домов, отыскивая шестнадцатый.
что она насквозь видит его, знает, о чем он сейчас думает, и в
замешательстве отвернулся. Черт бы ее побрал, эту девицу!
поймете.
пересиливало даже страх, который она внушала ему. Она держалась с ним так,
как будто он тоже человек, как будто он живет в том же мире, что и она.
Этого он до сих пор никогда не замечал у белых. Так откуда же это? Может,
она нарочно так? Робкое чувство свободы, возникавшее в нем, когда он ее
слушал, парализовалось сознанием непреложной истины, что она - белая и
богатая и принадлежит к той породе людей, которая решает, что ему можно и
чего нельзя.
неоштукатуренный, ни в окнах, ни в подъезде не горел свет. Может быть, у
нее тут любовное свидание? Тогда все объяснилось бы очень просто. А если
нет? Если в этом доме она встречается с коммунистами? Какие они,
коммунисты? А она _тоже_ коммунистка? С чего это люди вдруг делаются
коммунистами? На рисунках в правых газетах они всегда бородатые,
размахивают горящими факелами и пытаются совершить поджог или убийство.
Так ведут себя только сумасшедшие. По всему, что он о них слышал, слово
"коммунист" вызывало у него представление о старых, заброшенных домах,
потемках, разговорах шепотом и забастовках. Вот и здесь, верно, что-то
вроде этого.
высокий молодой человек, белый. Они подошли к машине, но, вместо того
чтобы сесть, остановились у передней дверцы.
напряглось внутри от неожиданности и испуга.
пожать руку этому белому человеку.
три и повисла в воздухе.
изумления. Он почувствовал крепкое пожатие пальцев Джана. Потом он
осторожно потянул руку назад, но Джан придержал ее, посмеиваясь.
говорите мне "сэр". Я зову вас Биггер, а вы зовите меня Джан. Так оно у
нас и пойдет. Уговорились?
руки, и он слегка наклонился вперед, так, чтобы можно было, не поворачивая
головы, переводить взгляд на тротуар и дома, когда ему не хотелось
встречаться с взглядом Джана. Он услышал, как Мэри тихонько засмеялась.
_всерьез_.
над ним? Разыгрывать его вздумали? Что им нужно от него? Чего они
привязались? Он их не трогал. С такими всего можно ожидать. Его мысли и
ощущения сошлись в одной болезненной точке. Он мучительно старался их
понять. Он чувствовал, как это нелепо - сидеть за рулем автомобиля перед
белым человеком, который держит его руку. Что должны подумать прохожие? Он
никогда не забывал о своей черной коже, и в нем жило инстинктивное
убеждение, что это Джан и ему подобные сделали так, чтобы он о ней никогда
не забывал. Разве все белые не презирают чернокожих? Так зачем Джан держит
его руку? Зачем Мэри стоит рядом, такая возбужденная, с блестящими
глазами? На что им все это? А может быть, они вовсе не презирали его? Но
они напоминают ему о его черной коже уже одним тем, что стоят и смотрят на
него, держат его руку, улыбаются. У него было такое ощущение, что в этот
момент он перестал существовать как человек; осталось только то, что он
ненавидел, - знак позора, неотделимый от черной кожи. Земля, на которой он
находился, была Ничьей Землей, полосой отчуждения, гранью, отделявшей
белый мир от мира черного. Он был голым, прозрачным; и этот белый человек,
который помогал унижать его и искажать его облик, выставил его теперь всем
напоказ и на потеху. В эту минуту он чувствовал к Джану и Мэри глухую,
холодную и бессловесную ненависть.
дверцу.
образом он все еще чувствовал пожатие Джана, как будто оно оставило на его
руке невидимый след. Мэри зашла с другой стороны и тоже собиралась сесть
на переднее сиденье.
Теперь с обеих сторон рядом с ним были белые люди; он сидел, словно
зажатый между двумя огромными белыми стенами. Впервые в жизни он сидел так
близко к белой женщине. Он вдыхал запах ее волос и чувствовал
прикосновение ее бедра. Джан вел машину, то вливаясь в общий поток
движения, то вырываясь из него. Потом они помчались по набережной, рядом
потянулась огромная ровная пелена тускло мерцающей воды. Снежные тучи
заволокли небо, и ветер дул все сильнее.
восторженным возгласам, которые так свободно срывались с губ.
нему. - Посмотрите на горизонт.
высился нескончаемый ряд больших стройных фасадов, испещренных
квадратиками желтого света.
широкое движение рукой. - Революция отдаст это нам. Но надо бороться. Мир
стоит того, Биггер! А когда это наконец произойдет, все изменится. Не
будет ни черных, ни белых; ни бедных, ни богатых.
спросила Мэри.
но считая невозможным дать другой ответ.
смел шевельнуться. Он знал, что никто не протестовал бы, если б он
попытался устроиться поудобнее, но излишние движения привлекли бы внимание
к нему, к его черному телу. А этого ему не хотелось. Эти люди заставляли
его чувствовать то, что он не хотел чувствовать. Будь он белый, будь он
такой же, как они, - другое дело. Но он был негр. И потому он сидел
неподвижно, и руки и ноги у него все больше затекали.
где-нибудь прилично поесть?
чувствовалось, что он только называет, а не советует.
а не в какой-нибудь экзотический ресторанчик.
Индиана-авеню. Биггеру хотелось, чтобы Джан ехал как можно быстрее, чтобы
как можно скорее добраться до "Хижины" Эрни. Пока они будут сидеть там, он
сможет отдохнуть, вытянуть на свободе онемевшие ноги. Джан выехал на
Индиана-авеню и свернул к югу. Биггер думал, что сказали бы Джек и Гэс и
Березин Федор
Громыко Ольга
Круз Андрей
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Сапковский Анджей