заснуть, и утро застало ее стоящей у окна, и прекрасное лицо ее выглядело
изможденным.
была абсолютно вне опасности, ибо решительные его действия во время мятежа
на стороне государевой были соответственно отмечены и поощрены, а брат за
брата, как говорится, не ответчик, хотя брат все-таки есть брат, и тут в
силу вступают некоторые иные законы - законы нравственные, законы крови,
если вам угодно. И хотя сам Владимир Иванович, преуспевая на кавалергардском
поприще и целиком отдавая себя исправной службе, этих законов не ощущал,
зато Амалия Петровна вся как бы горела, будучи и проницательней, и
чувствительней супруга.
устремимся за нашим героем, который в этот момент как раз и появился в
прихожей у Артамона Михайловича. [117]
встретил племянника с распростертыми объятиями и тотчас повлек его в
гостиную, успев шепнуть:
подтянутый, смуглолицый, с черными, на запорожский лад свисающими усами и с
цыганским блеском в больших слегка раскосых глазах.
подталкивая нашего героя. - Ваня, это Аркадий Иванович.
забегали, засуетились мальчики, и не успели наш герой и Аркадий Иванович,
усевшись, обменяться несколькими фразами, как уже на столе поблескивал
графин с рюмочками и пестрела различная снедь.
и похрустев капустой.
открытый взгляд.
житную.
мягкость [118] и даже вкрадчивость. Это понравилось нашему герою, да и весь
облик Аркадия Ивановича вызывал симпатию, а чем - сразу и не скажешь: то ли
цыганскими глазами, то ли улыбкой, внезапной, ослепительной, но какой-то
несколько детской, то ли еще чем-то.
паштетом, аккуратными пирожками, теплыми и мягкими, совсем живыми.
вот-вот грянет музыка.
в вашу честь красота.
говорит, а я и не знаю.
Иванович пережил большие бури житейские. Много перемучился, перестрадал.
Однако, Ваня, как мы служим долгу, так и он нам платит...
смущенно, и на смуглых щеках его проступал едва заметный румянец. [119]
имена которых мы чтим за их подвиги. Вот и Аркадий Иваныч будет за свой
подвиг потомками почитаться. И давайте за ваше здоровье... Спаси вас
Христос, Аркадий Иванович.
наслаждался, смакуя настойку, однако Авросимов заметил, как в позе капитана
проглянуло что-то расслабленное.
любопытством.
Иваныч?
Артамон Михайлыч, не возносили мою персону.
порассказал. - И вдруг засуетился: - Ай не по нраву вам, капитан, российская
снедь? Вот пирожки, вот грибки-рыжики... А скоро и уху подавать велю...
стороны, упрямое любопытство разбирало и мучило его: какая тайна кроется в
словах капитана? С другой стороны, нежная шейка Амалии Петровны закачалась
перед ним, и почти юное ее [120] лицо померещилось, на котором горели вовсе
и не юные глаза, полные отчаяния и тревоги... И тут, казалось бы, вовсе и ни
к чему он подумал о Милодоре и стал даже жалеть, что выпроводил ее так
бессовестно: Ерофеича постеснялся.
капитану.
последний рыжик...
в ответ. - Воспоминания о предмете нежном, да?
приезжает в Петербург - так мой гость... В начале осени приезжал. Помните,
как вы, Аркадий Иваныч, в это вот кресло упали? И представляешь, Ваня, я его
тормошу, а он молчит. Помните? То-то... Кто же вас от тоски да от страха
спас тогда? А? Кто вам руку протянул? Кто в душу вам заглянул?..
поглядывая на нашего героя с любовью. - Он ведь теперь знаете где?
по рюмкам. - Мы начали, Аркадий Иваныч, а он продолжает... Все мы одно дело
делаем ради нашего государя.
спросил:
смущения своих цыганских глаз, - Какие там действия, помилуйте? Я это себе
все иначе мыслю... Хотя понимаю, какую историю они в виду имеют. Да я ее и
объяснить-то не умею, ей-богу. Это, видите ли, господин Ваня, такая история,
что даже и невозможно знать, откуда ее начало, если и решиться
рассказывать... Тут, видите ли, все очень запутано... А как вам, господин
Ваня, кажется мой бывший полковой командир?
к нашему герою, и все оно, такое открытое, ждало ответа. Симпатия к этому
человеку росла в Авросимове, и чем больше было недосказанного, тем она
становилась глубже, серьезнее. Вот он - истинный человек, появившийся в этом
гранитном мире, приехавший откуда-то издалека, из степи, со своей детской
улыбкой, простодушной и мужественной. Как нам иногда нужно время, чтобы
загореться к человеку симпатией, а при отсутствии времени мы, бывает, и мимо
проскакиваем, а зря. Ведь это же богатство души, когда возгорается новая
симпатия. Конечно, очень может быть, что и ошибаются человеческий глаз и
сердце... Но давайте же рисковать в наших с вами поисках и открытиях.
трэба так торопиться с выводами. Это вы в Петербурге пожили, а Петербург
суетлив... - он опять улыбнулся с полной откровенностью и расположением к
Авросимову, так что нашему герою даже неловко стало, но, как он ни
напрягался, не мог все-таки понять, о ком идет речь.
за другой пару рюмочек, отчего нос его сразу налился, стал сизым и потным, а
в глазах загулял сквознячок. [123]
открыть для себя капитана.
бывшего полковника не вспомните. Уж коли вы его не знаете, так чего мне
огород-то городить, а коли знаете да не вспомните, то уж тем паче - незачем,
а может быть, вы нарочно это?.. Ну чтобы, скажем, подразнить меня?.. Да я в
это не верю, - и он засмеялся ласково. - Всю жизнь мечтал быть широкоплечим,
как вы вот, да не дал Господь.
Аркадий Иванович поднялся и поманил за собой Авросимова. Он шел легко,
прямо, лишь слегка взмахивал рукой, словно поддерживал равновесие.
красной тахте валялась шинель, а на полу - сабля и небольшой сундук стоял
прямо посередине и из него, словно разварившаяся каша из котла, лезла
военная амуниция. В углу, в небольшом ящике, повизгивали и суетились борзые
сосунки, и Аркадий Иванович, указав на них, произнес с видимым
удовольствием:
Каков псина будет - цены нет! Сука. Можно даже Дианой назвать... Не
опозорит. Хорош? [124]