Чтение 15–й страницы книги ~Из Америки

Уйдя в отставку через год после завершения Трехдневной войны, Поль Лайнбержер читал лекции по азиатской политике в Институте международных отношений имени Джона Хопкинса. Однако тяжелая болезнь почек не позволила ему до конца отдаться преподавательской деятельности.

Похороны состоятся 28 сентября на Мемориальном кладбище при участии представителей Государственного департамента. Соболезнования просим направлять супруге покойного Женевьеве Лайнбержер".

Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Кейтлин Тернер

Я с ненавистью посмотрела в зеркало. Зеркала - они как факсимильные машинки. То, что видится, имеет к оригиналу ровно столько отношения, чтобы проглядывало смутное сходство. И не больше. Так бы и врезала чем-нибудь тяжелым в эту стекляшку, за которой маячит усталая кислая рожа в рамочке из обвислых волос, хмурая, как осеннее утро за окном женской туалетной Главного управления полиции округа Колумбия.

- Ну, и что делать будешь? - поинтересовалась я у мерзкого отражения. - А, офицер по связям с общественностью? Образцово-показательная полицейская женщина?

Вот именно, что показательная. Чтобы было кого показывать старым козлам и молодым жеребцам. Отвлекающий такой маневр. "Лучше поговорите с Кейт, она у нас все знает..." Нужны им мои знания, как быку сковородка. Замуж надо было выходить, дура, пока детские розовые мечтания из головы не выветрились. Сидела бы дома, горя бы не знала... Разве что с детьми, будь они неладны, никогда не умела с детьми обращаться... Опыт нужен... А сейчас ты кто? А никто. Связь с общественностью. А лет через пять, когда показывать тебя станет уже совершенно стыдно, поставят на твое место очередную молоденькую дурочку в свежей боевой раскраске, а тебя - в архив. Папки перебирать. До конца жизни. Вот и вся твоя карьера и все твое, долбана мать (господи, как же приятно выругаться хоть про себя!), высшее юридическое образование.

Опомнилась я, только когда занесенная для удара сумочка пигкнула, раскрылась и ее стошнило на пол косметичкой. Во все стороны брызнули перепуганные щеточки, флакончики, тюбички, забиваясь по углам. Я оглянулась, и по щекам, смывая только что наложенную раскраску, призванную скрыть последствия прошлой ночи, проведенной за чтением одного особенно мерзкого уголовного дела, покатились крупные слезы - не то от горя, не то от смеха.

- Прекратить! - сказала я себе лучшим командирским голосом. Но получилось все равно жалко. Женщина со смазанной косметикой не может выглядеть иначе, как жалко. Уж лучше тогда выставить на всеобщее обозрение и сиреневые мешки под глазами, и подвальную бледность. Я встала на колени и покорно принялась собирать раскатившиеся гримировальные принадлежности. Слезы капали сами по себе, вне всякой связи с моим настроением.

- Прекратить! - Уголки рта были тяжелые, как гири. Но я все равно подняла их к ушам. Глянула в зеркало. Брр...

В результате к боссу я опоздала - пока смывала старую косметику, пока наносила новую. И, хуже того, явилась в совершенно расстроенных чувствах. А в таком состоянии ко мне подходить опасно.

Я распахнула дверь, вошла, шлепнулась в кресло и одарила капитана Стивенса своим лучшим взглядом "вамп".

На Стивенса это не произвело никакого впечатления. Сколько я знаю, он такой подкаблучник, что в сторону других женщин боится даже глянуть, чтобы жена, не дай бог, не прознала.

- Ну и кто к нам пожаловал на этот раз? - поинтересовалась я сладенько. - Техасский конгрессмен? Сенатор из Поданка? Или сам мэр нашего любимого города соблаговолил посетить наш скромный участок?

Капитан оторвался от разложенных на столе бумаг и злобно посмотрел на меня.

- Что вы себе позволяете, Тернер? Я что-то не припоминаю, как разрешил вам войти. Или вас уже назначили шефом вашингтонской полиции, и только я об этом еще не слышал?

- Поверьте, капитан, когда шефом полиции назначат меня, вы узнаете об этом первым. Все намного проще. Я нарываюсь на очередной выговор. Решила их коллекционировать. Когда-нибудь издам, получу бешеный гонорар и поеду на Кубу ловить акул. Ну так кого я должна эскортировать на этот раз?

Босс ухмыльнулся. Мне стало страшновато. Если капитан Стивене улыбается, значит, у кого-то умерла любимая бабушка.

- На этот раз, - Стивене выцеживал слова, точно загонял гвозди в крышку моего гроба, и с тем же непередаваемым наслаждением, - мы поручаем вам особое задание. Сегодня после обеда к нам прибывают двое коллег. - Капитан сделан паузу. - Рейсом из Сент-Петербурга.

Я попыталась привести мысли в порядок.

- Питерсбурга?

- Нет. Сент-Петербурга. Столицы Российской Империи.

- Русские?!

- Русские, - подтвердил капитан, ухмыляясь еще шире.

- Вы серьезно?!

- В отличие от вас, офицер, я не расположен шутить, - съязвил капитан. - На нашем управлении висит пять серийных убийств, и мне хватает забот и без вас.

- Какое счастье, что вы не подозреваете меня в совершении этих убийств, - огрызнулась я.

- Совершенно верно, - в тон мне ответил капитан. - А знаете, как я догадался? Все пять жертв убиты из револьвера двадцать второго калибра, а не противотанковой ракетой.

- С...пасибо. - Когда-нибудь Стивене захлебнется собственной желчью. Только вот свидетелей при этом не останется, потому что такой концентрации злобства обычному человеку не перенести.

- Прибывают... - капитан покопался в бумагах, - как я сказал, двое. Энджей Забротский, детектив уголовной полиции, и... - последовала еще одна театральная пауза, - и Серж Ст... Сч... - Капитан встряхнул головой и попробовал еще раз: - Шчербакоф.

- Щербаков, - поправила я.

- Что?

- Щер-ба-ков, - повторила я по слогам.

- Когда мне потребуется ваша помощь, я о ней попрошу, спасибо. А то, что вы знаете русский, мне и так известно. - Капитан потер лоб. - Так о чем я? А. Мистер Шчербакоф работает на русскую охранку. Чему соответствует его чин, я так и не понял. Сами разберетесь. Видимо, некрупная, но все же шишка.

- А что им надо? - поинтересовалась я. Капитан бросил мне туго набитую папку.

- Вот все, что вам положено знать. Разберетесь. Свободны. До обеда. Из аэропорта русских доставит шофер их посольства. О времени прилета узнаете в справочной. И... - капитан вперился в меня гипнотическим взором, - чтобы без глупостей. Сверху поступило указание - оказывать этим Двоим всемерное содействие.

- А это как? - неосторожно спросила я.

Капитан Стивене медленно поднялся из-за стола. Сдедать это величественно он никак не мог - пришлось прогнуться, чтобы водрузить на столешницу нажитое годами кабинетной работы брюхо.

- А это так! - рявкнул он. - Если они захотят пойти в бордель - вы поведете их в бордель! Если захотят посмотреть Белый дом - покажете Белый дом! Им можно все и еще чуть больше. Ясно?

- Ясно, - покорно ответила я.

Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Сергей Щербаков

Самолет вырулил с посадочной полосы и медленно, торжественно, как императорская карета, подкатил к аэровокзалу.

- Вот мы и приехали, - задумчиво отметил Заброцкий.

Я в который раз подивился человеческому умению подмечать очевидное. Ну, приехали, а дальше что?

Воздушный порт города Вашингтона, гордо носивший имя президента Рузвельта - не Теодора, конечно, а Франклина, - не произвел на меня впечатления. Было похоже, что я прибыл не в столицу мировой державы, а куда-нибудь в Дальний - помнится, там точно такое взлетное поле, занесенное пылью, и неновый аэровокзал - не то чтобы обшарпанный или тем паче рассыхающийся по швам, но словно бы изрядно постоявший на своем месте. Правда, в Дальнем не было самолетов со всех концов света - только российские, "Маньчжоу Тяньхе" и японские. А здесь... Пока самолет тормозил и разворачивался, я насчитал два десятка машин из разных стран. Большинство - британские, канадские и мексиканские, но Попадались флаги со всего мира: Франция, Италия, был даже один германский самолет с молотом на хвосте и невероятной дряхлости туполевский "Вихрь", украшенный индийской оранжевой свастикой. "Теософы приехали", - ни к селу ни к городу подумалось мне, и я тихонько фыркнул.

От самолета к аэровокзалу идти пришлось пешком по взлетной полосе, но между двух редких цепей морских пехотинцев. Я знал, что им поручена охрана посольств Соединенных Штатов за рубежом - сам не раз видел их в карауле ворот Белого барака в Питере, - но не предполагал, что и население США от зловредных иностранцев тоже защищает самое боеспособное подразделение армии страны. Даже президент Форд, урезавший военные расходы втрое, не осмелился сократить их численность.

Хотя, на мой взгляд, гораздо выгоднее было бы построить, как в том же Царскосельском, обыкновенный терминал с крытыми переходами. И безопаснее - безумный блеск в глазах морпехов наводил на мысль, что они только и мечтают о том, как бы пристрелить кого. В самом деле - чем им еще заняться в охранении?

Прием, устроенный нам на таможне, был не менее прохладным. Пассажиры послушно становились в очереди - очевидно, большинству процедура досмотра была не в новинку. Мы с Анджеем, пометавшись немного, пристроились в очередь к стойке, за которой восседал мрачный толстяк в кителе. Фуражку таможенник повесил на спинку стула.

Очередь двигалась медленно, под шарканье ног и тягостные вздохи. На меня ощутимо повеяло присутственным местом, и я опять вспомнил Царскосетьский аэровокзал. Простор, чистота; снующие вокруг услужливые носильщики с их вечным "позвольте-с..." - и только успевай указывать, куда поставить свои чемоданы: отнесет мигом; степенные уборщики с гудящими пылесборниками; и постоянный веселый, деловитый гул. Здесь такая тишь, что каждый вздох отдается эхом под гулким сводом; колонны почему-то хромированные, зеркальные, а зал похож на ярмарочную комнату смеха; и пахнет отчего-то затхлостью, хотя вроде бы гуляют вокруг сквозняки.

Наконец мы добрались до стойки. Я пошел первым, решившись принять удар на себя.

Таможенник долго изучал мой паспорт, еще пару минут сличал фотографию с лицом, визу глядел на просвет, выискивая водяные знаки, и наконец неохотно признал, что я имею законное право въехать на территорию Соединенных Штатов Америки и оставаться на указанной территории аж Целых три месяца.

- Что везете? - спросил он, кидая подозрительные взгляды на мой чемодан.

- В чемодане - личные вещи, - ответил я, - в сумке - документы.

Таможенник пожевал губами, изображая томительную работу мысли.

- Чемодан - на ленту, - скомандовал он.

Я помедлил чуть-чуть, ожидая, что сам таможенник и займется перетаскиванием, нельзя не признать, довольно тяжелого баула. Ничего подобного не произошло. Толстяк как продолжал гнуть свой табурет к земле, так и не оторвался от него; только взгляд его становился с каждой секундой все мрачнее. Я покорно поднял чемодан и водрузил на ленту. Механизм, как и следовало ожидать, протестующе взвыл и чихнул. Меня начинал разбирать смех, хотя как раз неуместного веселья мне следовало бы избегать - вряд ли чиновник наделен чувством юмора.

Просветив икс-лучами внутренности баула, толстяк с сожалением констатировал, что вещи там лежат и вправду личные и отобрать что бы то ни было не удастся. Повезло - рядом уже громоздилась изрядная горка предметов, на мой взгляд, совершенно безобидных - фотоаппараты, радио, магнефонные пластинки (с записями непристойного содержания, надо полагать), еще какое-то барахло.

Только после этого я смог наконец проследовать мимо бдительного цербера. Не успел я миновать прорисованной на полу пунктирной линии, отмечавшей границу таможенной зоны, как меня нагнал голос толстяка:

- Эй, стойте. Я остановился.

- А сумку?

Я грохнул чемодан о землю, вернулся и шлепнул на стойку перед таможенником эластиковую "под кожу" сумку с документами.

Официальное разрешение на ведение следствия по делу об убийстве вызвало очередной приступ причмокивания и пожевывания губ. Я всерьез начал опасаться, что сейчас толстяк примется исследовать документ на предмет подлинности, а то и того веселее - пошлет на экспертизу, но обошлось - бумага с одноголовым орликом заняла свое место в папке.

Рука американского таможенника уже поднялась было отодвинуть выпотрошенный кофр, как неожиданно дрогнула.

- А эт-то еще что? - поинтересовался толстяк опасным голосом.

"Этим" был копеечный календарик из серии "Памятники Российского искусства", который я захватил с собой на тот маловероятный случай, если мой хронометр Буре не выдержит американского климата и перестанет показывать число, день недели и фазу Луны.

- Календарь.

- Конфисковать придется, - ехидно заключил таможенник.

- За что?! - не выдержал я.

- За нарушение закона о безнравственности, - пояснил толстяк. - Видите - голая женщина нарисована. Непорядок.

- Это репродукция картины Маяковского "Женщина на закате", - терпеливо попытался объяснить я. - Шедевр живописи.

- На закате, на рассвете - какая разница? Раздетая ведь. Впрочем... - таможенник ехидно прищурился, - можете оставить себе, предварительно заклеив непрозрачной лентой.

Он помахал рулоном клейкой ленты вроде той, которой заматывают посылки на почте.

- Нет, спасибо, - ответил я вежливо. - Можете забрать. - И добавил по-русски: - Набокова на вас нет, лицемеры хреновы!

- Что-что? - переспросил таможенник.

- Ничего, - невинным голосом отозвался я. Потом дрожащими руками подобрал чемодан, вышел за пунктир и уже оттуда проорал на весь зал:

- Счастливого онанизма!

Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Анджей Заброцкий

Сначала я просто не поверил своим ушам. А поверив, начал озабоченно оглядываться. Ох, шуму-то сейчас будет...

На наше с Щербаковым счастье, русского, похоже, никто из присутствующих в достаточной степени не разумел - или, по крайней мере, не показывал, что разумеет, - а созвучное на всех языках библейское словечко с симбирским акцентом оказалось для американцев неудобослышимым. Пронесло-с. Я резво подхватил сумку с конвейера и припустил следом за Сергеем, стремясь поскорее покинуть своды столь гостеприимного аэровокзала. А то кто их знает, даже если они не поняли щербаковского пожелания, все равно вполне могут припаять "нарушение спокойствия" за вопли в общественном месте. С этих станется.

Явно из чистого садизма архитекторы ограничили количество входов-выходов в огромный зал числом три. Причем двери эти представляли собой некие вращающиеся механизмы, вроде турникетов, но только куда более солидные. Местные граждане проникали через них с большой сноровкой, явно отточенной постоянной практикой. Прилетающим же приходилось намного сложнее. Время от времени кто-нибудь из этих несчастных, увешанных чемоданами и баулами, застревал в стеклянной мышеловке, что отнюдь не способствовало скорейшему продвижению очереди.

Наконец я уловил подходящий, на мой взгляд, момент, шмыгнул в дверь и выскочил наружу, получив напоследок весьма чувствительный удар по локтю. Следом за мной вылетел Сергей.

- О-о-у-о!

Возглас вырвался у меня совершенно непроизвольно. Щербаков контролировал себя лучше, но и на его лице явственно отразилось изумление.

То, что американцы помешаны на автомобилях, я знал. Я вот только не представлял себе, насколько. Судя по количеству скопившихся перед зданием авто, каждый приехавший в аэропорт ехал на персональной машине, а за ним еще на трех везли его чемоданы.

- Интересно... - Я проводил взглядом проехавший мимо лимузин. - Эта штука еще ездит или уже летает?

Вопрос был не такой уж риторический, если принять во внимание, что лимузин был раза в полтора длиннее, чем легкий самолет вроде нашей "Молнии" или английского "Кузнечика". А автомобильная стоянка походила размерами на взлетное поле.

- Все это, конечно, впечатляет, - раздумчиво проговорил Щербаков, - но как нам в этой куче отыскать встречающего из посольства? На таком базаре мы его и за год не найдем.

Я потряс головой, избавляясь от наваждения.

- А вот это как раз не так уж и сложно. Я хоть и не различу отсюда цвета на флажке, но автомобиль уж больно выделяется.

Сверкающий "Туполев-Буки" предпоследней модели и в самом деле даже без дипломатического флажка выделялся на фоне остальных машин, словно холеный породистый пес среди разнокалиберных дворняг. Возле "Туполева" тоскливо переминался с ноги на ногу субъект, на вид ровесник Щербакова, одетый, насколько я мог судить, по последней хранцузской моде так старательно, что и сомневаться не приходилось - рязань-матушка.

- Пожалуй, вы правы, - признал Щербаков, подхватывая чемодан.

Посольский субчик продолжал старательно вглядываться внутрь аэровокзала и делал это до тех пор, пока Сергей не уронил свой чемодан рядом с ним. От неожиданности субчик подскочил, но, надо отдать ему должное, мигом пришел в себя и изобразил на лице приветливую улыбку.

- Господин Щербаков и господин Заброцкий?

- Именно, - подтвердил мой товарищ.

-Ворожин Иван Ильич. Второй секретарь посольства. Мне поручено встретить вас, - Ворожин посторонился, - и проводить в Центральное управление городской, она же окружная, полиции. Там вас будет ждать американский сопровождающий. Прошу в машину. О, позвольте...

К моему величайшему изумлению, он забрал у Сергея его чемодан и лично погрузил в багажник. Я мысленно пожал плечами и протянул свою сумку.

- В посольстве были весьма удивлены, прослышав о вашей миссии, - заметил Ворожин, открывая дверцу. - Мы за эти четыре года многое успели повидать, но с подобным визитом еще никто не являлся. Поначалу даже не сразу сообразили, в какую инстанцию обращаться.

"Ах вот оно что", - догадался я. Он просто первый раз в жизни видит тайных агентов, в открытую признающихся, что они - тайные агенты. И, как всякий чиновник, подозревает в этой несуразности какой-то подвох для себя лично. Р-рязань.

Устроившись на заднем сиденье "тушки", я с интересом огляделся вокруг. Мне приходилось раскатывать на разных авто, один раз, помню, даже на губернаторском лимузине ездил. Да и сам я вот уже четвертый месяц причислял себя к почтенной касте автовладельцев, но вот с "Туполевым" еще не довелось. А машина впечатляла. Пока царицынцы насмерть грызлись с "Роллс-Ройсом" за не такой уж просторный рынок лимузинов, туполевский концерн, проглотив "Руссо-Балт", намертво подмял под себя нишу машин так называемого "делового" класса. Господа инженеры смело перенесли на авто авиационные приемы и в результате получили НЕЧТО. Стремительные, обтекаемые очертания, мощнейший мотор, практически неслышимый в изолированном салоне, комфорт, как в настоящем авиалайнере. "Закройте глаза - и вы легко представите, что летите на высоте в десять верст". И в самом деле, рессоры полностью сглаживали неровности дороги, словно автомобиль действительно летел в паре вершков над ней. Мягкое, уютное кресло прямо-таки навевало сон. Да-а, недаром "Туполев" уделяет своему автомобильному отделению не меньше внимания, чем авиа или космосу. "Аз", "Буки" и "Веди" во всем мире стали таким же признаком делового человека, как швейцарские часы или французский о-де-колон.

Меня слегка повело в сторону, и я сообразил, что и в самом деле задремал в уютном кресле и проснулся только оттого, что машина куда-то завернула.

Оказалось, мы съезжали с магистрали на широкий проспект, причем съезжали не обычно, а какими-то петлями Я вначале не сообразил, к чему бы это и по какой причине янки забыли поставить простой постовой семафорчик, а потом понял. По магистрали текла непрерывная река разномастных автомобилей. Если остановить ее хотя бы на пару минут, для пробки в границах города места не хватит. Щербаков глядел на замысловатую конструкцию из виадуков и пандусов без малейшего удивления. Что ж, он питерский, ему, может, и привычно, не то что нам, провинциалам. Такого скопления авто я даже в Варшаве не видывал.

С проспекта мы свернули еще куда-то, а потом еще и еще, так что я окончательно потерял ориентировку. Здания вокруг все решительно походили друг на друга, а небо скрывала какая-то серая мгла, словно я и не уезжал из Лифляндии.

- Вот мы и на месте, - сказал Ворожин, неожиданно останавливая машину перед самым входом в массивное, приземистое здание, фасад которого уродовали пузатые, когда-то беломраморные, а теперь скорее бетонного колера колонны. - Полицейское управление округа Колумбия. Пойдемте

Я с сожалением покинул так приглянувшийся мне салон "тушки" и поплелся следом за Щербаковым. Правда, я успел обратить внимание, что наше глянцевое авто пристроилось аккурат под знаком "стоянка запрещена". Еще бы, разве посмеет простой полицейский, хоть в Америке, хоть у нас, покуситься на авто с дипномером!

- Мы в посольстве собирались было сами заняться вашим обустройством, господа, но американцы нас опередили, - продолжал секретарь, поднимаясь по лестнице. - К вам приставят особо выделенного офицера полиции, который все устроит. Платит, естественно, российская казна. Ваша служебная идекарта при вас? Так что на плечи вашего коллеги падает лишь обязанность удовлетворять все ваши пожелания.

Я немедленно представил себе одно такое пожелание официальному соглядатаю и с трудом удержался, чтобы не произнести его вслух. Похоже, Ворожин так привык к дипломатическим речам, что на русском нормально изъясняться малость разучился.

- Он хоть по русски-то говорить будет? - спросил Сергей, которому, очевидно, пришла в голову похожая мысль.

- Говорить будет, - не очень уверенно пообещал Ворожин. - А вот насколько хорошо - это вам, господа, предстоит выяснять самим.

Я промолчал. Щербаков тоже.

- Подождите здесь минутку.

Ворожин ловко юркнул в одну из многочисленных дверей, оставив нас стоять посреди коридора. Мы недоуменно воззрились друг на друга. Я изобразил на лице немой вопрос. Щербаков пожал плечами.

- Все в порядке, - Ворожин вынырнул откуда-то со стороны, противоположной той, в которой исчез. - Стойте здесь, никуда не отходите. Сейчас к вам выйдет ваш сопровождающий офицер, - Ворожин наморщил лоб, - Тёрнер или Тёрнер, кажется. Все вопросы вы будете решать непосредственно с ним.

Выдав нам эту информацию, секретарь немедленно испарился, прежде чем мы успели прийти в себя. Серый "хранцузский" пиджак мелькнул где-то около выхода.

- Эй, постойте! - я было ринулся следом, но через пару шагов затормозил. Догнать посольскую крысу было проблематично, а уходить с назначенного места - слишком рискованно.

- Ну и что нам теперь делать? - раздраженно поинтересовался я у Щербакова.

- Для начала давайте отойдем в сторону, - спокойно сказал Сергей. - Раз присесть тут все равно не удастся, так хоть не будем верстами на дороге стоять.

Я огляделся. И в самом деле, в коридоре не было видно ни пощипанных креслиц, коими у нас обильно оснащают всевозможные присутственные места, ни даже банальных лавок. Пусто-с.

- Ну а дальше-то что? Заглядывать во все кабинеты подряд и спрашивать этого офицера, как-его-там... Тьфу, черт, даже фамилии его толком не знаем. Может, у них этих Тернеров, как у нас Ивановых с Кузнецовыми - по двенадцать на дюжину?

- Дальше, - все тем же нарочито-флегматичным тоном продолжил Щербаков, извлекая из кармана свой хронометр "буре", - мы спокойно подождем здесь, ну, скажем, полчаса А вот по истечении этого получаса будем решать, что делать

Я пожал плечами и, демонстративно оттянув рукав пиджака, уставился на циферблат своих "офицерских". Секундная стрелка медленно ползла по кругу. Одна минута, вторая...

Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Кейтлин Тернер

Больше всего мне хотелось вытащить из сумочки "кольт" и всадить шесть пуль в потолок. Чтобы штукатурка посыпалась и тараканы брызнули из щелей. Я ждала своих подопечных уже двадцать минут, и конца ожиданию видно не было.

Русские, значит. Знать бы, как хоть они выглядят, эти русские. Я за всю свою жизнь ни одного русского не видела - откуда мне? Не очень верилось, что зловещая российская охранка пришлет для удобства опознания медведеподобных громил с низкими лбами и подбородками кирпичом, но кто их знает?

Я выскочила в коридор. Никого, то есть никого из тех, кого нужно кого... тьфу! Успокойся, Кейт. Спокойно. Закрыть глаза и представить, что ты на Гавайях. Да, как же, пустят тебя на Гавайи. Даже если бы и деньги были. Нет, так я никогда не успокоюсь!

А успокоиться кровь из носу как нужно. Если я провалю это задание, то могу смело выходить замуж за шофера-дальнобойщика, потому что на остальных занятиях в этой жизни я смогу поставить крест. Да где же эти чертовы русские? Я огляделась снова - никого - и нырнула обратно в кабинет. С отвращением глянула на стопку бумаг. Если я сейчас ими займусь, отдел по связям с общественностью будет пользоваться дурной славой еще долго после того, как меня отсюда вышвырнут.

Дверь распахнулась настежь, и из проема на меня глянули совершенно безумные глаза. В первый момент я даже не заметила, что глаза принадлежали Джейку Андерсу, безобидному придурку, имевшему несчастье занимать каморку рядом с кабинетом босса.

- Кейт! Твои русские приехали! - выдохнул он и умчался, прежде чем я успела пробулькать что-нибудь в ответ.

Я дернулась, уронила сумочку, подняла, отряхнула, попыталась оглядеть себя в зеркальце от сломанной косметички, поправила юбку, стиснула зубы и выскочила в коридор, как ошпаренная кошка.

И наткнулась взглядом на двух вполне презентабельного вида мужчин, подпиравших спинами перегородку. Один из них, долговязый светловолосый парень младше меня года на два, демонстративно пялился на часы, второй, похожий на опытного ревизора, с явным любопытством оглядывался вокруг. Я окликнула их, прежде чем второй меня заметил.

- Господа русские полицейские? - я не была до конца уверена, что составила фразу правильно и так по-русски вообще говорят, но в конце концов почему я должна выворачиваться наизнанку? Кому из нас это надо - мне или этим двоим?

Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Анджей Заброцкий