Гальченко. - Этак тюкнешь топориком и вместо бревна, чего доброго, по ноге
угодишь! И нет ноги!"
всхолмленной пустыней распростерлись они от берега до горизонта.
Конопицын.
больше связистам. Ныне не угрожали им и немцы - разве что с воздуха.
Движение караванов по морю полностью прекратилось. Льды загородили
Потаенную и как бы отодвинули ее на зиму в тыл.
ненцами из соседнего стойбища.
руками. Привозилась свежая оленина и рыба. В предвидении зимы ненки
поспешили сшить связистам по паре лептов [чулки мехом внутрь], по паре
пимов [обувь мехом наружу], а также по паре отличных рукавиц из камуса.
стойбища, низенький старичок с таким сморщенным лицом, что казалось, он
вот-вот чихнет. - Тебе должно быть у нас хорошо, тепло!
особо доброжелательное к нему отношение. Во время пиршества Гальченко
подкладывали наиболее вкусные куски жареной оленины или сырой строганины.
А рукавицы его были разукрашены самой красивой цветной аппликацией.
потешные вариации, от которых и хозяева, и гости в лежку ложились со
смеху.
гости из стойбища называли его уменьшительным именем - "как матка кличет".
Товарищи обращались к нему всегда уважительно, по-взрослому: Валентин.
Заметьте, никто ни разу не сказал "салага", "салажонок", как часто говорят
новичкам на флоте. Иногда его подзывали: "Эй, молодой!", но ведь в этом,
согласитесь, ничего обидного нет. Я сам, ей-богу, с удовольствием
откликнулся бы сейчас на такое обращение. Гораздо приятнее, поверьте, чем:
"Разрешите обратиться, разрешите доложить, товарищ капитан второго
ранга!.."
с легкой руки шутника Галушки приклеились к Гальченко, но они
употреблялись лишь в особо торжественных случаях и почти без улыбки.
охотничий пыл ненцев. Те видеть спокойно не могли мину, оторвавшуюся от
якоря и всплывшую на поверхность. Тотчас же принимались палить по ней из
ружей. А это было строжайше запрещено.
место и сообщи на пост! - втолковывал ненцам Конопицын.
древним охотничьим инстинктом. Мина была враг, не так ли? А как можно
удержаться от того, чтобы не выстрелить по врагу?
распознав в нем справедливого и рачительного хозяина. Он кое в чем
по-добрососедски помог им - консервами, мукой, чем-то еще. В ответ
связистам сделан был самый ценный по тем местам подарок - две упряжки
ездовых собак, двенадцать крепеньких черных и пегих работяг с
вопросительно настороженными ушками.
и потомки - в очень отдаленном поколении - тех псов, которые когда-то
столь неприветливо встретили нас в Потаенной...
смогли возобновить и уже не прерывать до лета патрульные поездки вдоль
побережья на санях.
собаки считались вроде бы как мои. Я сам стану ухаживать за ними, кормить
их. И они будут знать только меня. Хорошо, товарищ мичман?
Гальченко назвал его Заливашкой, и вот почему. У него был удивительно
жизнерадостный лай, на самых высоких нотах, просто собачья колоратура
какая-то, иначе не скажешь. Он не лаял, а пел - самозабвенно, с восторгом!
И уж зальется - никак его не остановишь!
почесывал за ушами, что пес особенно любил, тот ворковал, по словам
Гальченко, - да, буквально ворковал, как тысяча голубей разом.
Заливашка был любимцем шестого связиста Потаенной.
Гальченко Валентин с разгона прямиком на дно холодного Карского моря со
всей своей упряжкой и санями.
Делали они это для того, чтобы сократить путь, срезая выступающие в море
мысы. Но тут уж полагалось держать ухо востро. По дороге путешественникам
попадались опасные съемы. Не слышали о них? Это полынья или тонкий лед,
который затягивает воду в полынье. Собаки сломя голову рвутся к таким
съемам. Оттуда, понимаете ли, пахнет морской водой, а запах этот, видимо,
ассоциируется у собак с нерпой и рыбой.
тянут гораздо быстрее, чем по береговым сугробам. Наслаждаясь этой
скоростью движения, он как-то зазевался или замечтался. И вдруг - рывок,
сани резко замедлили ход!
всех сил лапами и брюхом. При этом он еще и грозно рычал на других собак,
которые продолжали тянуть вперед.
остановились, тяжело дыша.
различать отдельные, более темные пятна на фоне льда или снега. Да, это
был съем!
Каюр ты пока еще очень плохой.
собаку, ощупал лапы ее и туловище. При столь резком рывке пес мог
вывихнуть себе плечо. По счастью, обошлось без вывиха. Только подушечки
лап были окровавлены, а один коготь сорван - с таким старанием тормозил
Заливашка перед съемом, спасая своего хозяина.
моего повествования.
его товарищей в Потаенной. Старшина Тимохин считал почему-то, что
Гальченко балуют на посту. "У пяти нянек..." - многозначительно бурчал он
себе под нос. Но это была неправда! "Нянек"? Вот уж нет! Воспитание было
чисто спартанским, и вы сейчас убедитесь в этом.
пришлось применить оружие - по приказанию начальства.
Заливашка стал огрызаться на собак, а те пугливо шарахались от него, хотя
в таких случаях обычно не давали спуска друг другу. Изменился и вид пса.
Глаза его покраснели, пушистая пегая шерсть на спине вздыбилась. То и дело
он широко разевал пасть и клацал зубами, будто зевал. Гальченко ничего не
мог понять.
колышку и поскорее разыскать начальника поста. Гальченко так и сделал.
металась на привязи.
страшного предчувствия. - Что с тобой случилось, скажи мне, что?
приветливо качнулся. Но вслед за тем верхняя губа собаки приподнялась,
Заливашка оскалился - на хозяина-то! - и жалобно, тоскливо клацнул зубами.
Тягучий.