Чтение 15–й страницы книги ~Собака, которая не хотела быть просто собакой~

Да, это был фурор, с точки зрения любого нормального человека, кроме,
разве что, бедной Леди-Кошатницы и, возможно, тех двух полисменов, которые
вскоре прибыли на место происшествия.

Один из полисменов начал стучать в парадную дверь дома, в то время как
другой поспешил обогнуть здание, в надежде перехватить убегающего грабителя.
Он обнаружил лестницу, но ему пришлось пробиваться наверх сквозь настоящую
лавину кошачьих тел, спешивших покинуть ненадежный корабль.

На следующий день в газете появилась краткая заметка об этом
происшествии, но Матт не получил слов признательности от граждан за ту роль
избавителя, которая ему досталась. Да если бы он и узнал об этом
пренебрежении к своему имени, то это его вряд ли тронуло бы. Всю следующую
неделю он и другие местные собаки чудесно проводили время, охотясь на кошек,
которые сбежали с крыши, а может быть, и на тех, которые удрали, когда
полиция в конце концов взломала парадную дверь дома Леди-Кошатницы.

Нас, инициаторов всего этого переполоха, рука правосудия не коснулась.
Полиция пришла к заключению, что "неизвестное лицо или неизвестные лица"
попытались вломиться в дом, но им помешали быстрые действия должностных лиц.
Следствие скоро прекратили из-за отсутствия полезных свидетелей: все соседи
Леди-Кошатницы клятвенно заверили полицейских, что они не видели ничего
такого, что могло бы помочь полиции.

Как ни странно, но спустя всего неделю после знаменательного случая я
получил в подарок новенькое дорогое ружье двадцать второго калибра от
человека, жившего рядом с Леди-Кошатницей, которого я знал только в лицо.

"Концепция" и ложная концепция

Хотя наше недолгое пребывание на равнинах Саскачевана устраивало моего
папу во многих отношениях, он тем не менее ощущал некий голод, который Запад
не в силах был утолить.

До приезда в Саскатун папа всегда жил вблизи безбрежных вод Великих
озер и плавал по ним с раннего детства. Не поймите это в переносном смысле,
потому что, по его словам, он появился на свет на спокойной глади залива
Куинт -- в зеленом каноэ и навсегда остался верен своей страсти к воде.

В течение первого года жизни в Саскатуне ему удавалось подавлять массой
новых впечатлений свое страстное желание поплавать, но в долгую зиму жизни в
прериях следующего года он начал мечтать о воде. Когда вечером мы садились
обедать, то с мамой и со мной находилось только его бренное тело, так как в
мыслях он жевал солонину и галеты на одном из кораблей Нельсона. Он стал
носить в кармане кусок каната, и посетители его кабинета в библиотеке,
бывало, с любопытством наблюдали, как папа завязывал и развязывал разные
морские узлы, рассуждая нудным голосом о проблемах распространения книг в
городках прерий.

Зная моего папу и зная так же, что он не из тех, кто долго может
довольствоваться воздушными замками, мы с мамой ни капельки не удивились,
когда он объявил, что собирается купить судно и доказать таким образом, что
истинный моряк способен добиться исполнения желаний даже на пораженных
засухой западных равнинах.

Я был настроен скептически. Как раз прошлым летом мы совершили поездку
в Реджайну, главный город провинции Саскачеван, где я провел несколько часов
на берегах озера Васкана. Васкана было сотворено людьми, а не богом, и
именно такими людьми, как мой отец. Озеро, кичившееся двумя яхт-клубами и
флотилией из дюжины парусников, никак не могло похвастаться обилием воды. Я
никогда не видел ничего более жалкого, чем зрелище тех маленьких посудинок,
уныло сидящих в растрескавшемся от палящего солнца иле на дне озера и
разинувших навстречу летней жаре рассохшиеся швы своих бортов. Мне
припомнилось озеро Васкана, когда папа сообщил нам свои планы, и, полагая,
что он тоже должен помнить это озеро-призрак, я спросил его: не имеет ли он
в виду плавание под парусом на суше -- скажем, на колесах?

За это меня послали спать рано и без ужина, чем я был несколько
уязвлен, так как просто без всякого умысла пытался помочь папе.

Он купил свое судно несколько недель спустя. Это было
шестнадцатифутовое каноэ с парусом, которое по несчастной случайности
занесло в безводное сердце Саскачевана. Поставленное на временную стоянку в
нашем подвале, оно выглядело тогда маленьким и хрупким, но ему предстояло
показать себя крепким малым, и даже сегодня, в 1957 году, оно еще полно
жизни, бодрости и энергии и мы в нем каждое лето ходим под парусом.

Всю вторую половину зимы папа трудился над каноэ. С педантичностью и
любовью он изготовил шверцы 21, съемный
фальшборт 22, мачту, рулевое весло и пару
байдарочных весел, потом одолжил у мамы швейную машинку и сшил парус из
лучшей египетской хлопчатобумажной ткани, присланной ему из Монреаля.

Что же касается самого каноэ, то он драил его борта стальной ватой,
скреб их стеклом, красил и перекрашивал до тех пор, пока они не стали
зеркально-гладкими.

Затем он нанес завершающий слой краски, ярко-зеленый, и после
соответствующей церемонии дал судну название: "Концепция". Он сказал, что
называет судно так по одному острову в Филиппинском архипелаге 23.

Спуск на воду состоялся в начале мая. Я помог папе снести каноэ на
берег реки у моста с Двадцать пятой стрит, а по пути вокруг нас образовалась
толпа зевак. Саскатун никогда не видел лодок, а "Концепция" действительно
выглядела невестой, от которой нельзя было оторвать глаз.

Пока папа устанавливал мачту и готовил каноэ к первому плаванию, толпа
непрерывно увеличивалась. Высоко над нашими головами фермы моста чернели
бордюром из зрителей. Надо было видеть застывшие и очень серьезные лица
зрителей, когда папа кивком головы дал знать, что он готов, и я столкнул
"Концепцию" в ее родную стихию.

В ту раннюю весну река Саскачеван была еще полноводной. Мой папа знал
все, что следовало знать о воде (так он полагал), и ему не приходило в
голову, что могла быть кое-какая разница между заливом Куинт и рекой
Саут-Саскачеван. Дул свежий бриз и покрывал рябью волны на коричневой
поверхности воды, успешно скрывая предательские воронки и водовороты.
Наблюдатели же на мосту знали предостаточно о нравах равнинных рек весной и
в глубоком молчании наблюдали, как папа и "Концепция" выплывают на
стремнину. Было в этом молчании что-то зловещее.

Спуск на воду происходил в нескольких сотнях футов от моста выше по
течению, но к тому времени, когда у папы все оказалось как следует и он
получил возможность поднять голову, чтобы осмотреться, мост необъяснимым
образом изменил свое положение относительно судна. Он был теперь в
нескольких сотнях ярдов позади и удалялся просто с поразительной скоростью.
Папа развил бурную деятельность. Он метнулся к парусу и стал выбирать
полотнище, стремясь выполнить поворот.

У парапета, откуда я глазел вместе с другими, раздался вздох, в котором
слышались трепет и восхищение. Большинство наблюдателей еще никогда не
видели парусного судна и всегда считали, что парус -- старомодное и ужасно
медленное средство передвижения. Тут глаза их раскрылись.

"Концепция" вела себя странно. Она не могла повернуть, так как течение
было сильнее, чем бриз. 0на решительно и легко неслась вниз по течению,
делая около двенадцати узлов. При таком слабом ветре она не сделала бы под
парусом и пяти узлов, мой папа знал это. Он начал уважать течение, вытащил
весло и почти с дьявольским бешенством старался развернуть лодку носом
против течения. Но к тому времени, как это ему удалось, он и "Концепция"
были просто быстро уменьшающейся точкой далеко па поверхности реки.

Некоторые из мужчин, стоявшие на мосту рядом со мной, тут же начали
заключать пари относительно того, когда папа достигнет города Принс-Альберт,
находящегося в нескольких сотнях миль ниже по течению, хотя было ясно, что
вообще-то мой отец не хочет попасть в Принс-Альберт. Теперь он управлял
каноэ с такой суровой решимостью и с таким мастерством, которые до сих нор
ему, вероятно, никогда не приходилось проявлять. Папе очень хотелось
вернуться в Саскатун.

"Концепцию" беспорядочно швыряло по реке, как щепку в пенистом желобе
водяной мельницы. Она лавировала и дрожала, и, несмотря на то, что упорно
держалась носом против течения и двигалась подобно птице-буревестнику, тем
не менее у нас па глазах она становилась все меньше и меньше...

Пока в конце концов не растворилась в сияющей дали.

Один из мужчин возле меня взглянул на ручные часы и сказал своему
товарищу:

-- Одиннадцать часов. Конечно, теперь он будет двигаться немного
медленнее -- задом наперед, -- но думаю, что лодка ударится о мост в городе
Принс-Альберт к ужину. Ставлю пятьдесят центов, что все так и будет.

Однако пари было бы проиграно, так как папа и "Концепция" не дошли до
Принс-Альберта: им посчастливилось сесть на мель примерно в десяти милях от
Саскатуна ниже по течению. Вскоре после полуночи они оба прибыли домой на
телеге, которую тащили две флегматичные клячи.

Однако задержка в осуществлении планов моего папы была только
временной.

-- Не беда, -- бодро сказал он на следующий день за завтраком. --
Подождите, вот пройдет весенний паводок, и тогда мы посмотрим.

Но то, что мы увидели, когда паводок закончился, не вселяло радужных
надежд. Водный бассейн Саут-Саскачевана вернулся к норме, а норма
представляла собой унылую цепочку илистых отмелей с разбросанными там и сям
лужами коричневой жижи, близкими к высыханию. Лишь в нескольких особенно
многоводных местах лениво струилось что-то вроде ручейков.

Зрелище это обескуражило бы любого человека, кроме моего папы. Он
отказывался признать себя побежденным и разработал планы, которым река
просто должна была подчиниться. Таким уж он был человеком, мой папа.

Мне его планы пришлись по сердцу как нельзя больше. Мы заперли дом и
переместили наш старый жилой автоприцеп на десяток миль южнее города -- к
резиденции городского клуба "Саскатун Голф энд Кантри Клаб". Тут, на
лесистых берегах реки Саскачеван, мы расположились на летний отдых.

Это было место, где всякий мальчишка мог чудесно провести лето. В русле