на свете вещей; вы обладаете искусством нарушать равновесие мира, кинув на
весы соломинку!
вырвать у тебя тайну?
взгляд, каким женщины лукаво допрашивают мужчину, когда хотят его помучить.
водоворота! Вы меня покидаете по всякому поводу. Вчера я здесь была, ждала
вас...
открывалась дверь, сердце у меня вздрагивало так, что чуть не разорвалось.
погубите меня. Я не могу снести ваши несправедливые упреки. Я все вам скажу.
Так я, по-вашему, не люблю вас? Я вас слишком люблю!
обязан бывать в определенные часы, как необходим ему успех, как безмерны
требования, предъявляемые к газете, сотрудники которой должны раньше всех и
безошибочно судить о событиях под угрозой потери своего влияния; наконец с
какой стремительностью нужно изучать множество вопросов, проносящихся в нашу
всепожирающую эпоху с быстротою облаков.
нет ничего наивнее первой любви. Тотчас обнаружилось, что "слишком любит" не
он, а графиня. В любящей женщине все встречает радостный отклик. Перед
картиною этой огромной жизни она пришла в восхищение. Раньше она
представляла себе Натана великим человеком, теперь он показался ей
величественным. Она упрекнула себя в чрезмерной любви, просила его не
пропускать деловых свиданий; взором, устремленным в небо, она умалила
значение его честолюбивых усилий. Она будет ждать! Отныне она будет
жертвовать своими радостями. Она хотела быть только ступенькой, а была
препятствием!.. Она заплакала от отчаяния.
глазах. - У мужчин есть множество способов действовать, а мы можем только
думать, молиться, боготворить.
ветки к ручью, она огляделась по сторонам: одни ли они, не скрывает ли
тишина какого-нибудь свидетеля; потом подняла голову к Раулю, а он наклонил
свою; она подарила ему поцелуи - первый, единственный в ее жизни данный
украдкою поцелуй, и почувствовала себя в этот миг такой счастливой, какой не
была уже пять лет. Рауль счел себя вознагражденным за все свои страдания.
Оба они пошли, не различая пути, по дороге из Отейля в Булонь, - им нужно
было вернуться к своим экипажам; они ступали, ритмично, в ногу, столь
знакомою любовникам походкой. Рауль доверял этому поцелую, подаренному с той
скромной простотой, которая вытекает из святости чувства. Все зло исходило
от мира, а не от этой женщины, столь беззаветно ему принадлежавшей. Рауль
уже не досадовал на треволнения своей сумасшедшей жизни, а Мари забыла о них
в огне своего первого желания, как всякая женщина, которая не наблюдает
ежечасно страшных борений такого незаурядного существования. Во власти
благородного восхищения, отличающего женскую страсть, Мари неслась легким,
свободным шагом по мелкому песку боковой аллеи, обмениваясь с возлюбленным
немногими, но из души идущими словами, полными глубокого значения. Небо было
безоблачно, высокие деревья были покрыты почками, и кое-где кончики их
неисчислимых бурых кистей уже были тронуты зеленью. На кустарнике, на
ясенях, ивах, тополях уже зеленела первая, нежная, еще прозрачная листва.
Никакая душа не устоит против такой гармонии. Любовь объясняла графине
природу, как объяснила общество.
сказала она.
истинную любовь.
неискушенным сердцем, Рауль поймался на собственные фразы, выражавшие
прекрасные чувства. Его увлечение, вначале своекорыстное и тщеславное, стало
искренним. Начав со лжи, он кончил правдой. К тому же в каждом писателе
сидит нелегко глохнущая жажда преклоняться перед духовной красотою. Наконец,
чем больше жертв приносит мужчина, тем больше растет его привязанность к
существу, которое их требует. Светские женщины, как и куртизанки, чуют эту
истину; быть может, даже безотчетно пользуются ею. После первого порыва
благодарности и удивления графиня де Ванденес была очарована тем, что
подвигла Рауля на такие жертвы, на преодоление таких трудностей. Ее любит
человек, достойный ее! Рауль не понимал, к чему его обязывает поддельное
величие. Женщины не позволяют своему любовнику сходить с пьедестала.
Божеству не прощается никакая мелкая черта. Мари не знала ключа к загадке, о
которой Рауль говорил своим приятелям за ужином у Вери. Борьба этого
писателя, выбившегося из низов, длилась первые десять лет его молодости; он
хотел быть любимым одною из цариц большого света. Тщеславие, без которого
любовь недолговечна, как сказал Шамфор, поддерживало его страсть и должно
было усиливать ее с каждым днем.
принадлежать ни одной другой женщине?
сердце, - ответил он и не счел это ложью, так презирал он Флорину.
Натана, принявшего почтительную позу, как будто он только что встретился с
нею; со шляпою в руке он проводил ее до экипажа, а затем пошел следом за ним
по проспекту Карла X, вдыхая пыль, поднятую лошадьми, глядя на колеблемые
ветром перья ее шляпы, напоминавшие ветки плакучей ивы.
своею страстью, появлялся повсюду, где она бывала; он обожал недовольный и в
то же время счастливый вид графини, когда она хотела и не в силах была его
журить за то, что он расточал время, столь ему необходимое. Мари приняла на
себя руководство работами Рауля, строго установила для него распорядок дня и
оставалась дома, чтобы не давать ему никакого повода рассеиваться. Каждое
утро она читала газету и сделалась герольдом славы Этьена Лусто, чьи
фельетоны ее восхищали, Фелисьена Верну, Клода Виньона, всех сотрудников.
Когда скончался де Марсе, она посоветовала Раулю отдать ему справедливость и
с восторгом прочитала большую и прекрасно написанную статью, в которой
журналист воздал хвалу покойному министру, осудив его в то же время за
макиавеллизм и ненависть к массам. Она присутствовала, разумеется, в
литерной ложе театра Жимназ на премьере пьесы, сборами с которой Натан
рассчитывал поддержать свое предприятие и которая прошла с огромным внешним
успехом. Графиню обманули купленные аплодисменты.
Дэдлей, к которой она поехала из театра.
Тенирса, - сказала леди Дэдлей.
д'Эспар. - Современные водевили - очаровательные комедии, преостроумные,
требующие большого таланта, и они меня очень забавляют.
отлично: пьеса пришлась ей по вкусу, диалог в ней тонок, остроумен.
д'Эспар, глядя на Мари.
ярость; она не нашла ничего лучшего, как сказать:
графиня де Ванденес ушла, Моина де Сент-Эран воскликнула:
увез свою жену в имение, где ее утешали только страстные письма Рауля,
которому она писала ежедневно. Разлука с графиней могла бы спасти Рауля от
пропасти, на краю которой он оказался, будь Флорина подле него; но он был
один посреди друзей, а они стали его врагами, едва лишь он обнаружил
намерение господствовать над ними. Теперь журналисты его ненавидели, но были
готовы протянуть ему руку и утешить в случае падения, а в случае успеха -
обожествить. Таков литературный мир. В нем любят только нижестоящих. Там
каждый враждебен ко всем, кто старается пробиться. Эта всеобщая зависть
удесятеряет шансы посредственностей, не возбуждающих ни зависти, ни
подозрений, прокладывающих себе путь по способу кротов и пристраивающихся,
как бы ни были они глупы, в различных отделах "Монитора", между тем как