у него в руках виски? Конечно, если в стакане коктейль, то это менее
опасно. В коктейле нет кусочков льда, от которых получаются синяки...
услышал, как Бобби нарочито громко, чтобы Джулиан мог слышать, заявил:
"линкольне". Тот "кадиллак", что он приобрел прошлым летом, ему не по
душе.
размещались столики, в зал для танцев, а оттуда в холл, у подножья
лестницы. В этом месте полагалось ждать свою даму. Джулиан опять обменялся
приветствиями со множеством людей и особенно весело помахал Милдред
Эммерман, которая и давала сегодняшний ужин. Это была высокая зубастая
девица, капитан женской команды по игре в гольф. Ее отец, пьяница и
повеса, обладал порядочным капиталом в недвижимости, а номинально считался
фабрикантом сигар. Он являлся в клуб только в тех случаях, когда они с
женой приглашали на ужин своих друзей или приятелей дочери. Милдред,
возвышаясь над управляющим клуба Лошем, изящным для таких габаритов жестом
указывала, на какое место за столом положить очередную карточку из пачки,
которую держала в левой руке. Она, по-видимому, была единственной
женщиной, которая не слышала о том, что произошло накануне. В Гиббсвилле
знали, что ей можно рассказать все что угодно, не сомневаясь, что сплетня
дальше не пойдет, потому что мысли Милл всегда были заняты, по-видимому,
тем, как быстрее пройти в гольфе через деревья ко второй полосе. От ее
улыбки Джулиану стало легче. Впрочем, ему всегда нравилась Милл. На
мгновенье он испытал радость при мысли о том, как хорошо, что Милл не
живет в Нью-Йорке, где ей сразу бы приписали слабость к женскому полу. В
Гиббсвилле же она просто считалась любительницей спорта. Милая Милл!
сказала?
как реагировать на последствия.
вчерашнего...
музыкантам пять долларов и за Гарри. А потом принялся дразнить меня по
поводу того, что война уже давно окончена или что-то вроде этого, а я,
мол, ждал до тысяча девятьсот тридцатого года, чтобы принять участие в
сражении, и что надо было вызвать полицию.
всегда...
думает. Она спросила, правда ли, что у Гарри подбит глаз, и я сказала: да,
это так. Тогда она заявила, что Уит обеспокоен. Он тебе что-нибудь сказал?
было разговора.
Уиту. Да, сказал. Должен был сказать, потому что, когда прошлым летом Уит
это узнал, он спросил, почему я не обратился к нему, и я ответил, что к
нему и так все обращаются. Разве я не рассказывал тебе?
плохо иметь врага. Я тебе это говорила.
к ним.
Фрогги принадлежал к числу лучших друзей Джулиана. После окончания
колледжа возле Джулиана не было такого человека, которого можно было бы
считать его самым близким другом. А тот, кто именовался так в колледже,
сейчас жил в Китае, работал там в "Стэндард Ойл" и давал о себе знать
приблизительно раз в год. В компании лучших друзей Джулиан чувствовал себя
легко и надежно. Тридцатичетырехлетний Фрогги потерял на войне руку, и,
может, поэтому Джулиан был с ним менее близок, чем с другими сверстниками
Фрогги, которые тоже побывали во Франции. Джулиан, будучи моложе их лет на
пять, во время войны учился в колледже, проходил военное обучение по
системе вневойсковой подготовки и до сих пор терзался угрызениями по
поводу того, что следовало бы бросить колледж и пойти в армию. С годами
угрызения эти слабели, он считал, что они больше его не беспокоят, а
оказалось, беспокоят. И всегда беспокоили при виде Фрогги, который в свое
время был превосходным пловцом и теннисистом. С Джин Джулиану было легко.
Они испытали Друг к другу все чувства, которые можно было испытать. Как-то
летом, много лет назад, Джин и Джулиан были безумно влюблены друг в друга.
По окончании итого полугреховного романа, когда он действительно
завершился, они питали друг к другу чувство гораздо более чистое, чем
испытывают дети, и были готовы полюбить по-настоящему кого-нибудь другого.
Джулиан знал - ему рассказала сама Джин - что с Фрогги она "перешла
границу дозволенного" во время первого свидания, и честно верил, что рад
за нее.
ли на танцы из Рединга, обсудили, как выглядят местные дамы,
поинтересовались, не спустила ли у Джулиана шина, - они видели, что его
машина по дороге в клуб встала, - как здорово, не правда ли, что дороги
так быстро очистили от снега; какой чудесный корсаж, возьми "Кэмел", какая
разница; отец Милл выглядит хуже, чем когда-либо; про Эммерманов можно
сказать одно: они уж не скупятся, когда устраивают вечер. Тем временем
Милл, ее мать и отец в ожидании гостей заняли свои места у входа в
танцевальный зал (когда мебель не убирали, это была гостиная). Не прошло и
трех минут, как в холле вытянулась очередь жаждавших немного церемонно
поздороваться с мистером и миссис Эммерман и обменяться дружеским
приветствием с Милл. Оркестр "Королевских канадцев" из Гаррисберга под
управлением Бена Рискина уселся на место и двумя ударами по басовому
барабану заиграл "Дай мне что-нибудь на память". "Прошу тебя, не пей
много", - сказала Кэролайн и пошла искать свою карточку за праздничным
столом.
II
подходил к концу. До часа ночи мужчины, и молодые и старые, будут зорко
следить за тем, чтобы Милл не оставалась без кавалера; после же часа те
приглашения, что выпадут на ее долю, будут адресованы ей лично, а не ей
как хозяйке вечера. Завтрашние газеты напечатают список гостей, а затем
про ужин забудут. И на следующий год уже кто-нибудь другой будет давать
ужин во время рождественских танцев в клубе. Теперь на целый год, по
меньшей мере, Милл Эммерман была избавлена от обязанности устраивать
большой прием.
гости, клуб брал по два пятьдесят с человека. В клубе был назначен вечер
танцев, поэтому приглашение на ужин получили все члены клуба. На ужин,
подобный тому, какой давали Эммерманы, хозяйка могла договориться с
управляющим подать гостям либо жареную курицу за доллар пятьдесят, либо
жареную индейку за два доллара, либо филе миньон за два пятьдесят, и нынче
подавали филе миньон. Денег у Эммерманов хватало, а положение их в
Гиббсвилле было столь непрочным, что они были вынуждены угощать лучшим из
меню. Сообразно с обычаем, Эммерманы не покупали вина и не платили за
музыку. Подразумевалось, что мужчина, которому посылалось приглашение,
явится на ужин с дамой. Холостяк, если он не был помолвлен, подтверждал
получение приглашения своей визитной карточкой и тут же звонил хозяйке и
спрашивал, чьим кавалером ему следует быть. Все было расписано в деталях
заранее, причем хитроумнее, чем можно было бы ожидать. Среди девиц были
"клуши", которых полагалось приглашать на многие приемы, и хозяйка знала,
кого из мужчин ей надо просить сопровождать этих "клуш". Но в то же время
каждая хозяйка понимала, что пользующемуся успехом привлекательному
молодому человеку следует поручать эскортировать только пользующихся
успехом привлекательных молодых девиц. Была и еще одна группа девиц - к
ним принадлежала и сама Милл Эммерман - которые являлись на танцы обычно
либо с супружеской четой, своими приятелями, либо с компанией из четырех -
шести человек. Милл и подобные ей девицы могли сказать с точностью почти
до фута, какое расстояние они пройдут в танце, и если это расстояние
оказывалось длиннее предполагаемого, то они сами спрашивали себя, в чем
дело. Ответ же обычно состоял в том, что какой-нибудь молодой муж,
разозлившись на свою жену, хотел поведать об этом Милл, потому что она
была "хороший товарищ". Все понимала. И не обижалась, когда ее бросали на
полпути. Порой, конечно, на долю Милл и таких, как она, выпадали и
настоящие неприятности, например, от кавалера, который выпил больше, чем
следовало. Но какой бы косной ни казалась эта система, следует упомянуть
несколько обстоятельств, говоривших в ее пользу: во-первых, к тому
Березин Федор
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Березин Федор
Бажанов Олег
Свержин Владимир