голосистое, певучее... Ох, какое же певучее!..
окне высокий и чистый мальчишеский голос.
уже из второго окна.
одновременно из четвертого - его же задушевное, грустное и совсем уж
детское: "Мамма, Мамма..."
Лоретти, и почти в каждой квартире были его пластинки. С раннего утра
неслось над городом пение голосистого Робертино.
голову, как прославиться. Стояли бы себе на сцене возле рояля, выпятив
грудь, и только рот разевали..." Ан дудки! Нашими голосами только "Пожар!"
или "Караул!" кричать. А если уж в артисты, то только в драматические. Или в
кино! Вот это да! Вот это мы можем! Кино!.. Радость щекочет мне живот. Мы же
сегодня будем на киностудии! На настоящей киностудии, где снимают фильмы...
И увидим известных киноактеров. И как фильмы снимают, посмотрим... И все
такое интересное увидим!.. Эх! Даже не верится!..
будто даже хрустящие, как молодые огурчики. А глаза у них какие! Чистые и
ясные, как цветы, что только распустились.
настроение расчудесное. И так я всех люблю! И так мне хорошо!
сначала к ней, а потом уже к Максиму Валерьяновичу. Вдруг мы видим большую
ватагу хлопцев (человек двадцать, не меньше) и среди них Будку. Они толкутся
как раз у Валькиного подъезда, во что-то играют - не пройдешь никак. Мы в
нерешительности остановились. И тут Будка заметил нас. Я увидел, как
загорелись у него глаза. Он что-то сказал хлопцам, и те кинулись к нам.
Момент - и мы окружены со всех сторон.
занявши "круговую оборону", мы стоим, выставив вперед кулаки. А кольцо все
сжимается и сжимается. И уже Будка, размахивая руками перед Явиным носом,
орет:
меня. И вот кто-то больно двинул меня по ноге. Еще миг - и начнется драка.
Да нет, какая там драка! Избиение, свалка, конец наш... Я уже, как
говорится, кожей чувствую, как меня сейчас бить будут.
Пришибут же на месте!" - с ужасом думаю я. А Будка со злобой цедит сквозь
зубы:
одним из них стукнись. Вот это будет правильно. И честно, и поквитаешься...
А мы посудим. Чтоб вс" по правилам было.
но голова его возвышается над головами передних. И Будка опускает руку.
Видно, такое решение ему не нравится, но делать нечего... Он измеряет
взглядом Яву, потом меня и недовольно бурчит:
По-моему, этот крепче.
шагом что-то с болью рвется и опускается все ниже и ниже.
молчу. Я должен молчать. Ведь я же мужчина!
виноватым передо мной (ведь он-то как раз и намял Будке ухо, а я только
держал). И Ява ужасно переживает, что вынужден драться я, а не он. Да разве
он может теперь что-нибудь сделать? Разве он может просить, чтобы дрался он,
а не я? Это же, значит, при всех признать меня слабаком, это все равно, что
плюнуть в лицо. Нет, он не может этого сделать! Я понимаю. И я умру, но не
дам себя опозорить.
дерезу.
расходятся, встают полукругом у кустов дерезы. И вот я лицом к лицу со своим
противником. Несколько мгновений стоим, подавшись вперед и покачиваясь, -
примеряемся.
всяком случае, лучше драться с одним, хоть и более сильным Будкой, чем с
десятью.
потом уж страх проходит. Вместо него злость, боль и боевой азарт.
кулаком. И тут меня такая ярость взяла, что я вам передать не могу. Ах ты
чертов Будка! Ах ты будка деревянная! Собрал целое кодло и храбрость свою
показывает! А когда был один, сопли по щекам размазывал?! Ах ты клоп
вонючий! И я, не помня себя от злости, ринулся в бой. Волчком вертелся я
вокруг Будки, тыча кулаками и отскакивая. А он только беспорядочно махал
своими "граблями" и топтался на месте.
поймал меня за рубашку, обхватил, и мы покатились по земле.
земле и крепко держал. Наши лица почти касались, мы тяжело отдувались... И
скоро побежденный Будка уже не трепыхался. Все! Моя взяла!
вдруг и чувствую, как меня за штаны сволакивают с Будки.
грудь. Я хорошо знаю, что я дрался честно и никакого недозволенного приема
не было, но я запыхался, и мне не хватает воздуха что-нибудь сказать. Я
только с надеждой смотрю на вихрастого. Но он молчит, не вмешивается. И мне
сразу становится ясно: положение мое безвыходное. Они - Будкины друзья и,
конечно, хотят, чтобы победил Будка. Конечно. Иначе не стоило им затевать
этот поединок. Иначе они могли бы просто отлупцевать нас. Моя победа - это
позор для них для всех. И они этого не допустят. Хорошо драться можно только
тогда, когда есть надежда на победу, а когда этой надежды нет... Я уже
стянут, и воскресший Будка уже навалился на меня и со всей злостью за свое
поражение тычет меня головой в землю. Что-то кричит, протестуя, Ява, да что
он может!..
путаются...
Пусти! Ну! Пусти! - пронзительный Валькин голос.
И я вижу над собой чистую голубизну неба, в котором летают белые голуби. И
мне становится ясно, что откуда-то здесь взялась Валька, что она столкнула с
меня Будку и стоит надо мной, воинственно размахивая руками, и кричит:
Бандиты! Вот я все расскажу! Все расскажу в школе! Вот увидите! И родителям
вашим расскажу. И твоим, Алик, и твоим, Вовка, и твоим, Эдик. А на тебя,
Будка, вообще в милицию заявлю. И тебя в колонию заберут. Вот увидишь!
Хлопцы приехали из села в гости к нам в город, а вы их - бить! Да еще всем
гуртом! Нечего сказать - гостеприимные хозяева! Бессовестные!..
пути и Яву прихватила. Наши враги расступились и пропустили нас. Никто даже
не пытался нас задержать. Все молчали. И только когда мы прошли, кто-то
пронзительно свистнул, и вся ватага, как горох из мешка, сыпанула вниз, в
яр. Может, они бы и по-другому поступили, да, наверно, все-таки решили, что
Будка со мной вполне расквитался.
восторженно говорил Ява, обнимая меня за плечи. - Ты им всем показал, что
такое васюковцы. Молодец!
видела, что она застала меня уже битым и что она-то вроде бы и спасла
меня... Я ей был, конечно, благодарен - кто знает, сколько бы еще этот Будка
стучал об землю моей бедной головой? Но в то же время я чувствовал какую-то
неловкость и стыд, что меня спасла девчонка. Такую неловкость, как будто она
видела меня голого. И все-таки я был доволен. По-честному я все же победил
Корнев Павел
Лукьяненко Сергей
Березин Федор
Белов Вольф
Кервуд Оливер Дж.
Распопов Дмитрий