- Скоро новый караул приходит, - начал капитан, войдя в камеру и не замечая
того, как поднимаются со своего импровизированного ложа сержанты.
"Забавно, - про себя удивился Антон, - с чего это он решил нам докладывать?"
- А тут, как назло, снег повалил. Весь плац засыпало. И убирать некому.
- А вы генерала попросите, - развеселился, просыпаясь постепенно, Царенко,
- он порядок любит. Помните, как той зимой к его приезду мы плац гуталином
натирали? Так ему все равно не понравилось: наши урюки бордюры начистили.
Не везде. Пунктиром. Помните, товарищ капитан?
- Генерал - подследственный. И те два красавца не пять суток тут коротают.
- Это вы на нас, что ли, намекаете? - изумился Царенко. - Так ведь не
положено сержантов к работам привлекать.
- Было бы положено, давно б уже лопатами махали. А так, - попросить зашел,
- Мухин развел руками, словно сам удивлялся нелепости своего положения, -
работы-то минут на двадцать.
- Това-арищ капитан, - в голосе Царенко появились нотки глумливого
сочувствия, - мы бы со всей душой, но перед войсками... Своя рота,
все-таки. Сегодня они увидят, как сержанты пашут, а завтра и офицеров на
кухню к мойкам отправят.
- Значит, не пойдете, - с тоской вздохнул Мухин, и Антону стало понятно,
что не слишком-то надеялся капитан на их согласие.
- А там воздух свежий, - сказал Антон Сереге, когда Мухин вышел из камеры,
- да и кости поразмять с полчасика я бы не отказался. А то киснем тут, как
крысы в мусорнике.
- Да я и сам хотел погулять, - согласился Царенко, - но не сразу же
соглашаться. - Часовой, - закричал он, - зови начальника караула. У нас для
него сюрприз.
Они вернулись в камеру через полтора часа.
- Знал бы, что ноги промочу, не пошел бы, - ворчал Царенко.
- А ты усиленное питание себе затребуй. За вредность.
- С тебя получу. Сухим пайком.
Антон с Серегой развесили портянки на батарее и рядом выставили сапоги.
- Но, вообще-то, мне такая губа нравится, - сказал Сергей, когда они снова
устроились на столе. - Представляю себе морды дежурных, когда мы встретим
их без сапог. Часовой, - крикнул он, - кто по части идет?
- Капитан Вазин.
- У-у-у! - обрадовались оба, хоть радоваться было особенно нечему. Просто и
у Сергея, и у Антона с Вазиным были связаны не худшие минуты службы.
- Ты пиво пьешь? - спросил Антона капитан Вазин, когда шли они тенью старых
лип ранним июньским вечером по Ивано-Франковску.
- Пью, когда есть, - отвечал удивленный Антон. Он не видел пива с октября,
то есть месяцев семь, все время учебки, потому вопрос Вазина был для него
неожидан.
- Ладно, ладно, - Вазин поднял ладонь в предупреждающем жесте, словно напор
Антона и его жажда пива были неудержимы. - Только так: сколько скажу,
столько и выпьешь.
- Понял, товарищ капитан, - не возражал Антон, удивленный и без того щедрым
жестом начальника.
Они шли из гостиницы, где двоих в шестиместном, отдающем казармой номере,
поселила их нелюбезная администратор.
- Тут еще кто-то будет жить? - беспокойно поглядывая на свободные кровати,
спросил ее Вазин.
- Хто при-де, той ‹ буде , - устало ответила ему казенная дама и
направилась к выходу.
- У меня важные документы, - попытался возмутиться Вазин, - мне их нужно
хранить! Я ответственное лицо.
- До дупы , - лениво отмахнулась та.
Что же до Антона, то номер ему подходил вполне. Он открыл балконную дверь и
оказался над небольшой тихой улицей, усаженной цветущими липами. Напоенный
сладким ароматом, теплый воздух кружил голову. Куда-то за город клонилось
солнце. Высокое небо было ясным и едва голубым.
- У нас в части липы недели через две только начнут цвести, - сказал он
капитану, когда тот вышел покурить.
- В части разве есть липы? - удивился тот.
"Поубирал бы ты плац каждое утро, наизусть знал бы и что у нас растет, и
где", - мысленно фыркнул Антон.
- Мне нужен одноместный номер, - продолжал между тем возмущаться Вазин, - у
меня будут документы почти на сотню призывников. Это что, шутка? Тут их
украдут и концов не найдешь.
- Идем ужинать, - сказал он Антону, чуть поостыв. - Идем ужинать, а завтра
я перееду в другую гостиницу.
- Я ведь думал, - рассказывал Антон позже, уже вернувшись в часть, - что
его "сколько скажу, столько и выпьешь" будет ограничивать меня сверху. Но
когда после четвертой литровой кружки он заказал еще пару, я понял, что с
обещанием поспешил. Вазин же и после моего дезертирства своего не упустил.
Он нашел какого-то "вуйка з вусамы" и выпил с ним столько же, сколько и со
мной. Официант, когда нес им очередную пару, я уже сбился в подсчете -
какую, спросил меня, не родственник ли мне Вазин. - "Начальник", - ответил
я. - "Неплохой начальник", - покачал он головой и выставил им на столик
кружки.
На следующий день капитан, с трудом неся огромную голову, переехал в
гостиницу при аэропорте - там для него нашелся одноместный номер, - и
оставил Антона наедине с городом.
Лето того года выдалось на Украине знойным. На северо-востоке от
Ивано-Франковска ветер нес радиоактивную пыль Чернобыля в сторону Мозыря и
пинских болот, а потом дальше, через Польшу, к немцам и скандальным шведам.
Припять старательно смывала нуклидный мусор в Днепр.
Сбывалось пророчество Иоанна Богослова и по опустевшим летним киевским
улицам, словно пытаясь смыть скверну людских грехов, оранжевыми жуками
расползались поливальные машины.
Антон, зная о случившемся в общем, не переносил этого знания в область
своих забот. Оставшись один, он почувствовал себя солдатом удачи, ловким
наемником, которому на три дня отдан город. Тенистый южный город, богатый и
ленивый, базары которого обильны и дешевы, а женщины добры и отзывчивы.
Некоторую опасность представляли для Антона патрули. Улицы были полны ими.
Подобное Антон видел лишь в Севастополе, но тогда на нем не было погонов.
Впрочем, с заменой своей одежды он тянуть не собирался. За десять рублей
Антон купил в спортивном магазине шорты, босоножки и тенниску. За два часа
на базаре вспомнил подзабытый в Москве украинский язык и, подражая местному
наречию, украсил его полонизмами.
По старой привычке обшарил он и два небольших букинистических магазина,
найденных в центре города. Было в них немало интересного, но скудные
средства не позволили Антону унести с собой ни роскошный атлас мира,
изданный Императорским Географическим обществом в начале века, ни
московское предреволюционное издание Бердяева, которое ни в Москве, ни тем
более в Киеве на полках букинистов появиться просто не могло. Купил он
только одну небольшую книжечку, сам не вполне понимая, зачем он это делает.
У книги не было обложки, а продавцы не знали ни автора, ни названия. По
первой главе значилась она у них как "Французская новелла", но никакого