уже европейским танцам). Пожатие руки его проникнуло тонким ядом все ее
существо; она смущена новым для нее ощущением, хочет отнять руку и не
отнимает... В другой день, на другое пожатие она отвечает ему тем же... и ей
кажется в эту минуту, что земля и небо готовы перед ней и над ней
раскрыться. Эпоха сладостная для влюбленных! Они не забывают ее ни в будущих
сильнейших восторгах, ни в муках любви. Возвратясь в свою спальню, она
горела вся в огне и заснула в обворожительных мечтах.
подвигалась кафедра элоквенции в академии де сиянс, и потому можно судить,
что он действовал по точной инструкции кабинет-министра. Первые слова,
которые ученица затвердила, были: милый друг! люблю тебя! Как сладко, как
обворожительно выговаривала она эти слова! В слово милый она вставляла р,
отчего произносила мирлый; но эта ошибка придавала ему какую-то особенную
прелесть в устах ее. И сам Василий Кириллович, слушая первый выученный урок,
почесывал свое темя, как будто у него под черепом что-то жгло. Ни при ком не
произносила Мариорица этих слов, как при Тредьяковском, догадываясь, что он
перенесет их на крыльях своего усердия Артемию Петровичу. Лекции русского
языка проходили часто между учителем и ученицей в разговорах о
кабинет-министре, которого благородство, щедрость, чувствительность
превозносились до небес. Разумеется, учителю строго запрещено было упоминать
о том, что Артемий Петрович женат: это выполнялось свято. А девушке и не
приходила в голову мысль, что тот, кто ее любит, мог иметь неразрывные связи
с другой, что любовь его преступна. Разумеется, и княжна умоляла Василия
Кирилловича не сказывать Волынскому, что она иногда говорит о нем: учитель
обещал, но был верен своему слову только до первой встречи с покровителем.
Вскоре могла она сама понимать по-русски вкрадчиво-нежные выражения Артемия
Петровича, выражения тем более опасные, что они были новы для нее, как сама
любовь.
пороховой дорожке. И что ж? Во всем этом, как вы видите, был виноват
фатализм.
мою песнь от земли.
двумя чувствами: любовью к Мариорице и ненавистью к Бирону. Мечты его
нарушены приходом араба, который и подал ему пакет от герцога.
Кабинет-министр несколько встревожился, ибо такого рода посылки
сопровождались или чрезвычайною милостью, или какою-нибудь грозой. Он сорвал
печать и, к удивлению своему, нашел в пакете еще другой, запечатанный, с
надписью руки самого Бирона, и бумагу в лист, просто сложенную. Полагая, что
это какой-нибудь документ, он поспешил распечатать письмо и прочесть его
прежде.
что он без него, как без рук; что ее величество изволила об нем с большим
участием проведывать и, в доказательство своей к нему милости, назначила ему
в награду двадцать тысяч рублей по случаю мира, заключенного с турками.
временщик думает купить меня этим известием; но ошибается! Что бы ни было,
не продам выгод своего отечества ни за какие награды и милости!
празднику, и уведомляли, что государыне угодно сделать прибавление к нему
построением ледяного дворца, где будет праздноваться и свадьба Кульковского,
для которого уже и невесту ищут. Ее величеству желательно, чтобы и
устройством ледяного дома занялся также Артемий Петрович. Рисунок обещано
прислать завтра чем свет.
содержание письма, ни предложение новых занятий - последнее он уже наперед
отгадывал, - но изумило его то, что в послании его светлости - ни слова о
приложенной бумаге.
весьма поспешным, - куда девался малороссиянин, не явившийся ныне к вам на
смотр. Исполняю не только это желание, но и обнаруживаю вам обстоятельства,
скрытые для вас доныне. Плачу тем дань не званию и богатству вашему, не
видам каким-либо, но высокому достоинству человека, которое в вас нашел.
Давно уже благородная ваша душа привязала меня к вам. Не старайтесь
узнавать, кто я: вы, может быть, погубите меня тем, а себя лишите важного
помощника в борьбе с сильным временщиком. Его шпионы окружают вас везде; вы
имеете их у себя дома. Они следят все ваши слова, поступки, движения,
доставляют обер-гофкомиссару Липману, главному шпиону, сведения обо всем,
что у вас делается, говорится, и о всех, кто у вас бывает. Ваши друзья уже
на замечании. Известно, что вы составляете заговор против его светлости. Я
не мог еще добраться, кто именно из ваших домашних передает эти сведения.
светлости. Повторяю, не старайтесь доискиваться меня. Настанет время, сам
откроюсь. Знайте только, что я иностранец; но, ущедренный Россиею, я нашел в
ней свое второе отечество и хочу служить ей, как истинный сын ее. Мне больно
видеть каждый день, что все мысли, все чувства и поступки Бирона вертятся
кругом одной его особы, что он живет только для своего лица, а не для славы
и блага России. Страна эта потому только не совсем ему чужда, что он считает
ее своей оброчницей. Боже! как он трактует русских!.. Чуждаясь их языка и
обычаев, не желая их любви и в презрении к ним не соблюдая даже наружного
приличия, он властвует над ними, как над рабами".
дрожали.
удовлетворении поляков за переход войск чрез их владения, дело, на котором
вы столь справедливо основываете свои надежды (вот как нам все известно!),
скоро представится на рассмотрение кабинета. При первой возможности доставлю
вам нужные заметки и тут же напишу три слова: теперь или никогда! О! тогда
скорей, богатырски опрокиньте стену, пред которою дает он фейерверки и за
которою душит и режет народ русский; откройте все сердцу государыни... Вы, с
вашею благородною смелостью и красноречием, с вашим патриотизмом, с вашим
пламенным усердием к пользе и благу императрицы, одни можете совершить этот
подвиг. Если вы падете в этом деле, то падете со славою. Тогда-то я откроюсь
вам и разделю с вами участь вашу, какова бы она ни была: клянусь вам в этом
своею честию. Когда бы вы знали, как горит душа моя быть участником вашим в
этой славе! Может статься, чрез сотню лет напишут, поставив мое имя подле
вашего: "Россия гордится ими!.." Жить в истории - как это приятно!..
людей. Давно я не беседую с ними. Случай первый! Герцог, отдав мне письмо к
вам, уехал во дворец, куда был неожиданно позван, только что из него
приехавши.
черниговской провинции, по прозванью Горденко. Он занимал должность
хорунжего {Прим. стр. 59} в стародубовском повете {Прим. стр. 59} и умел
обратить уже на себя неприятное внимание доимочного приказа {Прим. стр. 59}
тем, что противился повелению герцога ставить за недоимки крестьян разутых в
снег и обливать их холодною водою. Услышав однажды об оскорбительных словах,
сказанных герцогом одному русскому вельможе, он имел неосторожность
произнести: "Побачив бы я, як бы мне то выбрехал бесова батька Бирон". Слова
эти доведены до ушей его светлости. Малороссиянин потребован к допросу
воеводой, приехавшим нарочно для исследования этого преступления. О! когда
дела касаются до личной обиды герцога, они скоро решаются. Оговоренный был в
это время очень болен. Он принесен пред судью на простынях и, в наказание за
свою неосторожность, должен был услышать от воеводы ругательства, которые не
хотел вынести от самого Бирона. Когда ж он, собрав силы, отвечал, как
требовала оскорбленная честь дворянина, его пощекотали батогами. Этот способ
лечить и жажда мщения возвратили ему вскоре здоровье. Он покинул семейство
свое, составил прошение к императрице, в котором описывал жестокости
временщика и корыстолюбивые связи его с поляками, ездил по Малороссии
собирать к этому прошению подписи важных лиц, успел в своем намерении и
пробрался до Твери, где удачно обменил собою простого малороссиянина,
которого в числе других везли сюда на известный праздник. Но ищейные
клевреты Бирона уследили его тотчас по прибытии в Петербург. Здесь, в манеже
герцогском, когда делали перекличку всем разноплеменным парам, его не
оказалось. Подачкин объявил, что он, вероятно, бежал во время суматохи,
случившейся в то время, как их вели в манеж. Прибывших гостей к вам
отправили. В самом же деле несчастный был задержан. Расправа была с ним
короткая: его свели на задний, нечистый дворик за конюшню. Там, раздев его
до рубашки и привязав к дереву, пытали о бумаге, но Горденко успел, видно,
Шломо Вульф
Шилова Юлия
Березин Федор
Корнев Павел
Свержин Владимир
Афанасьев Роман