посев и хлеба для пропитания, под условием, что они, с своей стороны,
обязуются не выходить из отведенных им пределов, не приближаться к владениям
белых и не вредить им. Старый Пятница велел индейцу вернуться к своим
единоплеменникам и переговорить с ними, предупредив, что, если они не
согласятся, их всех перебьют.
около двадцати семи человек - согласились с первого слова и попросили дать
им поесть чего нибудь. Тогда двенадцать испанцев и двое англичан,
вооружившись и взяв с собой трех индейцев-невольников и старого Пятницу,
отправились к ним. Три индейца невольника снесли им большой запас хлеба и
вареного рису, высушенного на солнце; и кроме того отвели к ним трех коз.
Затем им было ведено отойти на склон холма, где они уселись на землю и с
благодарностью уничтожили данную им провизию. Впоследствии дикари эти свято
держали свое обещание и никогда не приближались к жилью белых, за
исключением тех случаев, когда приходили просить съестных припасов или
указаний. Так они и жили на своем участке, когда я приехал на остров и
посетил их.
не хватало только жен, чтобы разрастись в целое племя. Наши научили их
делать деревянные заступы - вроде того, какой я себе сделал, дали им дюжину
топоров и три или четыре ножа; все они оказались удивительно кроткими и
наивными, как малые дети.
совершенно не тревожили нашей колонии. Правда, время от времени к берегу
подъезжало несколько челноков, и дикари справляли на берегу свои
бесчеловечные праздники; но, так как они принадлежали к различным племенам и
может быть даже не слыхивали о том, что сюда приезжало большое войско, и о
том, зачем оно сюда приезжало, - то и не разыскивали своих земляков, да если
бы и стали разыскивать, найти их было не так то легко.
острове до моего возвращения, по крайней мере, обо всем заслуживающем
внимании.
колонистов, и последние часто посещали их, но индейцам под страхом смерти
был запрещен вход во владения белых; они боялись, как бы те снова не предали
их. Замечательно, что дикари оказались наиболее искусными по части плетения
корзин и скоро превзошли своих учителей.
ножницами, заступами, лопатами, кирками и всякими нужными для них орудиями.
С помощью этих орудий они изловчились устроить очень красивые хижины или
дома, обнесенные крутом плетнем или же с плетеными, как у корзин, стенами.
Это было очень остроумно, и хотя постройки имели странный вид, но служили
прекрасной зашитой как от жары, так и от всяких зверей и насекомых. И наши
были так довольны этими хижинами, что приглашали к себе дикарей и
приказывали выстроить для себя такие же. Когда я отправился посмотреть
английские поселки, то мне издали показалось, что передо много большие
пчелиные ульи. А Вилль Аткинс, сделавшийся теперь очень работящим, полезным
и трезвым малым, выстроил себе такую плетеную хижину, какой, я думаю, и не
бывало на свете. Этот человек обнаружил вообще большую изобретательность
даже в таких вещах, о которых он раньше не имел никакого понятия: он сам
устроил себе кузницу, с двумя деревянными мехами для раздувания огня, сам
нажег себе угля для кузницы и сделал из железного лома наковальню. При
помощи этих приспособлений он выковал много различных вещей: особенно
крючков, гвоздей, скоб, болтов и петель. Никто в мире не видел должно быть
таких прекрасных плетеных построек, какие были у него. В этом огромном
пчелином улье жили три семьи: Вилль Аткинс, его товарищ и жена убитого
третьего англичанина с тремя детьми (третьим она была беременна, когда погиб
ее муж). Товарищи ее мужа охотно делились с нею хлебом, молоком, виноградом,
а также дикими козлятами и черепахами, если им случалось убить или найти их.
Так все они жили согласно, хотя и не в таком достатке, как семьи двух других
англичан, как было уже упомянуто мною.
подобное, хотя они часто напоминали друг другу о существовании бога очень
распространенным у моряков способом, т. е. клянясь его именем. И их бедные,
невежественные дикарки-жены немного выиграли от того, что были замужем за
христианами, как мы должны их называть. Они и сами очень мало знали о боге и
потому были совершенно неспособны беседовать со своими женами о боге и
вообще о религии.
английски, и все их дети, которых было в общем около двадцати, с самых
ранних лет начинали говорить по английски, хотя в первое время и говорили
ломаным языком, подобно своим матерям. Во время моего приезда на остров
старшим из этих ребят было лет по шести. Матери их были рассудительные,
спокойные, работящие женщины, скромные и учтивые; они охотно помогали друг
другу, были очень внимательны к своим господам - не решаюсь назвать их
мужьями - и покорны им. Оставалось только просветить их светом христианской
веры и узаконить их браки.
должен теперь сказать несколько слов об испанцах, которые составляли ядро
всей этой семьи и в жизни которых тоже было много достопримечательных
событий.
признавались мне, что за все время плена они ни в чем не проявили
находчивости и изобретательности; что в плену они представляли собой горсть
бедных, несчастных отверженцев, и, если бы даже у них явилась возможность
улучшать свое положение, они не сумели бы им воспользоваться, ибо они до
такой степени предались отчаянию и так ослабели духом под гнетом своих
несчастий, что не ждали уже ничего, кроме голодной смерти. Один из них,
серьезный и умный человек, сказал мне, что теперь он убедился в своей
неправоте и понял, что людям мудрым не подобает предаваться отчаянию и
всегда нужно обращаться к помощи разума для облегчения настоящего и
обеспечения лучшего будущего. Он оказал мне, что уныние есть самое
безрассудное чувство, ибо оно направлено на прошлое, которого невозможно ни
вернуть, ни поправить, и пренебрегает будущим, убивает охоту искать
улучшения нашей участи. Тут он привел одну испанскую поговорку, которую
можно перевести так: "сокрушаться в горе значит увеличивать его вдвое".
положении, казалось, безвыходном, заметив, что по его наблюдениям англичане
обнаруживают в затруднительных случаях несравненно больше присутствия духа,
чем какая либо другая нация. Зато его несчастные соотечественники, да еще
португальцы, совершенно не приспособлены к борьбе с невзгодами, ибо при
всякой опасности, после первого же усилия, если оно закончилось неудачей,
они тотчас же падают духом, приходят в отчаяние и гибнут, вместо того, чтобы
собраться с мыслями и придумать способ избавиться от опасности.
Иногда они по нескольку дней сидели без пищи, так как на острове, где они
находились, население вело чрезвычайно праздный образ жизни и потому было
гораздо меньше обеспечено необходимыми средствами к жизни, чем другие
племена в этой части света. Тем не менее эти дикари были менее хищными и
прожорливыми, чем те, у которых было больше пищи.
с ними ходили на войну. Но, не имея пороха и пуль, они оказались на поле
сражения в еще худшем положении, чем сами дикари, так как у них не было
луков и стрел, а если дикари снабжали их луками, то они не умели
пользоваться ими, так что им оставалось только стоять и подставлять свое
тело под стрелы врагов до тех пор, пока дело не доходило до рукопашной.
заостренные палки, вставленные в дула ружей; иногда им удавалось обращать в
бегство этим оружием целые армии дикарей.
обтягивали шкурами диких зверей и закрывались этими щитами от стрел дикарей.
Несмотря на это, иногда они подвергались большой опасности. Однажды пятеро
из них были сбиты с ног дубинами дикарей, один при этом взят в плен. Это был
тот испанец, которого я выручил. Сначала они считали его убитым, но когда
узнали, что он взят в плен, были крайне опечалены этим и охотно готовы были
пожертвовать своей жизнью, лишь бы освободить его.
их приятеля и собрата по невзгодам, которого считали съеденным кровожадными
дикарями, и как были поражены, увидав присланные мною съестные припасы и
хлеб, которого они не видывали с тех пор, как попали в это проклятое место.
Они говорили, что им очень хотелось бы выразить свою радость при виде лодки
и людей, готовых отвезти их к тому человеку и в то место, откуда им были
присланы все эти припасы, но что ее невозможно описать словами, ибо их
восторг выражался в таких диких и бурных формах, что граничил с
сумасшествием. Я вспомнил о восторгах Пятницы при встрече с отцом, о
восторгах спасенного мной экипажа горевшего судна, о радости капитана
корабля, освобожденного на необитаемом острове, где он рассчитывал найти
гибель; вспомнил свою собственную радость при освобождении из 28-летнего
заключения на острове. Все это еще больше расположило меня к беднякам и
внушило еще больше сочувствия к их невзгодам.
рассказать о том, что я сделал для его обитателей и в каком состоянии
оставил этих людей. Я вступил в серьезный разговор с испанцем, которого я
считал небольшим, относительно их пребывания на острове. Я заявил ему, что
приехал для того, чтобы устроить их, а не для того, чтобы выселить, что
привез с собой много различных вещей для них, что я постараюсь снабдить их
всем необходимым по части жизненных удобств и самозащиты и что, кроме того,
со мной приехало несколько человек, которые согласны войти в их семью и, в
качестве ремесленников, могут оказать им не мало услуг, снабдив их как раз
теми вещами, в каких у них до сих пор чувствовался недостаток. Для этого
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Жюль Верн
Жюль Верн
Шилова Юлия
Пехов Алексей