костюмы, которые он покупал при удаче, очень быстро обращались в паскудную
рвань.
"свободных" людей. Это некрасиво, это ни в какой мере на напоминало той
элегантной, блещущей остроумием и удачей жизни, которая так притягательна
в американских кинофильмах. Игоря раньше привлекал этот бесшабашный задор,
блеск таланта и смелости, благодарная борьба с сыщиками, такими же
джентельменами, такими же элегантными и смелыми. Черт его знает, в жизни
получалось совсем не так. Игорь мог проделывать захватывающие дух
операции, но никакие сыщики против него не выступали. Обыкновенный стрелок
в полном вооружении или милиционер в своей шинели один вытаскивал с
вокзала или ночлежки целую кучу таких акул Нью-Йорка. А потом нужно было
разговаривать с Полиной Николаевной и ловить какого-то безобразного и, в
сущности, невинного козла. Эта жизнь не обнаружила в себе ни одной
привлекательной черты. Не было никаких преследований на автомобиле,
таинственных писем, трюков, блондинок с револьвером, направленным на
человека в маске. Ничего не было, кроме американской мечты. Игорю сейчас
не хотелось возвращаться в этот мир приключений.
обязательно заставят работать. Он ничего не имеет против честных трудовых
рук. Но сам он никогда ничего не делал, и работать ему не хотелось. А
здесь, вероятно, гордятся: вот мы работаем! Надо все-таки разбираться:
одному нравится, другому не нравится. Игорю не нравилось. Впрочем, можно
убудет попробовать. Черт его знает, может быть, из него выйдет
какой-нибудь токарь. С другой стороны, его заставят и в школу ходить.
Заведующицй этот, Захаров, конечно, дока. Игорь не возражал против
образования, особенно против высшего образования. Но ему и раньше не
нравилось учиться, не нравилась добродетельная скука учителей, их мелочная
придирчивость.
Не нравилась и беспорядочно-шумная, желторотая толпа школьников.
оставалось открытым. Самым открытым был вопрос о матери. К этому вопросу
Игорь давно не возвращался, так слабо егог тянуло пробираться к этому
страшному вопросу сквозь дебри расстояний и противоречий. Вопрос о матери
- это вопрос какого-то, черт его знает, отдаленного будущего, но, пожалуй,
мать была бы рада, если бы он приехал к ней в гости в парадной форме
колониста и на пороге отдал сдержанный строгий салют. Это у них шикарно.
Но взгляд его упал на спецовку, мирно лежащую на диване; спецовка пахнула
очень сложным и скучноватым будущим.
Бывали. А сегодня что? Он сидит в этой красивой клетке, и его стережет с
винтовкой в руках какой-то сопливый Петька Кравчук. Хорошенькая акула
Нью-Йорка! Эту акулу сегодня будут просто потрошить школьными перочинными
ножиками.
звать его обедать.
17. ПРИЯТНЫЙ РАЗГОВОР
После обеда Игорь Чернявин был в школе. Его принял старик учитель. Или он
здесь назывался как-нибудь иначе?
были приспущены тяжелые гардины и на полу лежали ковры. Старик учитель
выбрал для разговора затененный угол, где стояли большой диван, два
кресла и маленький столик.
чистый воротник рубахи, щеки гладко выбриты.и седые усы привычно-умело,
несколько даже кокетливо подкручены. Он напоминал Игорю профессора из
американской картины. Больше всего понравился вежливый склад речи учителя.
Он сказал:
с ним на диване и, немного склоняясь вперед, сказал:
Степанович говорил мне, что вы окончили семь групп, но это было, вероятно,
давно: некоторые жизненные обстоятельства, так сказать, мешали вам.
кресле, сложа руки на коленях, внимательно слушал.
не мешали?
вас с грамотностью. Пожалуйста. Вот вам бумага, чернила и перо.
Что бы вам такое предложить? Ну вот, если вы не возражаете? Напишите
коротко, очень коротко - вы ведь из Ленинграда? - напишите, что вам больше
всего нравится в Ленинграде - улицы, мосты, может быть, парки. Это вы
можете?
большим столом посреди комнаты. Игорю понравилась тема. Действительно,
Ленинград было чем вспомнить. Игорь часто думал о родном городе и грустил.
В Ленинграде живет мать... Да и вообще Ленинград - шикарный город, больше
всего соответствующий его вкусам.
Иванович достал большие черные очки и, вытянув губы, стал читать работу
Игоря. Прочитал один раз, прочитал второй раз.
незначительная: колонна пишется через два эн.
математикой как?
попросил Игоря разделить дробь на дробь. Целую минуту Игорь рассматривал
написанное выражение, но карандаша в руки не взял.
все остальное забыл, алгебру забыл, биологию, всякую политику. Я думаю,
что... мне уже поздно учиться.
сквозь очки посмотрел удивленно на Игоря:
говорить? Какая там особенная премудрость! Забыли, это вполне естественно.
Будем вспоминать. Да садитесь, чего вы вскочили.
и, поглаживая свои колени, поглядывая вкось на яркие окна, заговорил:
смысла зачислять вас в школу. Мы сделаем просто: запишем вас на
следующий год прямо в восьмой класс. Только летом нужно будет
позаниматься. Я вам очень советую. У вас хорошие способности, нужно
учиться. Вы согласны со мной?
Но, может быть, я не останусь здесь до осени. Может быть, мне в колонии не
понравится.
очень глупый, совершенно запущенный субьект. Я уверен, что вы не уйдете,
товарищ Чернявин.
седые усы, был просто прелесть. Он говорипл с живым огоньком в глазах,
иногда делал паузу, чтобы найти более точное выражение, и в это время егл
глаза быстро бросались в сторону. Он не просто болтал, он задумывался,
соображал, но все это выходило у него без натуги и очень симпатично.
Главным образом он говорил о значении образования, о том, какие пути лежат
перед молодым человеком в Союзе, какое достоинство заключается в том,
чтобы идти по этим путям, как растет личность человека в учебной работе.
Он думал сейчас об Игоре Чернявине, и ни о ком другом. Он уважал Игоря
Чернявина и с особым удовольствием высказывал это уважение. И именно
поэтому Игорь не захотел покончить с ним разговор как-нибудь формально,
хотелось и самому с такой же искренностью и честным вниманием отнестись к
собеседнику. И Игорь сказал:
Русанов Владислав
Роллинс Джеймс
Володихин Дмитрий
Куликов Роман
Андреев Николай
Плотников Александр