на окраине города, лето было уже в разгаре. Лесные поляны покрывали яркие
россыпи больших оранжевых купальниц, по-местному "жарков". Причудливые
скалы вздымались над бархатисто-синим ковром черневой тайги, словно
застывшие башни кучевых облаков.
Мне повезло - встретил двух местных столбистов (так называют себя
красноярские скалолазы, которые принципиально не пользуются никакой
техникой, кроме галош). У них как раз оказалась лишняя пара, и мне удалось
натянуть галоши на свой сорок шестой размер. Поверхность гранитных
скал-останцев шершавая, так что на резиновой подошве можно идти вверх даже
по почти вертикальной стене. Но, кроме стен, на "столбах" есть еще трещины,
по которым можно подниматься "враспор", острые наклонные ребра, где идешь,
балансируя на стометровой высоте, словно по тротуарному бортику, и
множество других чудесных аттракционов. Камень прочный, что позволяет,
скажем, висеть на пальцах одной руки, не боясь, что "зацепка" обломится.
Будь на то моя воля, я бы жил в Приморском крае, а на выходные летал бы в
"Столбы".
К вечеру на город опустился густой серый смог. В Красноярске множество
оборонных заводов, которые, как и повсюду, плюют на нормативы по
загрязнению воздуха. В поезде я сразу занял верхнюю полку, открыл окно и
поехал дальше на приятном сквознячке. Среди ночи электровоз отцепили,
заменив тепловозом. Утром меня разбудили два милиционера, подозрительно
вглядывавшихся в мое лицо. Долго не мог понять, что им от меня нужно, пока
кто-то из пассажиров не протянул мне зеркальце. Оказалось, что морда у меня
совершенно черная от летевшей из окна сажи. Еще день по березовым
лесостепям - и я в Бийске. Город интересен красивым собором и невероятным
количеством комаров. А на следующее утро меня встретил пылью и давкой
автовокзал Горно-Алтайска.
Все путешествие по Алтаю сопровождалось удивительным везением на попутный
транспорт. Доехав через покрытые роскошными кедрачами перевалы до
Усть-Кана, я с ходу поймал вездеход до изумительно красивого озера Аккем у
подножия Белухи. Обратно удалось спуститься верхом - у местных пастухов
нашлась свободная лошадь. Подгоняя маленькую отару, мы вышли к Катуни и
увидели на берегу живописную компанию с типично алтайскими лицами. Это были
японские туристы, сплавлявшиеся на плотах. С ними я проплыл семьдесят
километров до Чуйского тракта, сэкономив два дня пути.
Тракт, извилистая грунтовка среди белых и красных скал, привел меня в
поселок Акташ. В гостинице моим соседом оказался врач-алтаец, который весь
вечер жаловался мне на злых и агрессивных русских завоевателей, огнем и
спиртом поставивших его народ на грань вымирания. Весь следующий день я
бродил по чудесным альпийским лугам, украшенным ядовитыми ртутными озерами,
а затем "КАМАЗ", на местном жаргоне - "самолет", промчал меня по всему
Чуйскому тракту обратно вниз. Пока редкие лиственничники и пустынные степи
Центрального Алтая плыли за окном кабины, а густой шлейф пыли заставлял
взлетать пасущихся у дороги журавлей-красавок, шофер с обидой рассказал мне
про злых и неблагодарных алтайцев, которые обстреливают на тракте машины и
выживают русских. И это - вместо благодарности за среднее образование,
бесплатное здравоохранение и платное электричество. Дорога запомнилась как
бесконечное чередование скальных карнизов - "бомов", заросших густейшей
тайгой горных кряжей и широких лугов, сплошь залитых оранжевыми "жарками".
Трясясь в автобусе на Телецкое озеро, я познакомился с вертолетчиками,
которые подбросили меня на реку Чулышман. Это был санитарный рейс -
забирали туриста-водника, получившего травму при сплаве. Место в его
байдарке, естественно, освободилось, и половину следующего дня я вертелся в
тучах брызг среди порогов нижней части реки. Потом течение стало спокойнее,
и к вечеру мы были в устье. Отсюда маленький теплоходик провез нас по всему
озеру. В серебряной воде отражались высоченные отвесные берега, покрытые
тропически густой зеленью. Узкие каньоны уходили вверх, и цепочки водопадов
искрились между тонкими полосами тумана. Синие пихтарники оказались сырыми,
как амазонская сельва. Орхидеи-башмачки светились в тени кедровой чащи.
Нигде не видел таких красивых таежных лесов, как на Алтае.
К сожалению, была уже середина июня, и времени у меня осталось совсем мало.
Я успел еще съездить в Чемал, пройтись по берегам Катуни, мчавшейся сквозь
лабиринт крошечных скалистых островков, каждый из которых был украшен
аккуратным пучком сосен. А к концу следующего дня уже глядел из окна вагона
на западносибирские равнины.
По дороге на Тянь-Шань я сделал четыре коротких остановки. Первую - на
степных Кулундинских озерах, где литровая банка клубники "Виктория" стоила
сорок копеек (с тарой). Вторую - в Казахском мелкосопочнике, уютной стране
разноцветных каменистых холмов, населенных сайгаками, дрофами-красотками и
каракуртами. Третью - на берегу Балхаша, в Бетпак-Дале. Эта гипсовая
пустыня, всюду описываемая как скучная и безжизненная, оказалась
красивейшей местностью с интереснейшей флорой и фауной. Четвертая остановка
была в желанной для наркоманов Чуйской долине, оказавшейся, наоборот, очень
скучной. Единственное, что там водилось - это саранча. Ее стайки при каждом
шаге с громким треском разлетались из-под ног и прятались в густых куртинах
анаши.
Во Фрунзе я попал в самый разгар узбекско-киргизского конфликта, но на сей
раз события как-то прошли стороной. Путешествие по Внутреннему и
Центральному Тянь-Шаню обошлось без эксцессов, если не считать случая в
автобусе Чолпон-Ата-Пржевальск, когда одного из пассажиров стошнило прямо
на мой многострадальный рюкзак. Мы с уже известным читателю Витей Лесиным
вдоволь нагулялись среди ледников Тенгри-Тага, красных скал Джеты-Огуза и
ельников Терскей-Ала-Тоо, но вот при возвращении случилась "нескладуха".
Из-за рухнувшего моста пришлось сто пять километров идти пешком, чтобы
успеть в Алма-Ату к самолету. К счастью, рюкзак был уже пустой. За полдня и
ночь я добрался до Кегена, казахского поселка близ знаменитых
Чарын-Темирликских каньонов.
Эти места мне были хорошо знакомы. Однажды я прилетел в Казахстан в начале
апреля, рассчитывая на теплую погоду. Но необычно резкое похолодание
заставило меня ночевать в междугородних автобусах, каждый день оказываясь
на новом месте. Так мне удалось побывать на Курдайском перевале, где весной
цветут все красивейшие в мире виды тюльпанов, в Джунгарском Алатау, на
озере Алаколь и так далее, при этом ни разу не простудившись.
...Итак, в последний день июня я доехал до Алма-аты. Сил едва хватило на
то, чтобы доползти до базара. Ранняя дыня быстро восстановила мое
самочувствие. Прокатился в Медео, еще раз зашел на базар и, скупив
абрикосов и черешни на все оставшиеся деньги, улетел в Москву. В результате
месяца гонки на тепловозах и прочих транспортных средствах я день в день
успел туда, куда меньше всего на свете хотел попасть - в Советскую Армию.
Но об этом - в следующей истории.
Ошибки систем обнаружения, наведения и целеуказания.
Ошибки систем ОНЦ подразделяются на два класса: ложные тревоги и пропуски
цели.
Наставление по радиоэлектронной борьбе для аэродромных служб, глава 6
параграф 14 п. 6.
Выпив в поезде несколько ящиков водки, мы с опухшими мордами нестройной
колонной вступили на территорию Шаул...ского аэродрома. Литовские ребятишки
кидали в нас яблоки, крича "оккупанты, идите домой!" Мы с тоской
оглядывались по сторонам, предвидя долгий месяц голода и муштры.
Саша Безпелкин обладал очень тонкими ушами и умел сворачивать их в
трубочку. Демонстрируя этот фокус всем офицерам по очереди, он сумел в
первый же день устроиться судомойкой в столовую. Мы молча завидовали.
Однако вечером выяснилось, что кормят, как на убой. И вот бедный Безпелкин
мыл горы посуды, пока мы проводили время более приятным образом: начались
нелегкие курсантские будни.
Работы для нас в части не было никакой. С утра мы плотно завтракали, потом
ехали на летное поле. Деловые ребята "шакалили" по аэродрому, скупая и
воруя все, что попадалось на глаза - летные куртки, парашютный шелк,
радиодетали. Более ленивые загорали на солнышке или собирали землянику в
окрестном лесу. После роскошного обеда мы играли в карты или забивали козла
до ужина, а потом шли в самоволку.
Сначала городская публика встретила нас криками про пакт
Риббентропа-Молотова, но мы ответили заранее выученной фразой "Labas
Denas!" ("Добрый день!"), и вскоре уже сидели в лучшей Шаул-ской пивной. На
третий день, когда моральное разложение достигло апогея, в нашу казарму в
час ночи пожаловал грозный полковник Нахрапов.
В казарме было немноголюдно. Мы с другом Игорем смотрели западногерманское
телевидение. Игорь уже проиграл мне в "двадцать одно" свою кружку, и
поэтому, чтобы приготовить коктейль, вынужден был поочередно тянуть
"Ркацители" и ликер "Vana Tallinn" прямо из горлышек. Я лениво точил о
брусок купленную в городе финку. Полковник замер, уставившись на нас
выпученными глазами. В этот момент из спального помещения донеслись
позывные "Голоса Америки", и Нахрапов бросился туда. Почти все койки
пустовали, лишь на одной сидели несколько ребят, слушая радио, а с двух
дальних слышался странный шум. Комполка с ужасом глядел на разбросанные по
полу предметы женского туалета, потом завизжал:
- Рота, подъем! Боевая тревога!
На следующий день двое любителей "клубники" получили по трое суток губы, и
мы были вынуждены открыть оборонительные военные действия. Сначала кто-то
нечаянно сорвал в истребителе рычаг аварийного открытия люка, и новенький,
только что с завода самолет остался с развороченной носовой частью. Потом
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Прозоров Александр
Елманов Валерий
Курылев Олег