выказали такую ловкость и проворство, которые ясно доказывали, что подобные
расправы были им не в новинку.
надеялся получить свободу, и, не зная, радоваться ему или бояться, узнал в
нем угрюмого и молчаливого товарища дядюшки Пьера. Конечно, в, каких бы
преступлениях ни обвиняли этих людей, он не мог не знать из утреннего
приключения, что Дорвард не имеет с ними ничего общего; однако трудно было
сказать, захочет ли этот зловещий человек быть для него справедливым судьей
и беспристрастным свидетелем, и Дорвард не был уверен, что он улучшит свое
положение, если обратится к нему за помощью.
Труазешель - "Три ступеньки"; палачу дали такое прозвище потому, что
осужденные поднимались на эшафот по трем ступенькам.>, - сказал мрачный
начальник отряда, обращаясь к двум своим подчиненным, - вот к вашим услугам
подходящие деревья. Покажите-ка этим нехристям, этим колдунам и разбойникам,
что значит мешать правосудию короля, когда оно наказывает кого-нибудь из их
проклятого племени! Долой с коней, ребята, да живо за дело!
каждого из них висело на седле по большой связке аккуратно смотанных
веревок. Они их проворно размотали, и на каждой оказалась готовая петля.
Кровь застыла в жилах Дорварда, когда он увидел, что они приготовили три
петли, и понял, что одна из них предназначена для него. Тут он громко
окликнул начальника отряда, напомнил ему об их утренней встрече, о правах
свободного шотландца в дружественной союзной стране и стал уверять, что не
только не имеет ничего общего с этими людьми, но даже не знает, в каких
преступлениях их обвиняют.
малейшего внимания на его слова, повернулся к кучке крестьян, сбежавшихся из
любопытства или из желания свидетельствовать против пойманных, и строго
спросил их, был ли этот молодец с теми бродягами.
веревку, на которой по приказанию его величества вздернули того
бездельника... И поделом ему, ваша милость! - поспешил ответить один из
крестьян.
видел этого молодца, когда их шайка грабила нашу ферму, - добавил другой.
весь черный, а у этого лицо совсем белое; у того были короткие курчавые
волосы, а у этого длинные русые кудри.
скажешь, что у того была зеленая куртка, а у этого серая. Так ведь его
милости господину прево известно, что все они так же легко меняют свою
шкуру, как и платье. Нет, нет, это тот самый!
против повеления короля и пытался спасти приговоренного к смерти изменника,
- сказал начальник отряда. - Эй, Труазешель, и ты, Птит-Андре, живо за дело!
юноша. - Не дайте умереть невинному! Мои соотечественники этого так не
оставят, они вам отомстят за мою смерть в этой жизни, а в будущей вы дадите
ответ самому богу за напрасно пролитую кровь!
ответил прево и левой рукой сделал знак своим подчиненным; в то же время он
со злобной, торжествующей улыбкой дотронулся указательным пальцем до своей
правой руки, которая была у него на перевязи, вероятно вследствие удара,
полученного им утром от Дорварда.
понял, что жажда мести была единственной причиной этой жестокости и что ему
нечего ждать пощады.
напутственное слово, Труазешель, прежде чем спровадишь его на тот свет: ты
хорошо справляешься с этим, когда под рукой нет духовника. Дай ему минуту на
благочестивые размышления, но чтобы через минуту все было кончено, слышишь?
Я должен продолжать объезд. За мной, ребята!
палачам только двух-трех солдат. Несчастный юноша с отчаянием смотрел вслед
отъезжающим, и, когда топот копыт затих, постепенно замирая вдали, в душе
его угас последний луч надежды. В смертельном страхе он оглянулся вокруг и,
несмотря на весь ужас этой минуты, был поражен стоическим хладнокровием
своих товарищей по несчастью. Сначала они были охвачены страхом и изо всех
сил старались вырваться, но, когда их связали и они убедились, что смерть
неизбежна, они стали ждать ее с невозмутимым спокойствием. Ожидание смерти
придало, может быть, некоторую бледность их загорелым лицам, но страх не
исказил в них ни одной черты и не погасил упорного высокомерия, горевшего в
их глазах. Они напоминали пойманных лисиц, которые, пытаясь спастись,
истощили весь запас своей хитрости и гордо умирают в мрачном молчании, на
что не способны ни медведи, ни волки, эти страшные враги охотника.
заметить, приступили с гораздо большей поспешностью, чем приказал их
начальник; это, впрочем, можно было объяснить привычкой, благодаря которой
они стали находить даже удовольствие в исполнении своих ужасных
обязанностей.
как во время всякой тирании личность палача всегда получает важное значение.
другу как по приемам, так и по внешности. Людовик называл одного Демокритом,
другого Гераклитом <Демокрит и Гераклит - знаменитые философы Древней
Греции; Демокрита называли в древности "Смеющимся", а Гераклита -
"Плачущим": считали, что Демокрит осмеивал, а Гераклит оплакивал
человеческие заблуждения.>, а их начальник, великий прево, окрестил одного
"Жан-кисляй", а другого - "Жан-зубоскал".
выражением какой-то особенной важности в лице. Он всегда носил на шее
крупные четки, которые имел обыкновение набожно предлагать в пользование
несчастным, попадавшим в его лапы. У него были всегда наготове два-три
латинских изречения о тщете и ничтожестве земной жизни, и если б можно было
допустить подобное сочетание, он мог бы соединить обязанности палача с
обязанностями тюремного священника. Птит-Андре был, напротив, маленький,
кругленький человечек, жизнерадостный и подвижный, исполнявший свои
обязанности как самое веселое дело в мире. Казалось, он питал особенную,
нежную привязанность к своим жертвам и обращался к ним не иначе, как с
самыми приветливыми и ласковыми словами. Он называл их то "друг любезный",
то "голубушка", то "старый приятель", то "папаша", в зависимости от их пола
и возраста. В то время как Труазешель старался внушить несчастным осужденным
философский и религиозный взгляд на ожидавшую их участь, Птит-Андре всегда
пытался пустить в ход веселую шутку, чтоб облегчить их переход в лучший мир,
и убеждал их, что земная жизнь - вещь низкая, презренная и ничего не
стоящая.
все разнообразие своих талантов, столь редких в людях их профессии, внушали
всем такую безграничную ненависть, какой ни до, ни после них, наверно, не
внушал никто из их братии; те, кто их знал, сомневались лишь в одном:
который из двух - торжественный и степенный Труазешель или вертлявый и
болтливый Птит-Андре - был отвратительнее и страшнее. Несомненно, что в этом
отношении, оба они по праву заслужили пальму первенства среди всех других
палачей Франции, за исключением разве своего господина Тристана Отшельника -
знаменитого великого прево да его господина Людовика XI.
подобные соображения. Жизнь и смерть, время и вечность - вот что носилось
перед его умственным взором; его слабая человеческая природа изнемогала
перед этой ужасной перспективой, а возмущенная гордость восставала против
этой слабости. Он обратился мысленно к богу своих отцов, и в памяти его в ту
же минуту всплыла старая, полуразрушенная часовня, где покоился прах всех
его близких и где не было только его. "Заклятые наши враги дали им по
крайней мере могилу в родной земле, а я, словно отверженец, достанусь в
добычу воронам и коршунам на чужбине!" Слезы невольно брызнули из его глаз.
Труазешель легонько тронул его за плечо и торжественно одобрил его
покорность судьбе. Затем, воскликнув: "Beati qui in Domino moriuntur!"
<"Блаженны те, кто в господе преставился!" (лат.)>, он заметил, что блаженна
душа, отлетающая от скорбящего человека.
веселей. Кстати, и скрипка настроена, - добавил он, помахивая веревкой,
чтобы придать больше соли своей остроте.
Видя, что он их плохо понимает, - приятели стали легонько подталкивать его к
роковому дереву, уговаривая не падать духом, потому что все будет кончено в
один миг.
сказал:
Людовику Лесли, стрелку шотландской гвардии, что его племянника подло убили!
привлеченный приготовлениями к казни, сюда подошел вместе с другими
случайными прохожими один из стрелков шотландской гвардии.
допущу, чтобы он был повешен!
Труазешель и потащил Дорварда за руку.
Сертаков Виталий
Мережковский Дмитрий
Контровский Владимир
Флинт Эрик
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс