могут присутствовать на занятиях. Стоимость обучения в месяц - пять
франков с ученика. Прием учащихся ограничен.
каждый четверг после полудня выступал в оркестре, пленявшем слух нянек и
их питомцев в саду Тюильри. А когда нужда уж очень прижимала его, он
всегда мог прибегнуть к помощи своего друга детства Альфонса Биска, ныне
плезанского кондитера, дородного мужчины среднего возраста, совершенно
лысого, который из чисто сентиментальных побуждений - скорее в память о
далеких школьных днях, проведенных в Нанте, чем в награду за те картины,
что время от времени навязывал ему Пейра в уплату за его благодеяния, -
всегда выручал художника в трудную минуту, дав банку паштета или кусок
мясного пирога.
вскоре обнаружить Стефен - был столь же необычен, столь же удивительно
оригинален, как и его картины. Этот простак отличался деятельным
любознательным умом и, набравшись всяческих познаний из мудреных томов,
купленных по дешевке на набережных у букинистов, частенько проявлял свою
эрудицию, пускаясь в наивные рассуждения об истории, средневековой
теологии или личностях, столь мало сопоставимых, как Косьма
Александрийский, который в 548 году объявил, что земля кругла, и святая
Тереза Авильская, которую он, будучи атеистом, преспокойно избрал себе в
покровительницы.
выражению, un brave homme et un bon camarade [неплохой малый и хороший
товарищ (франц.)]. Хотя Стефен вставал рано, Пейра неизменно опережал его:
ведь надо было взять молоко и свежий хлеб, которые сынишка Альфонса каждое
утро оставлял у двери. По окончании их скромного завтрака Пейра надевал
передник и мыл тарелки; затем, дав воды и зерен дрозду, которого он
подобрал на улице с перегрызенным кошкой крылом и намеревался отпустить,
когда крылышко заживет, он снаряжался на работу: взваливал на плечо
мольберт в ящик с красками и, прихватив большой ржавый зонт для защиты от
превратностей погоды, отправлялся пешком в какой-нибудь уединенный уголок
на окраине города - в Иври, Шарантон или Пасси, где, не обращая внимания
на грубое острословие прохожих и злые шутки изводивших его детей, забывал
обо всем, погружаясь в таинственный экстаз творца, воспроизводящего на
полотне некое божественное видение, вроде железнодорожного депо, трамвая
или дымоходной трубы.
воспользоваться ясным северным светом, который после восхода солнца
заливал сквозь прорези в свинцовой крыше мастерскую Глина. Ричард, никогда
не жалевший себя, был поистине беспощаден и к Стефену, с которым обходился
резко, а порой и грубо, как со школьником.
полгода я не буду доволен тобой, я верну тебя господу богу.
тридцати, похожая на сухопарую цыганку. Она и в самом деле была из
румынских цыган, предки ее, по-видимому, перекочевали туда из Венгрии,
однако встретил ее Глин в отдаленном уголке Северного Уэльса. Кожа у нее
была грубая, и, поскольку она ходила всегда простоволосая, в черной юбке и
зеленой блузе, без перчаток и без пальто, руки и щеки у нее потрескались
от порывистого ветра, дувшего этой осенью с реки. Но это обветренное
плоское лицо с резко очерченными глазницами и широкими скулами дышало
удивительной силой. Она бесшумно передвигалась по мастерской в своих
мягких домашних туфлях, с одного взгляда угадывала все желания Глина и
была самым молчаливым существом, какое когда-либо доводилось видеть
Стефену. Она готова была позировать в любое время и сколько угодно, а по
окончании сеанса, не говоря ни слова, выскальзывала на улицу и, вернувшись
с Центрального рынка со множеством свертков, готовила на маленькой печурке
гуляш или варила кофе в голубом с белыми прожилками эмалированном
кофейнике с отбитым носиком, который впоследствии фигурировал на одной из
самых известных картин Глина "Le cafe matinal" [утренний кофе (франц.)].
от него оригинальности видения, добиваясь, чтобы он отказался от привычных
представлений и изображал вещи так, как он сам их видит, а не так, как на
них принято смотреть или как их видят другие.
быть твоей и ничьей больше.
Глин. - У него есть непосредственность восприятия и оригинальность
примитивиста. Сейчас над ним смеются как над старым чудаком. Но через
двадцать лет люди будут драться из-за его картин.
холод, и, по мере того как шли недели, становилось все холоднее, ибо Глин
придерживался спартанской теории, что человек не может создать ничего
путного в комфортабельных условиях. Стефен больше не думал, что живопись -
это сладостное, пленительное искусство. Никогда в жизни у него не было
более сурового режима. А Глин требовал все большего и большего
самопожертвования.
он больше не выдержит. Глин, глубоко вздохнув, отбросил палитру.
умеешь ездить на велосипеде?
в час?
сделан.
квартале велосипедный магазин, который держал Пьер Бертело, старый гонщик,
ныне ни на что не годный из-за больного сердца, испорченного пристрастием
к перно, но в свое время занявший третье место в велотуре вокруг Франции.
Это было маленькое захудалое заведение, где до самого потолка громоздились
велосипеды, а за магазином находилась ремонтная мастерская. Они вошли.
Внутри никого не оказалось.
крепкая, в черном свитере, черной плиссированной юбке и черных туфлях без
каблука, надетых на босу ногу.
уперев руки в бока, широко расставив ноги.
взгляд на второго посетителя, а Глин тем временем продолжал: - Нам нужно
на денек две машины. Только хорошие.
тем, как девушка сняла с крюка сначала один из них, потом другой и со
знанием дела покрутила колеса. У нее было бледное хмурое лицо, низкий,
слегка выпуклый лоб, густые брови и большой тонкогубый рот. Нос у нее был
хорошей формы, но самый кончик его по-простонародному чуть задирался
кверху. Если бы не девичья грудь, плотно обтянутая свитером, она походила
бы на хорошо сложенного мальчишку. Неожиданно она обернулась и поймала на
себе взгляд Стефена. Он почувствовал, что краснеет, а она с оскорбительной
бесцеремонностью в упор посмотрела на него холодными равнодушными глазами.
Тем временем Глин подкатил оба велосипеда к двери.
что ли?
пригнувшись к низко посаженному рулю, покатили - Глин впереди, Стефен
сзади - через Сен-Жерменское предместье к Версальской заставе. Выехав из
города, они помчались по гладкой прямой дороге к Виль-д'Аврэ. Глин, время
от времени оглядываясь, несся с головокружительной быстротой. Мимо
промелькнули Сент-Апполин, Поншартрен и Мэль, вот и Жюзье остался позади,
а затем и Оржваль. Наконец, когда они сделали около тридцати километров по
кругу. Глин внезапно остановился у кабачка в деревеньке Лувсьен. Тяжело
дыша, он критическим взглядом окинул Стефена, потного, запыленного,
запыхавшегося, и улыбнулся.
может тебе пригодиться в жизни. Зайдем и выпьем по кружечке пива.
сущей отрадой для их пересохших глоток. Глин обсосал пену с бороды и
вздохнул.
он. - Ренуар и Писсарро любили здесь бывать. Сислей тоже. Но в следующий
раз мы поедем еще дальше. Возьмем с собой Эмми: вот кто может задать темп.
Она здорово гоняет.
Стефена. И он сухо сказал: