Чтение 15–й страницы книги ~Римский орел~

- Понял я, Фракиец, я же говорю, что понял! - Аптус не сделал даже попытки освободиться от захвата Максимина. Да он и не сумел бы.

"А я бы смог? - подумал Геннадий. - Интересно, какой болевой порог у этой горы мускулов?"

И все-таки он не мог не восхищаться, глядя на Максимина. Понятно, почему тот считает себя бессмертным. Такие великаны рождаются раз в столетие. Вдобавок природа не поскупилась, и содержимое этой величественной головы - тоже незаурядное. Сыну простого пахаря нужны очень качественные мозги, чтобы выйти в крупнейшие военачальники империи.

- Я думаю, ты понял, - несколько смягчившись, пророкотал Максимин, отпуская Плавтов загривок. - Я, разрази тебя гром, не только твой легат, Аптус, но и Магистр Армии [Если строго исходить из документальных источников, то указанное звание появится в римской армии несколько позже, после реформ императоров Диоклетиана и Константина, но вполне допустимо, что сам термин возник несколько ранее.], командующий Западной армией, которой августейше повелевается оберегать римские земли от устья Данубия до берегов Ренуса [Генуе - река Рейн.]. Все границы: Фракия [Фракия - римская провинция. Область на востоке Балканского полуострова, между Эгейским, Черным и Мраморным морями. С севера граничила с Мезией, с юга - с Эгейским морем, а с запада - с провинцией Македония.], Мезия, Паннония, Норик [Норик (Noricum) - римская провинция с кон. I в. до н. э. Расположена к западу от Паннонии, между верхним течением Дравы и Дунаем. В 408 г. н. э. территория завоевана Аларихом I, в кон. Vs. - остготами.], Реция [Реция - римская провинция к западу от Норика. С юга Норика и Реции были Пеннинские Альпы, а за Альпами - и тогда и ныне - Италия.] - все мои, Аптус.

Плавт присвистнул.

- Мириад молний Юпитера! Шесть легионов! Да он спятил, этот мамкин сынок! Шесть легионов - на тысячу с лишним миль! [На самом деле - больше. Длина Дуная - 2 860 км, то есть порядка двух тысяч римских миль. Данубий-Истр, могучая река, принимающая в себя свыше 120 значительных по величине притоков, судоходная почти на всем протяжении, являлась не только естественной границей, но и (вместе со своими притоками) удобнейшей транспортной артерией. Эту реку древние сравнивали с Нилом, а у Аммиана Марцелина говорится о шестидесяти судоходных притоках Дуная.] Да при Септимии в одной только Мезии стояло три легиона! Шесть легионов - на весь Данубий! Да тут и десяти не хватит!

- Мне шести довольно! - отрезал Максимин. - Тем более милостивый Август, - Максимин криво усмехнулся, - в очередной раз повелел мне вербовать новобранцев. И у него хватило ума оставить мне мои легионы. Но я хочу быть уверен, что, когда я уйду в Рецию или Фракию, здесь, в Иллирии, в Мезии, найдется кому врезать варварам по зубам. Поэтому Сервий останется в Первом Фракийском, а тебе я даю когорту в Одиннадцатом. Потому что Сервий в Одиннадцатом Клавдиевом не потянет. Хочешь спросить почему?

- Да нет, - пробормотал Аптус, потирая шею. - Довольно того, что ты так...

- Не справится он потому, - перебил Максимин, проигнорировав реплику Плавта, - что легатом в Одиннадцатом Клавдиевом - благородный Цейоний Дидий Метелл.

- Мохнатая задница Орка! Легатом? Этого осла? Да у него еще в бытность трибуном мозгов было меньше, чем у дождевого червяка!

- Как ты понимаешь, не я его поставил легатом, - рявкнул Максимин. - Зато латиклавием [Tribunus laticlavius (лат.) - старший трибун легиона, заместитель легата. На эту должность очень часто назначались сыновья сенаторов, еще не достигшие 25 лет, составлявших минимальный возраст, после которого разрешалось заседать в Сенате. Трибуны латиклавии носили поверх кирасы белый шарф "кандидата в сенаторы", зато полководческие достоинства этих молодых аристократов часто были весьма сомнительны. Впрочем, в описываемое время этот порядок соблюдался далеко не всегда.] у тебя будет не какой-нибудь сенаторский сынок, а старина Деменций Зима, помнишь его? А прежнего латиклавия Одиннадцатого Петрония Магна я забираю себе. Ты рад?

- Пожалуй, - проворчал Гонорий. - Ослиные уши Зимы и ослиные мозги отпрыска Метеллов...

- Плюс твой ослиный фаллос! - подхватил Максимин. - Я думаю, вы свезете этот груз. Ты очень кстати удрал от варваров, Аптус. Очень вовремя. Я награжу Гельвеция венком [В римской армии существовала особая награда - золотой венок "за спасение гражданина". Награждались им офицеры от кентуриона и выше.]. Завтра же распоряжусь.

- Вот это правильно! - одобрил Плавт. - Его корыто подоспело как раз вовремя!

- Согласен. Теперь о твоем друге Черепе... - Максимин повернулся к Геннадию. - Я хотел дать тебе, парень, кентурию во второй когорте у этого любителя сладкого. Там как раз нужен кентурион. Хотел, но не дам. Потому что эта когорта катафрактариев, а в седле ты сидишь как коза на изгороди.

Черепанов нахмурился. Он полагал, что держится в седле вполне прилично. Вероятно, так и было, если пользоваться мерками двадцать первого столетия.

- Я быстро учусь, - заметил Геннадий. Легат поглядел на него в упор.

- Допустим, ты прав. Поглядим. Но сейчас ты не годен. Нехорошо, если воины станут смеяться над своим командиром. Или если их командир свалится им под копыта... Но еще хуже, - жестко продолжил он, - что кентурия после этого останется без командира. Я прав?

Черепанов коротко кивнул. Возразить было нечего.

- С другой стороны, Череп, я сказал, что дам тебе кентурию... - задумчиво проговорил командующий. - А если я так сказал, значит, так тому и быть... Кроме того, ты меня заинтересовал, и я хочу поглядеть на тебя в деле. И возможно, лично присмотреть за тобой. Ты горд этим?

Черепанов пожал плечами.

Максимин засмеялся.

- Он был большим вождем у себя на родине, верно, Аптус? Клянусь Юпитером, у него замашки легата!

- Может быть, - согласился Плавт. - Но я доверял ему свою спину. И готов доверить еще раз. Череп мало говорит, но говорит дело. И только позавчера был готов пожертвовать собой ради моей толстой шкуры.

- Ну-ка расскажи! - заинтересовался командующий, и Плавт выложил ему историю с "оскорблением величества".

Максимин очень развеселился.

- Значит, ты сказал: "Притащу тебя к Максимину!"

- Ну да. И еще: "Не забудь перед этим сказать своим в Скамарии - пусть выберут себе нового эдила".

- Ха-ха!

- А разве я был не прав? - невинно осведомился Плавт.

- Ну я же не такой зверь! - возразил Максимин. - Не стал бы я его казнить из-за таких пустяков. Спустил бы кожу со спины и отправил домой. Он же не налоги от меня скрыл, а просто ошибся маленько. Значит, ты, Череп, решил пожертвовать собой ради этого бабника? - Максимин глянул на Геннадия.

- Не совсем так, - уточнил Черепанов. - Я всего лишь собирался дать ему возможность уйти. В конце концов, я рисковал меньше: ведь я же не поносил вашего Августа.

- Нашего Августа, - строго поправил Максимин. - Слышь, Аптус, а твой друг, оказывается, верит в римское правосудие.

- Ну он же недавно в империи, - ухмыльнулся Плавт. - Со временем разберется.

- Пожалуй, - кивнул командующий. - Ты мне нравишься, Череп. Я думаю, ты - надежный человек. И кентурион из тебя выйдет. Поэтому я дам тебе кентурию. Но не в Одиннадцатом, куда ставлю Аптуса. Я дам тебе кентурию в Первом легионе. Своем собственном. Пехотную кентурию, так что тебе не придется падать с коня. И у тебя будет прекрасная возможность показать, так ли ты хорош, как утверждает твой дружок Аптус...

Глава одиннадцатая,

В КОТОРОЙ ПОДПОЛКОВНИК ЧЕРЕПАНОВ, ОН ЖЕ КЕНТУРИОН ПЕРВЫЙ ГАСТАТ ЧЕРЕП, УЗНАЕТ, КАКОЙ "ПОДАРОК" СДЕЛАЛ ЕМУ КОМАНДУЮЩИЙ ПРИДУНАЙСКИМИ ЛЕГИОНАМИ

В конце разговора Максимин заявил, что хочет переговорить с Аптусом тет-а-тет. Без "третьих" то бишь. И выставил новоиспеченного кентуриона из шатра.

О чем говорили Плавт и его любимый легат, Черепанов, естественно, не знал. Но после этого разговора Плавт вышел мрачный как туча.

- Пойдем, - сказал он. - Легат поручил мне представить тебя твоим командирам.

Всю дорогу до палатки Феррата Плавт бурчал и ругался.

- Это издевательство, - ворчал Гонорий. - Назначить тебя последним из кентурионов. Вполне в духе Фракийца: швырнуть птицу со скалы и поглядеть, петух это или орел. Но все равно это неуважение. Ко мне. Я ведь за тебя поручился...

Наконец Черепанову это надоело.

- Да объясни ты толком, в чем дело? - потребовал он.

И Гонорий объяснил:

- Он дал тебе шестую кентурию десятой когорты, понял?

- Ну и что?

- Шестая кентурия - последняя в когорте, а десятая когорта - последняя в легионе. Следовательно, ты - последний из кентурионов. Но не в этом дело. В конце концов, они новобранцы. Никто не мешает тебе и твоим ребятам расти вверх. Тем более что в Первом Фракийском половина не выслужила и пяти лет. Хотя в большинстве они умелые и храбрые солдаты. Это был мой легион, Череп. Я служу в нем, вернее, служил, - поправился Гонорий, - с тех пор как Первый Фракийский получил аквилу. Я служил в нем принцепсом [Принцепс (princeps) - первый; глава. Так называли, например, императора. Но в данном случае имеется в виду принцепс-кентурион - командир второй кентурии первой когорты.], затем стал примипилом, когда Фракиец назначил Митрила Скорпиона префектом лагеря. Я знаю всех командиров в Первом Фракийском. Они отличные воины. Всех нас вышколил Максимин, а он умеет это делать. И легионеры в большинстве тоже отличные солдаты. Я знаю, чего стоят эти парни. Я ими командовал. Теперь на моем месте - Сервий Феррат. С ним у тебя проблем не будет. И с префектом Нитрилом. А вот трибун-латиклавий Первого благородный Гай Петроний Магн... - Гонорий скривился. - Но ты с ним дела иметь не будешь. Твои командиры - Феррат и первый кентурион когорты. Петроний - это проблема Железного.

- Похоже, ты не очень-то любишь этого Петрония, - усмехнулся Черепанов. - Почему?

- Дерьмо патрицианское! Помесь хорька и обезьяны! - Плавт сплюнул. - Столько мне крови попортил, ты бы знал! Максимин его тоже не переносит. Но терпит. Не хочет лишний раз лаяться с Сенатом. Тем более за Первый Фракийский он спокоен. Это его собственный легион. Лично им вымуштрованный. Хотя идея была не Максиминова, а нашего мальчишки-императора.

Плавт почесал затылок.

- Ладно, я расскажу тебе. Тебе будет полезно знать, как делается политика в Риме. Потому что, клянусь тестикулами Приапа, я чувствую в тебе потенциал настоящего варварского рикса! - Тут Гонорий ухмыльнулся и хлопнул Черепанова по спине. - Не обижайся! Один такой, как ты, стоит дюжины толстожопых, полирующих скамьи сената! В общем, дело это давнее. Почти десять лет прошло. Ну да, десять. Вскоре после того, как прикончили эту распутную тварь Гелиогабала, Фракиец явился в Рим и заявил, что готов вернуться в армию и служить потомку Септимия Севера так же преданно, как и самому Септимию. Александр с мамашей оценили это. Император принял его и одарил. - Гонорий поморщился. - Но вместо войска отдал ему под начало толпу новобранцев и велел сделать из них боевой легион, тот самый, который теперь называется Первым Фракийским. Максимин согласился, у него не было выбора. А затем собрал всех нас, своих старых соратников, дал каждому по витису [Витис - палка из виноградной лозы, атрибут власти кентуриона. Использовалась не только как символ, но и как действенный аргумент в общении с ленивыми и нерасторопными подчиненными.] и пояснил, что от нас требуется. Он трудился как бешеный, Фракиец. И заставлял трудиться всех. А если кто отлынивал или начинал бурчать... Ну, ты его уже знаешь немного. Если твоим зубам тесно во рту - скажи ему что-нибудь поперек. Фракиец давил всех, как давят виноград, но добился того, что Первый Фракийский стал лучшим легионом в империи. И тогда Август отдал Максимину еще два. Тоже из придунайских провинций. И на три четверти укомплектованных новобранцами, потому что их ветеранами укрепили Первый и Второй Парфянские. Отдал и велел сделать из мяса воинов. И Фракиец сделал. И мы разбили сопатку персам в Мидии и утерли нос сирийским любимчикам Александра. А потом этот сопляк приказал нам отступать и холод на кавказских перевалах погубил больше людей, чем конница Ардашира в Мидии. Августу пришлось раскошелиться, чтобы удержать в повиновении легионы, пострадавшие из-за его трусости. В общем, потери были изрядные, и когда нас перебросили сюда, в Первый Фракийский пришлось снова вербовать прорву новичков. Зато Максимин оставил в нем лучших командиров. Меня, например. И мы кое-чему научили своих ребят. Выбили из них дерьмо. Почти все дерьмо. Даже последняя когорта совсем не так плоха. Первым кентурионом в ней толстяк Тит Квинтус. Хитрая бестия. И всегда норовит хапнуть сверх положенного. Но дело знает. Я ему скажу, что ты - мой друг, и тебя он утеснять не станет. Не в командирах дело. Командиры у тебя хорошие. А вот солдаты... Я сказал: мы сделали солдат из всех этих дерьмовых землепашцев. Но немножко дерьма осталось. Вот его-то тебе и отдал Фракиец. Самую скверную кентурию. Самую позорную. Эти... - Тут Плавт в третий раз за последние полчаса разразился потоком ругательств.

- Слушай, говори ты толком! - потребовал озадаченный подполковник. - Они что, друг с другом совокупляются? Или проказой больны?

- Хуже, друг мой! Намного хуже. - Плавт остановился, одарил Черепанова мрачным взглядом и отчеканил: - В этой кентурии, в твоей кентурии, Череп, все - трусы. Все как один.

- Да? - Геннадий поглядел на друга. - Ну-ка поясни.

Плавт подумал немного, потом сказал:

- Поясню. Но не на ходу. Пошли-ка возьмем кувшинчик. Такое всухую рассказывать - горло заболит.

Они свернули с Виа принципалис [Виа принципалис - улица в римском лагере.], одной из главных "улиц" лагеря, куда-то на задворки. Там, на задворках, Плавт отыскал палатку какого-то местного интенданта, у которого и разжился необходимым кувшинчиком, которому больше подошло бы наименование "бочонок", двумя деревянными кружками и запасом соленых оливок.

Здесь же, поблизости, нашлась пара подходящих пеньков.

Гонорий промочил горло и приступил к рассказу.

Выяснилось следующее. Полгода назад, незадолго до посольской миссии Плавта, банда германцев числом до тысячи человек пересекла реку и вторглась на территорию провинции Норик. Их почти сразу обнаружили, и Максимин послал разобраться с налетчиками три полные когорты: две пешие и одну конную. Хватило бы и одной когорты ветеранов, но командующий воспользовался случаем, чтобы "обстрелять", или, как здесь выражались, "обмять", в бою свеженабранных легионеров прошлогоднего призыва, которые уже прошли строевую подготовку и выучились основным приемам, но еще ни разу не бывали в настоящем бою.

С точки зрения Максимина, шайка конных варваров в тысячу копий - самое то для такого дела.

Руководил рейдом командир второй кентурии первой когорты кентурион-принцепс Сервий Феррат. Но себе он оставил конницу, а командование над пехотой отдал (по распоряжению Максимина) одному из молодых трибунов.

Маршрут движения варваров был просчитан заранее. Поэтому место для сражения тоже было определено заранее. Стратегически удобное для римлян.

Пехоту построили фалангой в виду противника, между двумя холмами. Конница укрылась за одним из холмов, чтобы в решающий момент ударить во фланг. Ничего особенного, обычная практика.

Пехота должна была принять на себя главный удар. Длинные копья фалангистов вполне подходили, чтобы остановить беспорядочную лобовую атаку алеманнской конницы. У фаланги, пояснил Плавт, самое слабое место - это фланги. Но в данном случае фланги были защищены возвышенностями, на которых к тому же были размещены карабаллисты [Карабаллиста - баллиста (метательная машина, использующая принцип лука), установленная на повозке. Обычно каждая кентурия имела одну карабаллисту. Все античные метательные машины делились на два основных типа: работающие по принципу "лука" и по принципу "пращи". Кроме этих классов следует отметить еще бриколи - стрелометы, использующие энергию упругой доски.]. В общем, ничего особенного. Если не считать того, что в первой линии, в первых трех шеренгах фаланги, стояли не опытные воины, а необстрелянные салаги. Но их туда и поставили опыта набираться. Тоже обычная практика. Задача пехоты - удержать позицию. Вот и все. Но на сей раз идея не сработала. Вернее, сработала частично. Почти все новобранцы приняли удар. И только одна кентурия, в то время еще не шестая, а вторая, та, на которую было нацелено острие варварского удара, позорно бежала. В полном составе. Причем еще до того, как конница варваров врезалась в ее ряды. А поскольку главной силой фаланги является ее монолитность, то стойкость остальных легионеров уже не имела значения. Общая прочность цепи, как известно, определяется крепостью самого слабого звена.

Линия обороны была прорвана, и началась колбасня. Правда, подоспевшая конница сумела отбросить варваров и спасти пехоту. Но в целом битву можно было считать проигранной. Варвары-алеманны, которых должны были вырезать под корень, ушли с незначительными потерями - грабить дальше. И в конечном итоге смылись обратно с приличной добычей, что было вдвойне неприятно, так как подобный результат стимулирует к новым нападениям. И состоящая в основном из салаг римская пехота, которая при правильном ведении боя должна была потерять убитыми и ранеными не больше десяти процентов личного состава, в условиях неорганизованного боя оказалась совершенно беспомощна и понесла значительные потери. И тяжелая конница тоже потеряла многих, потому что вынуждена была атаковать с неудачной позиции.

И виной всему этому было трусливое бегство одной кентурии.

Естественно, гнев Максимина обрушился именно на нее. Он готов был вспомнить о старинной традиции децимации [Децимация - казнь каждого десятого воина в подразделении, покинувшем поле боя. Кого именно казнить, определял жребий. В сущности, этот обычай не так уж жесток, если учитывать, каковы могут быть тактические последствия такого бегства.]. Да что там децимация! Командующий готов был всю кентурию лично порвать на куски. И счастье их кентуриона, что он погиб. Уж его-то точно забили бы палками. В общем, Плавту удалось успокоить командующего и уговорить отложить расправу. А тут как раз в Сирмий, столицу Верхней Паннонии, прибыл лично Август Александр Север: договариваться с германцами насчет мирного сосуществования. И командующему стало не до мелочей. Но позорное клеймо трусости накрепко прилипло теперь уже к шестой кентурий. И кентуриона в ней не было с весны. Назначили было одного - не справился. Пришлось убирать. Другой - помер, а нового не нашлось. Потому что все понимали: нужен не абы кто, а действительно опытный жесткий командир. Но попробуй найди такого, что согласился бы. Это все равно как поставить хорошего командира батальона командовать взводом. Даже если кто и даст себя уговорить, то ведь и у него начальники есть. Которые нипочем не отдадут полезного офицера.

- А почему ее попросту не расформировали? - спросил Черепанов.

Оказалось, такая мысль была. Но ее не одобрил сам Плавт. Трусость - это зараза. И нечего ее распространять.

Нет, Гонорий бы разобрался с этим делом. Наверняка. Но не успел. А Феррат, конечно, отличный командир. Но с сообразительностью у него туговато. Посему воз и ныне там. Вернее, уже не там, а тут. Потому что вот эту самую "кентурию трусов" и передавал практичный командующий Гай Юлий Вер Максимин бывшему "варварскому риксу" Геннадию Черепу. Такая вот проблема.

"Тоже мне проблема! - подумал новоиспеченный младший кентурион Геннадий Череп. - Неужели я, подполковник, не справлюсь с паршивой ротой? Смешно!"

Глава двенадцатая,

В КОТОРОЙ ЧЕРЕПАНОВ ЗНАКОМИТСЯ СО СВОИМ НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ НАЧАЛЬНИКОМ

Старший кентурион Феррат тоже жил в палатке. Разумеется, отдельной. И пожалуй, более роскошной, чем у Максимина. С первого взгляда было видно, что он принадлежит к той же кентурионской породе, что и Плавт. Такой же правильный мужик, крепко стоящий на земле. Правда, Гонорий пошустрее и поактивнее. Феррат - исполнитель. Идеальный. Звезд с неба не хватает, стратегическим мышлением похвастаться не может, зато приказы выполняет четко: от и до. Без лишней самодеятельности.

Черепанов еще на пиру заметил: Максимин склонен опираться именно на старых служак, преданных лично ему. Хотя доверить такому подразделение в несколько тысяч бойцов Черепанов рискнул бы, только если это подразделение действовало в составе более крупного. Качеств идеального сержанта, которыми несомненно обладал примипил Сервий, могло оказаться недостаточно для самостоятельного полководца.

Но в данном случае Сервий был для Черепанова прямым начальником, и Геннадий достаточно долго служил в армии, чтобы держать мнение о начальниках при себе.

Обширная палатка старшего кентуриона была убрана с аляповатой роскошью. Яркие ковры соседствовали с мраморными бюстами, а серебряные кратеры искусной чеканки стояли бок о бок с золотыми уродцами варварской работы. Эта выставка военной добычи напомнила Геннадию интерьер дома одного из черепановских приятелей-борцов. Тот еще в начале перестройки ушел в бандиты, ухитрился удачно проскочить мимо кладбища в новые русские, а потом в мелкие политики. Приятель скупал разный антиквариат, руководствуясь исключительно собственным вкусом (вернее, его отсутствием), и в своих обширных апартаментах расставлял покупки в произвольном порядке. В результате получалось что-то вроде помеси скупки с антикварным мебельным магазином. Сам Геннадий тоже обладал не Бог весть каким вкусом: дизайнерских колледжей не кончал. Но обустраивать дом в стиле ломбарда все же не стал бы.

Попытку Черепанова немедленно вступить в должность старший кентурион пресек на корню. Напомнил, что главная функция подчиненного - выполнять приказания начальства. А начальство здесь он, Сервий Феррат. И еще кентурион первой кентурии черепановской когорты Тит Квинтус Пондус. За которым будет немедленно послано, потому что именно сейчас настало самое подходящее время перекусить и выпить.

"Н-да, - подумал Геннадий. - За две тысячи лет развлечения командного состава практически не изменились. Выпить, закусить - и к девочкам. Нет чтобы, скажем, в театр сходить или там в консерваторию. Хотя какие консерватории - в полевых условиях? А театры в Риме точно были. И Колизей, где гладиаторы бились".

"Ладно, еще поглядим на этот самый Колизей, - подумал Черепанов. - А пока будем - как все. Период адаптации, так сказать..."

Тит Квинтус Пондус вполне отвечал прозвищу [Пондус - по-латыни "вес".] - тянул килограммов на сто. Причем при взгляде на него сразу вспоминался анекдот о двух дамах, одна из которых говорит: "Ах как я люблю свою тонкую талию, длинные стройные ноги, изящные плечи и упругие груди... И как же я ненавижу слой жира, который все это покрывает!"

Несмотря на излишний вес, Тит Квинтус казался весьма приятным человеком: веселым, подвижным, жизнелюбивым. Но Черепанов сразу усек, что это маска. И ухо с первым кентурионом следует держать востро.

Толстяк уверенно обосновался рядом с Черепановым.

- Эти двое, - кивок в сторону старших кентурионов, - большие шишки, а мы с тобой - простые парни, верно?

Черепанов промолчал.

- А ты себе на уме, - констатировал Пондус. - Геннадий Череп. Звучит авторитетно. Сам придумал?

- Нет. Геннадий - мое личное имя. Череп - родовое [Римлянин обычно имел три "имени" - личное, родовое и прозвище (praenomen, nomen и cognomen). Скажем, Корнелий из рода Сципионов по прозвищу Африканский (он неплохо повоевал в Африке) или Гай из рода Юлиев по прозвищу Кесарь. Личных имен было немного, всего восемнадцать. Нашей "фамилии" соответствовало второе имя, хотя прозвище могло, в свою очередь, стать "фамилией" для ветви рода.].

- Так выпьем же за нашего славного Максимина! - провозгласил Плавт. - Слава ему!

Выпили.

- Отличный у тебя фалерн, - похвалил Гонорий.

- Другого не пьем! - самодовольно заявил Феррат. - Небось, германцы тебя таким не поили?

- Аптус сказал, ты из германских варваров, - вполголоса произнес Тит. - Но ты больше похож на сармата или склавена, чем на германца. Я прав?

Черепанов пожал плечами:

- Кого ты называешь германцами?

- Как кого? - Гай Квинтус, похоже, удивился. - Гетов, гепидов, герулов, конечно. Вандалов... Ты шутишь?

- Нет. Я, кентурион, прибыл из очень далеких земель. Мы там не слишком разбираемся в варварских племенах. Собственно... - Подполковник позволил себе улыбнуться, - ... мы и не считаем себя варварами.

- Ты загадал мне загадку! - заявил Пондус. - И я ее разгадаю, клянусь благосклонностью Минервы! Так, так, так... Имя у тебя греческое, хотя аттического наречия ты не знаешь. И похож ты на склавена или венета... У моего отца был раб венет. Никудышный, кстати, упрямый и ленивый. Мой отец, кстати, был тоже из хорошего рода. Настоящий римский плебей, не какой-то там сириец. Но не о том речь. Я вот что думаю: ты родился в одной из старых колоний. Греческой или финикийской. Потому у тебя греческое имя и варварская физиономия. А может, твой отец из вольноотпущенников, а? [У римлян существовал обычай: отпущенный на волю раб "добавлял" к своему настоящему имени имя того, кто его освободил. Например: "Гней Помпеи Трихмалион", т. е. Трихмалион - отпущенник Гнея Помпея.]

- Давай остановимся на первой версии, - сказал Черепанов.

Он готов был признать близость этой гипотезы к истине. Разве Россия не унаследовала изрядную часть греческой культуры? То же православие хотя бы...

- Да я пошутил насчет отпущенника! - ухмыльнулся толстяк. - Сразу видно, что ты не из тех, кто гнет спину. Уж я-то в людях разбираюсь! Я в этом деле собачий язык съел [Римский эквивалент русского выражения: "собаку съел".].

Черепанов спорить не стал.

- Расскажи-ка мне лучше про мою кентурию, - предложил он. - Что ты о ней скажешь?

- Скажу, что Фракиец подложил тебе изрядную свинью. Эту кентурию комплектовали в Марциополе [Марциополь - город, основанный Траяном, столица Нижней Мезии; современная Река-Девня в Болгарии.]. А там одни отбросы живут. Хуже бездельники только в Антиохии [Антиохия - современная Антакия в Турции.].

- А кто сейчас ею командует? Или они сами по себе?

- Кентуриона у них нет - если ты об этом, - ответил Пондус. - Командует там Гай Ингенс. Опцион. И два его братана. Один - сигнифер [Сигнифер - знаменосец. Сигнифер и опцион получали двойное жалованье, третий младший офицер - тессерарий - полуторное. Опцион был заместителем кентуриона и занимался обучением солдат. Сигнифер заботился о штандарте подразделения (сигнуме), а также о жалованье и сбережениях легионеров.], второй - тессерарий. Еще те ублюдки. Из цирковых атлетов. А может, даже из бывших гладиаторов. Знаешь, из тех, кто ублажает всяких там благородных матрон с чесоткой в вагине. А то и горло может перерезать - по заказу. Позорное семя, одним словом. Уверен, они и в армию подались, потому что порешили кого-то и решили: тут до них эдилы не дотянутся.

- А это так? - поинтересовался Черепанов.

- Так и есть, - кивнул первый кентурион. - У нас, Череп, правило простое. Кем бы ты ни был раньше - теперь ты легионер. И точка.

"Просто французский иностранный легион, - подумал Геннадий. - Хотя скорее наоборот. Это французы у здешних слизали".

- Но с этими Ингенсами ты, Череп, должен разобраться в первую очередь. Мой тебе совет. Прежний вот кентурион, дурак, решил с ними дружбу завести. Решил: раз братья все равно прочими помыкают, пусть так и будет. Решил как полегче. И получил. Никто в кентурии его в грош не ставил. Я как это увидел - сразу Аптусу доложил. Тот его и убрал немедля. И другого поставил. Посуровее.

У Черепанова вертелся на языке вопрос: почему непосредственный начальник не справившегося кентуриона сам не взялся за дело, вместо того чтобы с "рапортами" бегать. Но Геннадий промолчал.

- Скажу тебе, Череп, - продолжал толстяк, - в этой кентурии кентурионы не задерживаются. Первого убили варвары. Второго разжаловали, третий сам помер. Пошел, понимаешь, с девочками перепихнуться, в Августе. А его на обратном пути камешком по головке приложили. И ножичком добавили. Надо же, какая беда! - Пондус хихикнул.

Если первый кентурион намеревался испугать Черепанова, то его намерение потерпело крах. Но кое-какие выводы Геннадий сделал. Например, что первый кентурион не несет полной ответственности за происходящее в когорте. Иначе после такого ЧП Пондуса вряд ли оставили бы на этой должности. Что ж, тоже неплохо. Значит, и подполковник вправе самостоятельно распоряжаться своими людьми, а не действовать по указке всяких там Пондусов. А чем больше он слушал своего первого кентуриона, тем меньше тот ему нравился. Но свои симпатии-антипатии Геннадий держал при себе. До времени.

- Вот так вот и осталась у нас шестая кентурия без кентуриона, - продолжал между тем толстяк. - А Ингенсы совсем обнаглели. Особенно старший, Гай. Такой хитрован, я тебе скажу! Так что мой тебе совет: прижми им холки не откладывая. Пока мы тут, в летнем лагере. Потому как когда мы вернемся в зимний лагерь под Августой, всякое может случиться. У этих Ингенсов с тамошним сбродом - полный консенсус [Консенсус (лат.) - согласие.]. Прирежут тебя в каком-нибудь закоулке или в банях - и конец.

- Прирезать меня - это не просто, Тит, - усмехнулся Черепанов.

Толстяк пристально посмотрел на Геннадия, потом ухмыльнулся:

- Верю, Череп! Давай за это и выпьем!

- Эй, Феррат! А не послать ли нам за девками? - хрипло провозгласил Плавт. - Что-то мой приап зашевелился!

- Дело, Аптус! Счас организуем! Эй, Пондус! Слыхал, что старший кентурион говорит? Приказываю - исполнять!

- Нажрался примипил, - констатировал непосредственный начальник Геннадия. - Все. Теперь до завтрашнего утра гулять будут. Пошли, Череп, за девками, составь компанию.

Но когда они вышли из палатки, Черепанову неожиданно пришла в голову более интересная мысль.

- Слышь, Пондус, а что если я исчезну до завтрашнего утра?

- Куда это ты нацелился? - сразу насторожился кентурион.

- В Скаремий, - честно признался подполковник. - Там неподалеку гостиница есть, а в гостинице кое-кто лично мне очень симпатичный...

- Гостиница? Это у Парсия, что ли? Знаю, знаю! Ну-ка, кто из его девок тебе приглянулся, а? Ладно, молчу! Понимаю. Свободен, Череп! До завтрашней четвертой стражи. Пароль "пилум", отзыв "ворона". Не забудь, а то из ворот не выпустят. Счастливо повеселиться!

Глава тринадцатая

ПЕРВЫЙ УРОК, ПРЕПОДАННЫЙ КЕНТУРИОНУ ЧЕРЕПУ

Черепанов возвратился в лагерь сразу после полудня. Ехал по дороге через поле, на котором упражнялась пехота. На это стоило посмотреть, и Черепанов смотрел. А чем больше смотрел, тем большие сомнения испытывал. Слаженная машина, называвшаяся римским войском, состояла из тысяч шестеренок, каждая из которых знала свое место. Так же, как знали его те, кто этими шестеренками управлял: от легата до последнего опциона. Каждый знал свое место, потому что начинал с самого низа: с деревянных мечей и простейших построений. Медленно, постепенно поднимаясь вверх, новобранец превращался в легионера, легионер - в опциона, опцион - в кентуриона. Черепанов знал примерно, как должна работать военная машина кентурии. Но он не знал деталей, маленьких бытовых деталей, из которых состоит жизнь любого солдата любой армии. Кое-что он, конечно, знал. Например, что шарф нужен легионеру не для красоты, а чтобы край доспеха не натирал шею. Но не знал, как правильно этот шарф повязывать. А следовательно, не мог проверить, правильно ли повязан шарф у подчиненного. Проблема. И ее следовало решить. Причем раньше, чем будущие подчиненные узнают о невежестве командира. Едва они выяснят, что тот понятия не имеет, как здесь "подшивают воротнички" и "наматывают портянки", авторитету конец. Будь у Черепанова в подчинении толковый и лояльный младший офицер - другое дело. Тогда подобные мелочи можно было бы доверить ему. Но младшие офицеры у него в когорте, если верить Пондусу, - отъявленные негодяи. А как тут, кстати, насчет материальной ответственности? Черепанов уже знал, что каждый легионер имеет чертову уйму барахла, которую должен таскать с собой: от кремня с кресалом до "поленьев", из которых в конце марша будет построен лагерный частокол. В нормально организованной армии (а римская армия была именно таковой) должен существовать четкий регламент на ношение, хранение и профилактику каждой единицы оружия, обмундирования и т.д. Тот самый регламент, который накрепко вколачивается сержантом в новобранцев в первые недели службы. Командир, не знающий, как должна быть застелена койка, - не командир, а недоразумение. Командир, у которого часть не обеспечена как следует, будет иметь серьезные неприятности. И если, например, в его подразделении сопрут, скажем, палатку, кто за это отвечает? В армии, к которой некогда принадлежал подполковник Черепанов, существовали разные уставы и инструкции, из которых можно было хоть частично восполнить пробелы в знаниях. Здесь, естественно, никаких печатных уставов не было.

Зато был Гонорий Плавт Аптус, прошедший все местные "университеты" и у которого можно было узнать все. Если знать, что спрашивать. Черепанов знал. Армия есть армия. Базовая основа всегда одинакова. Пусть старшего по званию в разных странах приветствуют по-разному. Но приветствуют - всегда. И всегда первым здоровается младший. Базовая основа у Черепанова, профессионального военного, была. Оставалось уточнить детали.

Поэтому, когда Черепанов вернулся в лагерь и отыскал (не без труда) своего друга, он с ходу его озадачил.

- Гонорий, у меня проблема! - объявил подполковник. - Я не могу командовать вашей кентурией.

- Почему? - удивился Плавт. - Ты же прирожденный командир. Я это вижу.

- Согласен. Командовать я могу. Я не могу командовать кентурией. Качественно. Потому что никогда не был простым легионером, понимаешь? А командир, я считаю, должен уметь и знать все, что умеет и знает любой из его подчиненных. Только лучше. Или он - собачье дерьмо, а не командир.

- Ха! - воскликнул Плавт. - Клянусь кудрями Бахуса и дрыном моего покровителя Приапа! Твои слова вложить бы в уши патрицианских неженок, мнящих себя военными трибунами! Откуда ты взялся, такой правильный?

Черепанов промолчал.

Разумеется, и в той армии, где когда-то служил подполковник, было полно генералов, которые могли только жратву на дерьмо переводить. Которые командовали учениями, сидя, можно сказать, верхом на танке. Потому что брюхо в люк не пролезает. Но то - на земле. В боевой авиации не так. В боевой авиации генерал-полковник, который сам садится за штурвал, - это нормально. Потому что летать - это... Эх!

- Вообще-то ты прав, - уже серьезным тоном произнес Плавт. - Чем я могу помочь?

- Гонорий, мне нужен толковый десятник, как это у вас называется... декурион, да? Чтобы объяснил мне все, вплоть до того, как правильно шнурки на сандалиях завязывать.

- Всего-то? - усмехнулся Плавт. - А пряжку нормально застегнуть ты не хочешь? Или шарф повязать как следует? Я же тебе вчера его завязывал...

- Ты полагаешь, я должен теперь с ним спать? Из уважения к тебе?

- Ладно, прощаю. - Гонорий сдернул злополучный шарф с шеи Черепанова. - Гляди, как это делается... А! Вижу, ты этой ночью не скучал!