не делайте этого, - "отец родной" пытался встать на колени, но сильные молодые руки подняли его, - у меня дети такие же, как вы, не оставьте их сиротами!

- Дети у тебя такие? - Голос Андреева звенел от ненависти. - А ты сына своего в этот лагерь не привел? Ты его в смертники не готовил? Ты инструкторам сапогами забивать его не велел? Ты его со своим палачом-гориллой удавкой не душил? Ты его в лесу не закопал, как собаку бездомную? Да сын твой такая же сволочь, как ты! А если нет, то ему лучше сиротой быть, чем с таким папашей!

"Отец родной" лгал всю жизнь. Даже перед лицом смерти он не мог не лгать: никаких детей у него никогда не было.

Андреев накинул петлю ему на шею, проверил узел, в последний раз взглянул с ненавистью в бесцветные глаза приговоренного.

В глазах этих не было сейчас ничего, кроме животного бесконечного страха. Все утратило сейчас для него значение, все, что когда-то было для него важно: и националистические лозунги, и жажда власти. И самая сильная его страсть - деньги... Сейчас он всем своим существом хотел только одного - жить любой ценой!

- Толик, - прошептал он, вспомнив неожиданно имя Андреева, - Толик, спаси, не губи. У меня много денег, все тебе отдам!

Андреев посмотрел на него с глубочайшим презрением. Скривившись, он проговорил:

- Ну и гнида же ты!

После этого он отвернулся и сплюнул. Несколько ног одновременно выбили чурбак из-под самозваного "замполита".

После того, как тело перестало дергаться, на плацу установилась гнетущая тишина. Запал тяжелой злобы прошел, и теперь ребята растерянно переглядывались.

- Правильное решение, - раздался негромкий голос, и из-за кустов вышел худощавый, просто одетый человек.

- Ты еще кто такой? - вызверился на него Андреев.

- Вот что, ребята, - продолжал тот спокойно. - Лагерь ликвидирован. Оставаться вам тут нельзя, потому что скоро очухаются местные власти и припрутся сюда для выяснения.

А вы и сказать-то ничего не можете - кто такие, откуда.

- Нас в армию призвали! - заикнулся было рыжий.

- Тише, тише, - отмахнулся Алексей, - не ерепенься. Никуда вас не призвали, документы ваши из военкомата изъяты. Нигде вы никак не фигурируете. Сидел там один в горвоенкомате, этим и занимался за деньги. И здесь на вас никаких документов нету. Так что решайте сами: кто до дому подастся и там как-нибудь документы выправит, а у кого совесть чиста и крови товарищей на руках нету, то вот вам адрес в Петербурге, там помогут. Только, не врать там, все честно рассказывать. И добирайтесь до города аккуратно, без документов-то.

Лучше по двое, трое, одежонку какую-нибудь раздобудьте вместо этого вашего полувоенного... Все поняли?

- А вам-то что? - опомнился рыжий, но человек шагнул в кусты и пропал.

* * *

Надежда была в приподнятом настроении, потому что с утра на дачу неожиданно заявились мать со своей приятельницей. Мать сбежала из санатория на три дня раньше срока, потому что душа болела из-за огурцов, приятельница же поссорилась с невесткой из-за воспитания великовозрастного балбеса-внука и решила уйти из дома. Мать, наскоро обследовав огород, сообщила, что предчувствия ее не обманули, что Надежда совершенно запустила теплицы, не говоря уже о грядках, что огурцы плодоносят ничтожно мало и что вообще непонятно, как они дают хоть что-то.

И что больше она не поедет ни в какой санаторий, хоть золотом ее осыпь, потому что Надежде ничего поручить нельзя, она все испортит. Несмотря на то, что мать говорила вопиюще несправедливые вещи, потому что от огурцов было некуда деться, Надежда ужасно обрадовалась ее приезду, так как огород за неделю ей совершенно осточертел. Поэтому он" сделала вид, что обиделась, и быстренько собрала вещи. Напоследок она решила смотаться предупредить Алексея, что уезжает, а то как бы он не появился по своему обыкновению неожиданно и не напугал старушек до полусмерти.

У Алексея она застала одну только Лену, которая, напевая, подметала пол.

- Ой, Надежда Николаевна. А я собиралась к вам Лешу послать! Мы сегодня уезжаем, на машине.

- И куда же вы теперь? - улыбаясь, спросила Надежда.

- Сначала в городе поживем немного, а потом.., как он решит, - уклончиво ответила Лена.

Надежда пригляделась к ней, отметила мягкий блеск глаз, уверенные движения - Ты ему доверяешь? - прямо спросила она.

- А что мне еще остается? Я ведь теперь никто, меня нет. А он обещал помочь, сказал, что отвезет меня в Европу. Ему положен отпуск за то, что так долго здесь сидел.

- Не только поэтому ты с ним едешь, - рассмеялась Надежда, - вижу, как ты сияешь.

- Может быть, действительно у нас начнется новая жизнь? - тихо сказала Лена.