Чтение 15–й страницы книги ~Возвратная волна~

- О, как мне страшно! - простонал Фердинанд, заметавшись на диване.

Отец припал к нему.

- Успокойтесь! - сказал доктор.

- Папа! - крикнул раненый. - Папа, дорогой, я уже не вижу тебя...

На губах его выступила кровавая пена. Лицо исказилось ужасом и
отчаянием.

- Душно! - закричал Фердинанд.

Он вскочил с дивана и, протягивая руки, как слепой, подбежал к окну.
Вдруг его руки бессильно опустились. Он двинулся назад, пошатнулся и упал на
диван, ударившись головой о стену.

Потом еще раз обернулся к отцу, широко и с трудом раскрыл глаза, и две
слезы повисли на его ресницах.

Адлер, дрожа всем телом, сел, обессиленный, возле него и стал вытирать
своими большими руками мокрое от слез лицо и пену на губах.

- Фердинанд! Фердинанд! - шептал он. - Успокойся. Ты будешь жить, я
отдам все свое состояние.

Вдруг он почувствовал, что сын тяжелеет в его объятиях и валится.

- Доктор! Приведите его в чувство, он теряет сознание!

- Пан Адлер, выйдите из комнаты! - сказал доктор.

- Почему я должен уйти? Я не могу уйти, когда сын нуждается в моей
помощи...

- Больше он уже в помощи не нуждается, - тихо ответил доктор.

Адлер смотрел на сына, тряс его, теребил. На повязке, сбившейся на
груди, показалось большое красное пятно. Фердинанд был мертв.

Старик обезумел. Он вскочил с дивана, отшвырнул ногой стул, оттолкнул
доктора и выбежал во двор, а оттуда на шоссе.

По дороге он встретил одного из возчиков, перевозивших хлопок. Схватив
его за плечи, Адлер крикнул:

- Знаешь?.. Мой сын умер!

Затем, отшвырнув его, побежал к будке привратника.

- Эй! Созовите к моему дому всех людей, пусть приходят... Сейчас же...

С такой же стремительностью он вернулся в комнату, где лежал его
мертвый сын, и, сев против него, смотрел... смотрел...

- Почему так тихо? - спросил он. - Разве машина сломалась?

- Вы велели созвать всех рабочих, поэтому машину остановили. Все ждут
вас во дворе, - ответил Иоганн.

- Зачем? Для чего? Сейчас же пошли их работать. Я не хочу, чтобы было
так тихо. Скажи им, чтобы пустили машину и все станки. Пусть ткут, пусть
прядут, двигаются, шумят...

Он схватился обеими руками за голову.

- Мой сын... сын... сын! - шептал он.

За пастором послали еще раньше, и как раз теперь он приехал и вбежал со
слезами в комнату.

- Готлиб! - воскликнул он. - Господь послал нам тяжелое испытание, но
будем уповать на милосердие его!..

Адлер долго глядел на него, потом сказал, указывая на останки сына:

- Смотри, Мартин, это я! Не его, а мой это труп! Если бы я не верил в
это, я бы сошел с ума. Посмотри, - продолжал он, - здесь лежит моя фабрика,
мое состояние, моя надежда!.. Но он жив! Скажи мне это, и вы все скажите.
Это успокоит меня... О, сердце мое, сердце! Как оно болит!

Волна возмездия возвратилась.

Когда доктор и секунданты уехали, пастор стал уговаривать своего друга
выйти из комнаты. Адлер послушался, и они пошли в сад. Поднявшись на
пригорок, старый фабрикант поглядел по сторонам и заговорил:

- Если бы я мог...

Он раскинул руки.

- Если бы я мог все это охватить, задушить, бросить наземь и затоптать
ногами вот так, так!.. Если бы я мог! Если бы мог!.. Мартин, ты не знаешь,
что творится у меня в голове и как болит у меня сердце...

Он упал на скамью и продолжал:

- Там лежит мой мертвый сын, а я не могу ничем ему помочь. Знаешь, что
я тебе скажу? Мне кажется, что через год, через месяц, может быть даже через
неделю доктора найдут средство возвращать к жизни и излечивать таких
раненых. Но тогда это уже не будет интересовать меня, а сейчас я готов
отдать за такое средство все свое состояние и самого себя!.. Я продал бы
себя, как собаку, как кусок ситца. И все же я не в силах ничего сделать.

Пастор взял его за руку.

- Готлиб, давно ты не молился?

- Разве я помню? Лет тридцать, а может быть, и сорок.

- Ты помнишь молитвы?

- Я помню... что у меня был сын.

- Сын твой теперь у бога.

Адлер поник головой.

- Какой же кровожадный этот ваш бог!..

- Не богохульствуй! Тебе еще придется встретиться с ним.

- Когда?

- Когда пробьет твой час.

Старик задумался, потом вынул из кармана часы с репетиром, нажал
пружину, дождался боя и сказал:

- Мой час уже пробил, а ты, Мартин, поезжай домой. Там ждут тебя жена,
дочка, приход. Радуйся" глядя на них, служи свои молебны, пей рейнское вино,
а меня оставь в покое... У меня такое чувство, как будто я жду похорон всего
мира и прислушиваюсь, скоро ли ударят в большой колокол, от которого у меня
лопнет голова. Погибнет весь мир и я вместе с ним... Поезжай домой, Мартин!
Я не нуждаюсь в друге, а тем более в пасторе. Твое испуганное лицо
раздражает меня и приводит в уныние. И, наконец, я могу обойтись без няньки;
я ведь сам вынянчил моего сына.

- Готлиб, успокойся, помолись!

Адлер вскочил со скамьи.

- Убирайся к черту! - крикнул он.

Затем бросился в глубь сада и через калитку убежал в поле.

Пастор не знал, что делать. Охваченный недобрыми предчувствиями, он
вернулся в дом. Он хотел, чтобы кто-нибудь издали последил за Адлером, но
слуги боялись своего хозяина.

Тогда пастор вызвал бухгалтера и сказал ему, что хозяин его близок к
безумию и убежал в таком состоянии в поле.

- Ну! Ничего, - ответил бухгалтер. - Устанет и вернется успокоенный. Он
всегда так делает, когда чем-нибудь сильно огорчен.

Прошло несколько часов, наступил вечер, но Адлер не появлялся.

Никогда еще в мастерских не было такого оживления, как сегодня, с той
минуты, когда привезли раненого Фердинанда. Несчастье, случившееся с
Гославским, тоже потрясло всю фабрику, напомнив людям о притеснениях,
которые они терпели, а суровость хозяина вызвала возмущение; но в случае с
молодым Адлером все происходило по-иному.

Известие о внезапной смерти Фердинанда в первую минуту вызвало у
рабочих удивление и ужас: словно с ясного неба грянул гром, словно
заколебались самые основы фабрики или остановилось солнце. Ни у кого,
начиная с главного бухгалтера и кончая последней работницей и ночным
сторожем, не укладывалось в голове, что Фердинанд мертв. Он, такой молодой,
сильный, веселый, богатый! Он, имевший возможность ничего не делать, не
простаивать целыми днями у машины! Он, сын такого могущественного отца,
мертв! Погиб еще быстрее, чем бедный рабочий Гославский, погиб, как заяц, от
выстрела, чуть ли не мгновенно!

Эти люди - простые, бедные, зависимые, которым Адлер представлялся
грозным божеством, более могущественным, чем все земные власти, самым
крупным магнатом и человеком неодолимой силы, - эти люди испугались. В
первую минуту им казалось, что мелкий шляхтич, скромный волостной судья
Запора, убивший Фердинанда, совершил святотатство. Как посмел он стрелять в
панича, перед которым даже самые дерзкие рабочие опускали глаза, самые
сильные чувствовали себя слабыми? Что же это творится?

Странное дело. Те самые люди, которые каждый день осыпали проклятиями
фабриканта и его сына, сейчас осуждали его убийцу. Не один кричал сгоряча,
что такого негодяя надо убить, как собаку. Но если бы этот негодяй внезапно
встал перед ними - они отступили бы.

После вспышки наступила минута раздумья. Механики и старшие мастера
растолковали остальным, что Запора стрелял в Фердинанда не как охотник по
дичи, а что Фердинанд сам этого хотел и выстрелил первым. Следовательно, это
была борьба. Но зачем Фердинанд ввязался в борьбу, если он не мог убить
противника? Почему он промахнулся? Из-за чего эти два человека - вернее, эти
две сверхчеловеческие силы - столкнулись между собой?

Кто-то шепнул, что это из-за них, рабочих, Запора убил Фердинанда за
то, что тот проматывал деньги, нажитые их кровавым трудом. "В конце концов,
- добавляли старики, - бог покарал Адлера. Услышаны наши проклятия".

Таким образом, в течение нескольких часов создалась легенда: слезы и
человеческая кровь дошли до господнего престола, и свершилось чудо - вот
здесь, на глазах всей округи. Верующие взволновались, вольнодумцы слушали с
презрительным видом, но в душе трепетали.

- Что еще будет? - спрашивали все.

- А знаете: старик, говорят, в уме повредился?

- Оно и видно, если он возчика швырнул на шоссе, нас всех созвал
невесть зачем, а теперь из дому удрал и шатается где-то по полям.

- Он всегда так делает, когда разозлится...

- На кого ж ему злиться?.. Разве что на господа бога!

- Заткни рот!.. Не поминай имени господнего всуе, а то еще беда какая
стрясется!

- Что же будет теперь старик делать?

- А что?.. Может, уже не будет жилы из нас выматывать?

- В конторе говорят, что, наверно, он продаст фабрику и поедет к своим.

- Да у него никого нет.

- Э, найдет!.. Швабы - они плодовитые.