- Наверху идут на нас... стараются!
- Рыбы им мало, - буркнул боцман. - Нас глушить будет...
В посту появился флагманский врач Подплава, совершивший этот поход, чтобы
испытать новейшие приемы регенерации воздуха. Тихий и робкий человек,
пришедший на флот с научной кафедры, он спросил очень вежливо (даже
неподобающе вежливо для такой обстановки):
- Простите, а что тут в данный момент происходит?
- Шарахвут вот нас сейчас, - неласково ответил боцман.
- Не понимаю, по какому поводу... Мы же дома!
- Родные всегда больней лупят.
Акустик доложил, морщась:
- Первая серия... пошла!
Режущий шум винтов корабля пронесся над подлодкой, и со звоном лопнули
бомбы. Лодку сильно встряхнуло, с переборок полетела пробка, раскрошенная в
труху. Где-то с визгом разлетелись плафоны, стоял глухой стук-это бились
электролампы.
- Разворачивается для второго,-доложил акустик.
- Ну разве не паразит, а? - спросил боцман.- Видать, ему эта работа
понравилась. Конечно, кидай себе,- это не рыбу ловить?
Бомбы легли рядом. В соседнем отсеке что-то загрохотало.
- А товарищ попался серьезный,-сказал командир, мрачнея. - Эй, в
носовом... что у вас там лопнуло?
- Ничего не лопнуло,- ответили из носа торпедисты. - Это бочка из-под
сушеной картошки развалилась...
Корабль наверху разворачивался для следующей атаки.
- Вы бы ему посигналили,- подсказал наивный врач. - Мол, мы свои, идем
домой, бомбить нас не надо...
- Чем же я ему посигналю? - наорал на него командир. - Или мне палец ему
из-под воды выставить?
- Витя,- с укоризной сказал врачу штурман,- то, что ты советуешь нам
сейчас, это называется бесплодной утопией.
- А утопия - от слова "утопили", - разъяснил всем боцман.
- Пошла серия за борт, - доложил акустик.- Бросает!
Падающие бомбы издавали на глубине гул и бульканье.
- Знать бы-какую он ставит глубину? - сказал штурман.
Но тут же людей стало бить, бросая одного на другого, отсек был наполнен
туманом и мелкой пробкой.
- Правильно ставит, собака! - ответил командир. - Уж больно дельно
кидает... Ну, как ты, Витя? Потрясываешься?
- Да, видите ли, - ответил флаг-врач, - все дело заключается в том, что
трясись или не трясись, а бежать тут некуда!
- И будут,- добавил боцман,- за здорово себе живешь, молодые и красивые
покойнички, украшенные орденами и медалями...
- Опять разворачивается,- доложил акустик.
- Будем уходить,- решил командир. - Ничего тут иного и не придумаешь. Он,
видать, не отстанет... Вытянемся в море, подзарядим там батареи и уже во
всплывшем положении пойдем на базу, чтобы товарищ этот наверху! за чужих
нас не принимал.
Так и сделали. Когда со стороны моря показалась подлодка, идущая на
дизелях, сторожевик принял с нее опознавательные и точно по уставу дал на
нее свои.
- Спроси его, бомбил ли он недавно лодку?
Сигнальщик отмахал вопрос на сторожевик флажками.
- Читай, что он пишет нам в утешение
- Сознается,- сказал сигнальщик. - Пишет, что бомбил...
- Отвечай ему так: "Сукин сын, ты бомбил нас", - и потом, когда
очухаются, ты им добавь следующее: "Желательно встретиться на берегу для
обмена боевым опытом".
Глаз прожектора сторожевика стыдливо промолчал. Сигнальщик понял это
молчание на свой лад:
- Разве они ответят, товарищ командир? Ведь понимают, что за такие дела
на второй год войны, да еще при обмене опытом, обязательно морду им бить
станут...
Подлодка завернула в гавань Полярного, притулилась к родному пирсу.
Береговые службы потянули на ее борт шланги с паром, водой, телефоном и
электропитанием. Их встретил комдив. Возле пирса остановилась "эмка", из
нее вышел командующий флотом Головко, молодо сбежал по сходне на лодку. Он
и в самом деле был еще очень молод, этот командир самого молодого флота
страны, и только седина на висках выдавала его переживания за судьбы тех
кораблей и людей, которых он столь частопровожал в океан...
Выслушав доклад подводника, Арсений Григорьевич спросил:
- А чего не пришел в назначенный срой? Мы ждали...
Командир поведал вице-адмиралу, как его бомбила на плесе своя же
брандвахта, пришлось оттянуться в море, подзарядиться там, снова
возвращаться... "Волокитная история!"
- Это плохо,- сказал Головко. - Командир сторожевика понесет строгое
наказание. Заставим его изучить силуэты наших подлодок и нести службу
наблюдения в море как надо, по уставу!
Подполковник вдруг представил себе, что, должно быть, испытывает сейчас
незнакомый ему человек с мостика сторожевика, и он решительно вскинул руку
к козырьку мятой фуражки:
- Товарищ вице-адмирал, позвольте два слова?
- Хоть сто... Я вас слушаю.
- Простите, что вмешиваюсь. Сторожевик (это же видно) недавно рыбу
ловил... Где им сразу все тонкости изучить? Служба связи и наблюдения у них
никудышная, это верно. Но если быть честным, то командир сторожевика
достоин: большой благодарности.
- За что? За то, что вас бомбил на подходе к базе?
- Именно так, товарищ вице-адмирал... Уж сколько нас немцы бомбили, а
такого не выпадало. Дельно он бомбы клал! Просто душа радуется, что наши
корабли умеют бомбить врага отлично.
- Разберемся, - кивнул комдив. - А ты слишком уж добрый, Саня, - сказал
он ему потом. - Лежал бы сейчас с водичкой в камбузе на плесе Кильдинском
и... рот нараспашку!
Сторожевик вернулся с моря, и его навестил командир подлодки. По внешнему
виду пожилой команды, по тому, как неумело отдал у трапа честь подводнику
вахтенный, командир лишний раз убедился, что эти ребята совсем недавно
плавали под скромным флагом с двумя селедками на полотнище.
При появлении офицера, грудь которого была украшена, звездой Героя
Советского Союза, командир сторожевика привстал со стула-вертушки. Это был
человек преклонных лет, его натруженные руки слегка вздрагивали. Сейчас он
имел звание лейтенанта. Над карманом его кителя неярко поблескивал орден
Красного Знамени. Только не боевой славы-трудовой...
- Позволю себе заметить,- начал подводник,- что своих на войне бомбить не
рекомендуется... Дайте-ка листок бумажки!
На листке, вырванном из тетрадки в клеточку, подводник сделал карандашом
несколько стремительных росчерков.
- И вот цель! - сказал он, ловко обозначив свою лодку. - Первый заход вы
пошли так. Одобряю. На развороте потеряли, однако, немало времени. Не
одобряю. Вот если бы на контрольном бомбометании вы сбросили серию не в
этой точке, а здесь...
- И... что? - спросил рыбак.
- Как что? - удивился подводник, смеясь. - Мы бы с вами уже не
разговаривали сейчас... Вы поймите одно: вам повезло, как никому другому.
Никто из наших людей, отбомбив противника, не имеет возможности встретиться
с врагом, чтобы узнать у него - как его бомбили? А вам повезло: перед вами
сидит человек, который ускользнул от вашей атаки. Учтите же мои замечания!
Прослушав целую лекцию, старый моряк поднялся из-за стола, а в углах
глаз, выцветших от соли и ветров, мерцали глубоко спрятанные слезы.
- Сынок, - неожиданно сказал он. - Прости уж нас. Видит бог, мы не
хотели... Это так, святая истина! А за науку спасибо... мы учтем на
будущее!
Распили они в каюте пол-литра и расстались друзьями.
Северные подводники были щитом флота и всего Мурмана, Причем этот щит был
постоянно выдвинут на самые крайние рубежи. Враг не был в безопасности даже
тогда, когда прятался от подводников в глубине фиордов за охраной цепей,
сетей, мин, проволоки и строгой брандвахты. Они все равно прорывались!
Как люди они были по-человечески великодушны и щедры. Опасная работа,
гибель многих товарищей, звания Героев - это не сделало их жестокими и
зазнавшимися. Они были люди в полном смысле этого слова. Умея ненавидеть,
они очень много и очень многое любили в этом прекрасном мире... А далеко в
океане на их подлодках тихо открывались крышки аппаратов, и через эти
жерла, глядящие в сумрачные глубины, вылетала ненависть к врагу-длинными
телами боевых торпед...
Сейчас они встанут на позиции - как щит, ограждающий PQ-17 от высшей
точки Европы, от самого Нордкапа.
А теперь, читатель, нам предстоит снова побывать в западном полушарии,
где с американской пристани мы примем на борт человека, который станет
нашим добрым союзником...
БОЛЬШОЙ РИСК
В апреле 1942 года фюрер сказал в рейхстаге: "Бои на Востоке будут
продолжаться и далее. Мы будем бить большевистский колосс до тех пор, пока
он не развалится!" Но, развивая успех на Востоке, Германия заодно уж
нанесла Штатам несколько болезненных ударов, чтобы пошатнуть моральное