пришлось долго ехать по открытой местности без всякой тени. Любопытно
наблюдать, как маленькие неудобства, возникнув, постепенно превращаются в
большие и умножаются. Начинаешь замечать то, на что прежде не обращал
внимания, и чем дальше - тем больше. В первые десять - пятнадцать раз,
когда мне понадобился носовой платок, я не обратил на это внимания; я
говорил себе: обойдусь, ехал дальше и тотчас же забывал о нем. Но теперь
другое дело: теперь он все время был мне нужен, мысль о платке меня
долбила, долбила, долбила без конца, и никак не мог о нем я позабыть и,
наконец, вышел из себя и проклял человека, который, изготовляя латы, не
приделал к ним карманов. Видите ли, мой носовой платок лежал в шлеме
вместе с некоторыми другими мелочами, а шлем у меня был такой, что его
нельзя было снять без посторонней помощи. Когда я клал туда платок, мне не
пришло это в голову, - по правде говоря, я даже не знал этого. Я думал,
что как раз всего удобнее положить его именно туда. И теперь меня особенно
раздражала мысль, что платок тут, рядом, под руками, а достать его нельзя.
Да, нам всегда хочется именно того, чего достать нельзя, - это замечал
каждый. Я ни о чем другом не мог думать; я думал только о своем шлеме; я
проезжал милю за милей, воображая себе носовой платок, рисуя себе носовой
платок; соленый пот со лба затекал мне в глаза, а я не мог вытереть его, и
как это было обидно! Читать об этом легко, а вот попробуйте вытерпеть
такую муку на самом деле. Если бы мука была не настоящая, я не стал бы о
ней и поминать. Я дал себе слово, что в следующий раз захвачу с собой в
дорогу дамскую сумочку, и пусть обо мне говорят и думают, что хотят.
Конечно, железные болваны Круглого Стола найдут это непристойным и
поднимут меня на смех, но мне все равно, для меня всегда удобство важнее
внешнего вида. Так мы тряслись, подвигаясь вперед и вздымая облака пыли,
которая залезала в нос, заставляя меня чихать и плакать; и, конечно, я
произносил слова, которые не следует произносить, - я этого не отрицаю: я
ведь не лучше других.
людоеда, а в том состоянии духа, в каком я находился, я был бы рад даже
людоеду - конечно, людоеду с носовым платком. Другие рыцари, встретясь с
людоедом, думали бы лишь о том, как бы завладеть его оружием; я же
стремился завладеть только его тряпицей для сморкания, а весь его железный
лом с удовольствием оставил бы ему.
поднималось все выше и все сильней и сильней нагревало на мне железо. Если
вам жарко, вам досаждает всякая мелочь. Когда я ехал рысью, я звякал, как
корзина с посудой, и это меня раздражало; щит хлопал и щелкал меня то по
груди, то по спине, и я выходил из себя; а когда я принимался ехать шагом,
все суставы мои начинали скрипеть и визжать, как колесо тачки, да вдобавок
пропадал обвевавший меня ветерок, и я жарился, как в печи; к тому же, чем
медленнее вы едете, тем тяжелее кажется надетое на вас железо, - оно
словно прибавляет в весе по несколько тонн ежеминутно. Вдобавок вам
приходится беспрестанно менять руку, держащую копье, и переставлять его с
одной ноги на другую, так как держать его все время одной рукой слишком
утомительно.
за выражение, свербеть и чесаться. Вы внутри, а ваши руки снаружи; ничего
не поделаешь: между руками и телом - железо. Нелегкое положение, что там
ни говори. Сначала зачешется в одном месте, потом в другом, потом в
третьем; зуд распространяется во все стороны, наконец оккупирует всю
территорию, и невозможно себе даже представить, до чего это неприятно. И
когда стало уже так плохо, что я едва терпел, под забрало залезла муха и
уселась мне на нос; а забрало мое было тугое и поднять его я не умел; я
только тряс головой, и муха, - вам, конечно, известно, как ведет себя
муха, уверенная в своей безопасности, - муха перелетала с носа на губу, с
губы на ухо и жужжала, жужжала и так кусалась, что я, и без того
измученный, окончательно потерял терпение. Не выдержав, я велел Алисанде
снять с меня шлем и освободить от мухи. Девушка вынула из шлема все, что в
нем было, зачерпнула им воды и дала мне пить, а когда я напился и слез с
коня, она выплеснула оставшуюся воду мне под кольчугу. Вы не можете себе
представить, как это меня освежило. Она таскала воду и лила мне за шиворот
до тех пор, пока я, промокнув насквозь, не почувствовал себя вполне
хорошо.
жизни никогда не бывает. Незадолго до своего отъезда я сделал себе трубку
и изготовил недурной табак, не настоящий табак, а вроде того, который
курят индейцы: из высушенной ивовой коры. Трубка и табак лежали в шлеме;
теперь я снова мог ими распоряжаться, но у меня не было спичек.
полной зависимости от случая. Запакованный в латы новичок не может влезть
на коня без посторонней помощи. Сил одной Сэнди было недостаточно, по
крайней мере для меня. Приходилось ждать, не подойдет ли еще кто-нибудь. Я
охотно согласился бы ждать в тишине, так как мне было над чем
поразмыслить. Я хотел поразмыслить над тем, как могло случиться, что
умные, или хотя бы полоумные, люди выучились носить это железное одеяние,
несмотря на все его неудобства, и как им удалось придерживаться этой моды
в течение многих поколений, несмотря на то, что муки, которые я испытал,
им приходилось испытывать ежедневно всю жизнь. Мне хотелось над этим
поразмыслить; мало того, мне хотелось поразмыслить над тем, как исправить
это зло и заставить людей отказаться от столь глупой моды, - но размышлять
не было никакой возможности: нельзя размышлять, если рядом с вами Сэнди.
молола, словно мельница, пока у вас не начинала болеть голова, словно от
стука городских пролеток и телег. Она стала бы совсем милой девушкой, если
бы ей можно было заткнуть рот пробкой. Но таким рот никак не заткнешь,
пробка для таких - смерть. Она трещала весь день, и под конец вы начинали
опасаться, как бы в ней что-нибудь не испортилось, - но нет, у таких
никогда ничего не портится. И никогда ей не приходилось подыскивать слова.
Она могла молоть, и гудеть, и трещать, и бубнить целыми неделями, и ее не
нужно было ни смазывать, ни продувать. А в результате всей этой работы
только ветер подымался. У нее не было никаких мыслей - один туман.
Превосходная болтунья: болтала, болтала, болтала, молола, молола, молола,
трещала, трещала, трещала; но в общем она могла быть и хуже. Утром я не
обращал внимания на ее мельницу, так как у меня было достаточно других
неприятностей, но после полудня я не раз ей говорил:
- королевству придется ввозить его из-за границы, а казна и без того
пуста.
13. СВОБОДНЫЕ ЛЮДИ!
довольным. Еще совсем недавно, когда я ехал и мучился, каким раем казалось
бы мне это спокойствие, это отдохновение, отрадное безмолвие этого
уединенного тенистого уголка на берегу быстрого ручья, где время от
времени я освежал себя, плеща воду под кольчугу. А я уже был недоволен:
отчасти оттого, что я не мог разжечь свою трубку, - я давно уже построил
спичечную фабрику, но захватить с собой спички забыл, - а отчасти оттого,
что нам нечего было есть. Вот еще пример детской непредусмотрительности
этого века и этого народа. Воин, отправляясь в поход, не брал с собой еды
и полагался на случай; он возмутился бы, если бы ему посоветовали
привесить к копью корзинку с бутербродами. Любой рыцарь Круглого Стола
предпочел бы умереть с голоду, чем показаться с такой штукой на древке
своего копья. А казалось бы, что может быть благоразумнее? Я собирался
сунуть пару бутербродов к себе в шлем, но меня на этом поймали; мне
пришлось извиниться, бросить их, и они достались собаке.
ночлегу. Я уложил девушку под одной скалой, а сам устроился поодаль, под
другой. Но спать мне пришлось в доспехах, так как я не мог снять их сам и
не мог позволить Алисанде помочь мне, - неловко раздеваться в присутствии
посторонних. Под доспехами у меня, правда, была обычная одежда, но от
предрассудков, привитых воспитанием, сразу не освободишься, и я знал, что,
когда придется снимать мою короткую железную юбку, я буду очень смущен.
яростнее хлестал дождь, тем становилось холоднее. Жуки, муравьи и червяки,
не желавшие мокнуть, со всех сторон полезли ко мне под кольчугу, чтобы
погреться. Некоторые из них вели себя хорошо и, забравшись в складки
белья, лежали там спокойно, но беспокойных и непоседливых было больше, и
они все время ползали то туда, то сюда, сами не зная зачем. В особенности
докучали мне муравьи, устраивавшие на мне утомительные шествия из одного
конца в другой и все время меня щекотавшие; не хотел бы я еще раз ночевать
с муравьями. Людям, попавшим в мое положение, я могу посоветовать не
кататься по земле, не колотить себя, так как это только привлекает
внимание всяких живых тварей, находящихся поблизости: каждая из них
захочет пойти посмотреть, что случилось, и положение ваше станет еще хуже,
и ругаться вы будете еще неистовее, если только это возможно. Однако, если
вы не будете кататься по земле, не будете колотить себя, вы умрете;
следовательно, вы можете поступить, как вам угодно, - выбора в сущности
нет. Даже промерзнув насквозь, я ощущал это щекотание и вздрагивал от
него, как труп от электрического тока. Я дал себе слово, что, вернувшись
из этого путешествия, никогда больше не надену лат.
горел на медленном огне от щекотки и зуда, один и тот же вопрос без конца
вертелся в моей утомленной голове - вопрос, на который не было ответа: как
люди могут носить эти злополучные доспехи? Как они терпели их в течение
стольких поколений? Как могут они спать по ночам, не страшась пыток,