АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
на копейку две.
- Давай кислого.
- Извольте-с!
И тут же мигом одна рука проворно отдирает за кольцо круглую крышку
рундука и лезет в глубокий ледяной сумрак за бутылкой, в то время как другая
вытирает тряпкой и без того сухой белый прилавок, полощет в ведре громадную
литую кружку с жульническим толстым дном, щегольски переворачивает эту
кружку и со стуком ставит перед покупателем.
Маленький штопор вонзается в пробку. Бутылка, зажатая между сапог,
стреляет. Рыжая пена лезет из горлышка длинными буклями.
Молодец опрокидывает бутылку над кружкой, наполняя ее на четверть
желто-лимонным квасом и на три четверти пеной.
Покупатель жадно сдувает пену и пьет, пьет, пьет... А Ванька-ключник уже
лихо вытирает стойку и смахивает мокрую копейку с орлом в жестяную коробочку
из-под монпансье фабрики "Бр. Крахмальниковы".
Вот это человек! Вот это жизнь!
Конечно, Гаврику ужасно хотелось выпить квасу, но не было денег. Может
быть, на обратном пути, да и то вряд ли. Дело в том, что хотя бычков и было
в садке сотни две, но торговке, которой всегда продавали улов, дедушка
сильно задолжал. Он взял у нее на прошлой неделе три рубля на пробки и
крючки для перемета, а отдал всего рубль сорок пять. Так что оставалось
больше чем полтора рубля долгу - деньги громадные.
Хорошо, если торговка согласится удержать не всё. А если всё? Тогда дай
бог, чтоб осталось на мясо для наживки и на хлеб, а уж о квасе нечего и
думать!
Гаврик сплюнул совершенно так же, как это делали взрослые рыбаки, когда
их одолевала забота.
Он переставил садок с одного плеча на другое и отправился дальше, унося в
воображении нарядный образ Ваньки-ключника и душистую прохладу кислого
кваса, которого так и не попробовал.
Дальше шел уже настоящий город, с высокими домами, лавками, складами,
воротами.
Все было испещрено сквозной тенью акаций, светившихся зелеными
виноградинами листьев.
По мостовой тарахтел фургон. Пестрая тень неслась сверху вниз по лошадям
в высоких немецких хомутах, по кучеру, по белым стенкам с надписью: "Завод
искусственного льда".
Шли кухарки с корзинами. По ним тоже скользила тень.
Собаки с высунутыми языками подбежали к специальным жестянкам,
прикованным к стволам деревьев. Задрав хвост бубликом, они лакали теплую
воду, чрезвычайно довольные одесской городской управой, позаботившейся о
том, чтобы они не бесились от жажды.
Все это было хорошо знакомо и малоинтересно.
Но вот что вызвало изумление - тележка, запряженная пони. Такой маленькой
лошадки Гаврик еще никогда в жизни не видывал. Не больше теленка и вместе с
тем совершенно как большая.
Бежевая, пузатенькая, с шоколадной гривкой и маленьким, но пышным
хвостом, в соломенной шляпке с дырами для ушей, она стояла, подняв мохнатые
ресницы, смиренно и скромно, как благовоспитанная девочка, возле подъезда в
тени акации.
Лошадку окружали дети.
Гаврик подошел и долго стоял молча, не зная, как отнестись к феномену.
Нет слов, лошадка ему понравилась. Но вместе с тем она вызывала также и
чувство раздражения.
Он обошел лошадку со всех сторон. Лошадь как лошадь: копытца, челочка,
зубки. Но до чего же маленькая! Даже противно.
- Подумаешь, лошадь! - сказал он с презрением и сморщил нос.
- Это не лошадь, это не лошадь! - поспешно затараторила девочка с двумя
косичками, приседая от восторга и хлопая в ладоши, - Это совсем не лошадь, а
всего только поня.
- А вот лошадь, - сумрачно сказал Гаврик и тотчас надулся от стыда за то,
что не удержался и унизился до разговора с такой малявкой в бантиках.
- А вот поня, а вот поня!
- Из цирка, - сиплым басом проговорил Гаврик, как бы не обращаясь ни к
кому. - Обыкновенная из цирка.
- А вот не из цирка, а вот не из цирка! Поня. На ней развозят керосин
Нобеля, на поне. Видишь, жестянки.
Действительно, в тележке стояли чистенькие бидоны с керосином.
Для Гаврика это была полная неожиданность. Известно всем, что керосин
покупается в лавочке на копейку кварта в собственную посуду.
Но чтоб его развозили по домам в тележке, да еще и запряженной какой-то
нарядной поней, - это было уж слишком!
- Простая лошадь! - сердито огрызнулся Гаврик, отходя прочь.
- А вот и поня! А вот поня! А вот поня! - кричала ему вслед девочка, как
попугай, и, приседая, хлопала в ладоши.
"Сама ты поня", - подумал Гаврик, но, к сожалению, не было времени
затевать крупную ссору.
Огибая вокзальный сквер, из-за чугунной решетки которого горячо и сухо
пахло миртом и туей с терпкими шишечками, мальчик остановился, задрал голову
и довольно долго смотрел на циферблат вокзальных часов.
Совсем недавно он наконец научился узнавать по часам время. Теперь он не
мог пройти мимо часов без того, чтобы не остановиться и не посчитать.
Он еще считал по пальцам эти странные палочки римских цифр, так не
похожих на обычные цифры из арифметики. Он только знал, что самая верхняя -
двенадцать и от нее надо начинать считать.
Гаврик поставил к ногам садок и зашевелил губами, крепко загибая пальцы.
- Одна, две, три, четыре... - шептал он,, наморщив лоб.
Маленькая стрелка стояла на девяти, а большая на шести.
- Девять и с половиной, - со вздохом удовлетворения проговорил мальчик,
вытирая рубахой пот с носа.
Похоже, что так. Но все же не мешало бы проверить.
- Дядя, сколько время?
Господин в чесучовом пиджаке и люфовом шлеме "здравствуй и прощай"
приложил к римскому носу золотое пенсне, задрал седую бородку, мельком
взглянул на циферблат и быстро сказал:
- Половина десятого.
Гаврик остолбенел от изумления:
- Дядя, а как же там написано - девять и с половиной?
- Значит, и есть полчаса десятого, - не глядя на мальчика, строго сказал
господин, сел на извозчика и уехал, поставив между колен палку с костяным
набалдашником.
Гаврик стоял некоторое время, полуоткрыв рот с недостающими зубами,
стараясь понять, пошутил ли над ним барин или так оно и есть.
Наконец он взвалил на плечо садок, подтянул штаны и пошел дальше, крутя
головой и недоверчиво улыбаясь.
Оказывается, девять с половиной все равно, что полчаса десятого. Странно.
Очень странно. Во всяком случае, не мешало б спросить у кого-нибудь
понимающего.
13 МАДАМ СТОРОЖЕНКО
- Раки! Раки! Раки! Раки!
- Камбала! Камбала! Камбала!
- Скумбрия живая! Скумбрия, скумбрия!
- Барбунька! Барбунька!
- Мидии! Мидии! Мидии! Мидии! Мидии!
- Бычки! Бычки! Бычки!
Из всех торговок привоза наиболее резкими, крикливыми голосами славились
торговки рыбного ряда.
Надо было обладать бесстрашием одесских хозяек и кухарок, чтобы
неторопливо пройтись по этой аллее столов, корзинок и рундуков, заваленных
грудами морской рыбы, раковин и раков.
Под громадными парусиновыми зонтиками и дощатыми навесами, трепеща и
сверкая, лежали вываленные напоказ живые богатства Черного моря.
Какое разнообразие форм, цветов, размеров!
Природа приложила все усилия, чтобы защитить и спасти от гибели свои
замечательные создания. Она постаралась сделать их как можно более
незаметными для человеческого глаза. Она раскрасила их во все оттенки моря.
Например, благородная и дорогая рыба скумбрия, царица Черного моря. Ее
тугое тело, прямое и гладкое, как веретено, окрашено нежнейшими муаровыми
тонами, от светло-голубого до темно-синего.
Гаврик знал, что именно такого цвета - голубого, с синими морщинами ряби
- бывает море далеко от берега, как раз там, где главным образом ходят
косяки скумбрии.
Ишь какая хитрая скумбрия!
Хотя Гаврик ежедневно видел рыбу, привык к ней, умел за полверсты
обнаружить в море косяк скумбрии, но все же каждый раз он неизменно
восхищался ее красотой и хитростью.
Или бычки. Они водятся под берегом, среди скал, а также в песке,
поглубже. Поэтому и окрашены они в бурый цвет скал или желтоватый цвет
песка.
Смотри ты!
Большие плоские камбалы, привыкшие жить на тинистом дне тихих бухточек,
поражают черно-зеленым цветом своей толстой кожи, усеянной плоскими
костяными шипами, похожими на ракушки. Оба глаза помещаются у них сверху,
почему камбала и напоминает детский рисунок углем на заборе: голова в
профиль, но с двумя глазами.
Правда, брюхо у камбалы воскового, поросячьего цвета, но ведь брюхо-то
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [ 15 ] 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
|
|