отворил дверь в гостиную, пропустил первой Терезу и скрылся за дверью
вслед за ней. Не будь этой проклятой глухоты, она бы уж приникла ухом к
двери... а теперь, что ж, никто и не думает ее остерегаться - она будто
заживо замурованная. Все же тетя Клара погасила свечу, ощупью спустилась
на первый этаж, поглядела в замочную скважину: Бернар как раз переставлял
лампу, лицо у него было ярко освещено, оно казалось испуганным и вместе с
тем торжественным. Тереза сидела спиной к двери; накидку и шляпу она
бросила на кресло, ноги протянула к огню, и от ее мокрых ботинок
поднимался пар. На мгновение она повернула голову к мужу, и старуха тетка
обрадовалась, увидев, что Тереза улыбается.
Бернаром короткое расстояние от конюшни до дома, она вдруг поняла, или
вообразила, будто поняла, как ей надо себя вести. При первом же взгляде на
Бернара рухнули все ее надежды объяснить ему свой проступок, довериться
ему. Как меняются в разлуке наши представления о людях, которых мы хорошо
знаем! Всю дорогу она безотчетно старалась создать новый образ Бернара,
найти в нем человека, способного ее понять или хотя бы попытаться понять,
но с первого же взгляда увидела его таким, каким был он в
действительности, - человеком, который никогда, ни разу в жизни не мог
поставить себя на место другого и попытаться увидеть то, что видит твой
противник. Нет, право, разве Бернар стал бы ее слушать? Он ходил взад и
вперед по сырой комнате с низким потолком, и под его ногами трещал
подгнивший местами пол. На жену он не смотрел - он весь был поглощен
приготовленной заранее речью. Да и Тереза знала, что она сейчас ему
скажет. Самым простым всегда оказывается тот выход, о каком мы прежде и не
думали. Сейчас она скажет ему: "Я исчезну, Бернар. Не беспокойтесь обо
мне. Если хотите, исчезну немедленно, сегодня же ночью. Ни лес, ни темнота
меня не пугают. Мы с ними старые друзья, давно знаем друг друга. Я создана
по образу и подобию этого бесплодного края, где нет ничего живого, кроме
перелетных птиц да диких кабанов. Я согласна стать изгнанницей. Сожгите
все мои фотографии, и пусть никто, даже моя дочь, не услышит больше моего
имени, и пусть вся ваша семья считает, что меня как бы и не было никогда".
комнаты; на лбу у него вздулись жилы, он лепетал заикаясь:
какие-то желания? Довольно! Ни слова больше! Вы должны только слушать,
получать от меня распоряжения, беспрекословно подчиняться моим решениям.
фразами. Облокотясь на каминную полку, он изъяснялся строгим тоном,
вытащил из кармана исписанный листок бумаги и заглядывал в него. У Терезы
пропал страх, ей даже хотелось расхохотаться. Он был смешон,
просто-напросто смешон. Ну какое значение имеет то, что он там
декламирует, да еще с таким противным произношением, над которым не
смеются только в Сен-Клере? Все равно она уедет. К чему вся эта трагедия?
Подумаешь, велика важность, если бы не стало этого дурака! На листке белой
бумаги, дрожавшем в его руке, четко выделялись его неухоженные ногти;
манжет, конечно, он не носит, он из числа тех мужланов, которые кажутся
чучелами, когда вылезают из своего захолустья, а жизнь их ровно никому не
нужна - ни для какого-нибудь дела, ни для какой-нибудь идеи, ни для
какого-нибудь человека. Вообще, просто по привычке придают такое
непомерное значение любой человеческой жизни. Робеспьер был прав, и
Наполеон был прав, и другие... Бернар заметил, что она улыбается, и,
рассвирепев, повысил голос. Терезе волей-неволей пришлось слушать:
решениям, принятым нами на семейном совете, в противном случае...
тоном, даже крикнула:
взять их обратно. Иначе вас привлекут за лжесвидетельство...
секретера заперто неоспоримое доказательство. Срока давности, слава богу,
тут не установлено.
в мертвую тишину Аржелуза. До часа переклички петухов было еще далеко, ни
один ручеек, ни одна струйка воды не журчала в этой пустыне, ни малейший
ветерок не шевелил вершины бесчисленных сосен.
важны только интересы семьи. Все мои решения всегда были продиктованы
интересами семьи. Ради чести семьи я согласился обмануть правосудие. Пусть
меня судит бог.
говорить попроще.
супружеском согласии и чтобы я, по мнению общества, был уверен в вашей
невиновности. С другой стороны, я хочу как можно надежнее уберечь себя...
договоримся поскорее, пусть все будет решено раз и навсегда. Завтра мы с
вами выедем из этого дома и поселимся в доме, принадлежащем нашей семье, -
я не хочу, чтобы ваша тетка постоянно торчала у меня перед глазами. Еду
вам будет подавать жена Бальона в вашу спальню; во все остальные комнаты
вам входить запрещается; бегать по лесу можете сколько угодно. По
воскресеньям мы вместе будем ездить к мессе в Сен-Клер: надо, чтобы люди
видели, что вы идете со мной под руку; а в первый четверг каждого месяца,
когда в Б. бывает ярмарка, мы в открытой коляске будем приезжать в гости к
вашему отцу, как мы это делали раньше.
ее на юг под предлогом поправления здоровья. Я полагаю, вы и не
рассчитывали, что вам оставят дочь? Ее тоже надо укрыть от опасности. Ведь
в случае моей смерти она по достижении двадцати одного года вступит во
владение наследством. Отчего же после мужа не уничтожить и ребенка?
преступления и придумал самую низменную причину.
исключения. Попробуйте указать какой-нибудь другой мотив... Впрочем, это
не имеет значения и уже нисколько не интересует меня, я больше не задаюсь
таким вопросом, вы теперь ничто, но - увы! - существует имя, которое вы
носите. Через несколько месяцев, когда общественное мнение будет считать,
что мы живем в добром согласии, Анна выйдет за молодого Дегилема... Вам
известно, что Дегилемы потребовали отсрочки? Они хотят еще поразмыслить...
И после свадьбы Анны я смогу наконец поселиться в Сен-Клере, а вы - вы
останетесь здесь. Под предлогом неврастении или чего-нибудь другого...
всегда найдутся. Вот так-то.
искреннюю радость: он всегда немного робел перед этой женщиной, чувствовал
себя приниженным. Но как он господствовал над ней в этот вечер! Она должна
понять, что все презирают ее! Он гордился своей сдержанностью. Госпожа де
ла Трав без конца твердила ему, что он просто святой человек, вся семья
восхваляла его благородство; впервые в жизни он чувствовал величие своей
души. Когда ему в лечебнице с величайшими предосторожностями открыли, что
Тереза покушалась на его жизнь, он проявил хладнокровие, за которое его
превозносили, но это не стоило ему никаких усилий: ведь ничто не имеет
действительно большого значения для людей, неспособных любить. Поскольку в
сердце Бернара не было любви, он испытал лишь трепетную радость избавления
от страшной опасности; так может чувствовать себя человек, вдруг узнавший,
что он, сам того не ведая, долгие годы жил в тесной близости с буйным
сумасшедшим. Но в этот вечер Бернар почувствовал свою силу - он был
господином положения. Его восхищало сознание, что никакие трудности жизни
не могут сломить такого прямого и здравомыслящего человека, как он; сразу
же после налетевшей бури он готов был утверждать, что каждый сам виноват в
своем несчастье. Страшнейшая драма произошла у него, а он вот "справился"
с ней, как справлялся с любым делом. О его беде почти что и знать не
будут, приличия соблюдены, никто больше не вздумает жалеть его (он не
хотел, чтоб его жалели). Что унизительного в том, что он женился на
чудовище, раз он в конечном счете укротил его? Кстати сказать, в
холостяцкой жизни есть свои приятные стороны, а оттого, что он заглянул
смерти в глаза и чудом избежал ее, у него необычайно обострились все его
страсти - любовь к своим владениям, к охоте, к своему автомобилю, к
вкусной еде, к хорошему вину - словом, к жизни.
дорожку, слышала запах хризантем, защищенных садовой решеткой от овечьих
отар. За оградой черной стеной вздымались дубы, скрывая сосны, но влажный
ночной воздух был пропитан запахом смолы. Тереза знала, что сосновый бор
окружает дом, словно вражеские полчища, невидимые, но подступившие совсем
близко. И вот эти сумрачные стражи, чьи глухие жалобы она слышит, будут