сезон на острове. Он сто лет не видел людей, он сто лет не слышал
патефона. А он, Вовка, даже не знает - везут ли Лыкову патефон!"
сказал - может. Значит, я должен. Николай Иванович, например, уже бы
добежал до Угольного, если бы мог выбраться со склада!"
холода, не от недостатка сухарей, - погиб бы от презрения к самому
себе.
развалы, увидел плоские пространства Сквозной Ледниковой.
вырисовывается восточное плечо Двуглавого. Различал: отражаясь от
снега, лунный свет размывает предметы - то ли глыба льда, то ли
медведь присел в трех шагах?
Разберись, где палатка? Пойми, куда двигаться?
Вовкин крик.
Льдины выдавливает на берег. Крошатся льды, лопаются".
голубоватой обманчивой дымке, в стеклянной голубизне. Вовка шел вроде
к темным осыпям, а вышел ко льдам. Поднялись вдруг справа торосы.
льдинах. Здесь, рядом, в трещине, лежит боцман Хоботило. Мрачно дымит,
всхлипывает вода в полынье. Вовку зовет.
Белый!
шел на поскуливание, всматривался в ледяную пустыню. Видел:
стремительно взмывают над Сквозной Ледниковой странные серебристые
полосы.
Ледниковой широкий снежный шлейф, сверкающий, затейливый, аккуратно
повторяющий все капризы разостланного под ним рельефа. Мириады
мельчайших ледяных кристалликов, беспрестанно двигаясь, ярко
вспыхивали, диковато преломляли лунный свет. Вовка похолодел: поземка?
пурга идет?
Ему, Вовке, следовало думать о зимовщиках, ему следовало возвращать
стране украденную фашистами погоду, а он думал о каком-то там Белом,
он рисковал заблудиться, провалиться в трещину, из которой никто
извлечь его не сможет.
пространств ледяного острова, обвитого шлейфами начинающейся пурги,
шел, подавленный безмерностью мировых событий, которые почему-то никак
не могли разрешиться без его, Вовкиного, участия.
Колька, хотя Колька вполне мог обойтись и без него. Но сейчас, на
Крайночном, Вовка был нужен всем! И Кольке, и отцу, и маме, и Лыкову,
и Елинскасу, и Николаю Ивановичу, и капитану Свиблову. Всей стране
нужен!
заблудиться.
3
воды пса.
Глава седьмая. ВОЙНА ЗА ПОГОДУ
1
вышел к палатке вовремя. Даже, может, раньше, чем надеялся Лыков.
Далекий отсвет, принятый им за зарево, луна, явившаяся над Двуглавым,
помогли ему. И сейчас Вовка не собирался терять даже минуты. Вот
только примус разжег.
Вовка отложил в сторону рукавицы, уставился со страхом на рацию.
Милевского, вспомнил он, были такие же, только покрытые пористой
резиной. В тех бы Вовка не обморозил уши.
Свист, вой. Слабый писк морзянки.
Впрочем, чем он мог ему помочь, Белый?
работать с ключом в этой позе было неудобно. Он снял руки с ящика.
Правую положил на ключ, левой работал на переключателе.
взрывалась непонятная музыка, будто из-под воды неслось бульканье,
шипение. Не было лишь ответа, на который Вовка рассчитывал. Никто не
торопился отвечать на его неуверенную морзянку.
Крайночному. Прием".
атмосферных разрядов прорвались голоса сразу нескольких станций.
Забивая друг друга, стремительно стрекоча, они будто специально
явились помучить Вовку - он ничего не мог понять в их птичьем
стрекоте. я1Точка точка точка точка тире... я0 я1Точка точка точка тире
я1тире... я0 До него не сразу дошло: Цифры! Передачи велись кодированные.
Он с облегчением вздохнул, поймав нормальную морзянку: морской
транспорт "Прончищев" запрашивал у Диксона метеосводку. Диксон
уверенно и деловито отвечал: "Единичный метко битый лед в количестве
двух баллов, видимость восемь миль, ветер зюйд вест".
боялись. Они чувствовали себя дома.