послышатся ли знакомые звуки, а нос то и дело принюхивался. Ему не хватало
подруги.
раньше, в конце июня, который называют "месяцем опыления", Тэр и
отправлялся обычно на поиски медведицы, которая приходила к нему из
западных урочищ. Гризли почти во всем следовал раз и навсегда
установившейся привычке и каждый год проделывал одно и то же путешествие,
неизменно забираясь в эту долину реки Бэбин. Он никогда не упускал случая
поесть по пути рыбки. И чем больше он ее ел, тем сильнее от него пахло
рыбой. Едва ли Тэр думал, что от этого благоухания он становится более
привлекательным для своей подруги. Во всяком случае, рыбы он съел столько,
что от него просто разило.
часа два, пока не наступил закат. За это время он выплеснул из воды еще
три форели. Мусква съел голову одной из них, а Тэр все остальное. И снова
они пустились в странствия.
звука не было здесь слышно. Умолкла монотонная песня ручьев верхней
долины. Не слышно было голоса сурков, куропаток и вечно озабоченных
гоферов. Вода в озере была глубокая, темная, неподвижная. Черные, не
знающие солнца омуты таились под самыми корнями деревьев - настолько
близко лес подступал к озеру. Здесь не было скал, которые так трудно
преодолеть, но повсюду встречались сырые, скользкие стволы деревьев,
частые завалы бурелома и разбросанные там и сям заросли кустарника. И даже
воздух был совсем другой. Ни движения - тишина. Они брели по чудесному
ковру из мягкого мха, в котором даже Тэр утопал по самые плечи. Шли в
загадочный мрачный лес, полный таинственных теней, в котором стоял
терпкий, едкий запах гниющих растений.
настораживали гризли. Он ступал бесшумно, то и дело останавливался,
осматриваясь и прислушиваясь. Принюхивался к омутам, скрытым у корней
деревьев. При каждом новом звуке медведь замирал на месте. Голова низко
опускалась к земле, уши поднимались. Несколько раз Мусква видел, как
какие-то тени проплывали во мраке. Это пролетали большие серые совы,
которые зимой становятся белоснежными. А один раз, когда уже начинало
смеркаться, они набрели на существо очень свирепого вида, которое при виде
Тэра в страхе метнулось прочь. Это была рысь.
очутились сначала на берегу ручья, а потом у большого пруда. Пахнуло
теплом и запахом чего-то нового, незнакомого. Запах, казалось, исходил из
пруда, посредине которого виднелись какие-то круглые строения, похожие на
огромные шалаши, обмазанные толстым слоем глины, и пахло не рыбой - это
медвежонок уже знал.
неизменно наведывался в колонию бобров. Случалось, что тут перепадал на
завтрак или на ужин какой-нибудь толстый бобренок. Но сегодня медведь не
был голоден да к тому же торопился. И все же он задержался на несколько
минут, притаившись в тени, у берега.
скользили по водной глади. Мусква не мог понять, что это такое, но вскоре
разглядел темные плоские головы и заметил, что большинство их двигалось от
берега пруда по направлению к длинной, низкой перемычке, отгораживавшей
воду с востока ярдов на триста.
искусных друзей - если ему и случалось закусить кем-нибудь из них, то ведь
только изредка, - он понял, что бобры расширяют границы своих владений,
сооружая новую плотину.
столкнули в воду четырехфутовое бревно. Один потянул его на место
строительства, а второй вернулся к какой-то другой работе. Чуть позднее на
том берегу с треском повалилось дерево - еще один работник успешно
завершил свой труд.
и громко плеснулось в воде. Это старый бобр увидел Тэра и, подавая сигнал
тревоги, так шлепнул плоской стороной своего широкого хвоста по гладкой
поверхности воды, что удар прозвучал в тишине, словно ружейный выстрел. И
сейчас же пруд со всех сторон огласился плеском. Вся вода сразу закипела и
забурлила - штук двадцать потревоженных рабочих в панике плыли под водой к
своим обмазанным глиной твердыням. Мускву это общее возбуждение захватило
настолько, что он чуть было не прозевал Тэра.
критически осматривал новое сооружение. Потом попробовал, выдержит ли оно
его вес. Постройка оказалась прочной, и по этому мосту медведь с
медвежонком прошествовали на другой берег. Вскоре Тэр ступил на отчетливо
видную тропу, протоптанную карибу, и она, обогнув озеро, привела их через
полчаса к ручью, который брал свое начало в озере и тек от него на север.
короткого дневного сна ноги медвежонка не успели отдохнуть и теперь ныли,
нежные подушечки на его лапах распухли и ободрались, на них страшно было
ступить. Весь день они шли не останавливаясь, и, будь на то воля Мусквы,
он в течение целого месяца не сделал бы ни одной мили пешком. Идти,
конечно, было не так уж неприятно, но медвежонку приходилось то и дело
гнать рысью, чтобы успеть за Тэром. Так бежит малыш, уцепившись за палец
взрослого, который идет широким шагом. А Мускве и уцепиться-то было не за
что.
кустарником и острой, как нож, болотной травой, спина болела. И все-таки
он не отставал.
миллионы звезд высыпали на небе, ясные, сверкающие...
бы кончилось это ночное путешествие для медвежонка, если бы силы небесные
не сговорились дать ему передышку.
бесчувственный, все шел себе да шел. У Мусквы уже лапы заплетались одна за
другую. Но вот где-то в отдалении, на западе, прозвучал низкий рокот
грома. Рокот усиливался, нарастал, стремительно надвигаясь на них прямо с
теплого Тихого океана.
огненные зигзаги вспарывали черный покров ночи, который то и дело снова
затягивался, как огромный занавес. Звезды исчезли. Протяжно завыл ветер. И
вот хлынул дождь.
с Мусквой успели забиться туда еще до начала ливня. Долгое время дождь
хлестал как из ведра. Казалось, воды Тихого океана выплескивались сюда. Не
прошло и получаса, как ручей вздулся, превратившись в бурный поток.
ослепляющих вспышках молний Мусква мог видеть Тэра, но вдруг снова
наступала кромешная тьма. Казалось, вершины гор рушатся в долину и земля
вздрагивает... И Мусква все ближе подбирался к Тэру, пока не устроился
наконец между передними его лапами и не прижался к лохматой груди гризли.
боялся - это намокнуть. Он принимал ванну только тогда, когда солнце
сверкало и рядом была какая-нибудь уютная нагретая скала, на которой можно
было растянуться.
мог уняться. Но теперь это даже нравилось Мускве. Под укрывшей их скалой,
прижавшись к Тэру, медвежонок чувствовал себя очень уютно и быстро заснул.
клевал носом, но беспокойство, не утихавшее в нем, не давало ему уснуть.
Вскоре после полуночи дождь перестал, но было еще очень темно, ручей
разлился и вышел из берегов... И Тэр остался под скалой.
наступил день. Медвежонок выбрался из-под скалы следом за гризли, чувствуя
себя несравненно лучше, чем вчера вечером, хотя лапы его еще ныли и тело
ломило.
бесчисленные болотца, буйно заросшие мягкой травой со множеством съедобных
кореньев. Здесь росли и стройные лилии на длинных стеблях, до которых Тэр
был большой охотник.
деликатесами, понадобился бы целый день. А Тэр очень торопился. Любовный
угар Тэра длился всего несколько дней в году. Но и сам Тэр и его образ
жизни в эти дни изменялись неузнаваемо. Забота о хлебе насущном и о
нагуливании жира отступала у гризли на время счастливого супружества
куда-то на второй план. Иными словами, он в эти дни жил не только ради
того, чтобы набить себе брюхо, а ел лишь для поддержания бренной оболочки.
Потому-то, пока дело дошло до обеда, Мусква чуть не умер с голоду.
обмелевшему затону, не свернуть к которому было бы просто преступлением.
очень много. Это были те рыбы, которые в половодье поднялись вверх по
ручью, но не успели достичь озера. Вода спала, а они остались в этом
затоне; в ожидании нового подъема воды, когда можно будет уйти в глубокие
реки Бэбин и Скину, они жили в этой ловушке. С одного края вода была здесь
глубиной в два фута, с другого же - всего в несколько дюймов.
было видно сверху, как сверкающие в воде форели кинулись к отмели. Тэр не
спеша двинулся на них, и, как только он оказался в воде на глубине в
восемь дюймов, рыбы в панике одна за другой попытались проскочить мимо