Чтение 15–й страницы книги ~Око Марены~

– Хочешь – мечи выбирай, хочешь – секиру.

– Я тебя напополам раздвою, – угрожающе пообещал Гремислав. – Больно много тебя одного будет.

Юрко в ответ только засопел сердито:

– Ишь пирожок без никто. А ты поговори мне, поговори, – пообещал многозначительно.

– Словом, чем пожелаешь, тем и дерись, хоть оглоблей, – закончил князь, не обращая внимания на Гремислава и продолжая пристально смотреть на молодого воина.

– Во как, – простодушно изумился Юрко. Кажется, намек до парня дошел.

– А что, я и вправду могу оглоблю выбрать?

– Как пожелаешь, – пожал плечами Константин.

– Тогда я ее, родимую, и возьму, – и, повернувшись к Гремиславу, в свою очередь буднично заметил: – Коль и не зашибу – больно уж ты верток, – то в землюматушку непременно вобью. Ежели токмо она, родимая, такого изверга в себя примет.

Божий суд княжеским повелением был назначен на следующее утро. Гремислав ничего больше не сказал, лишь искоса недобро посмотрел на князя своими прищуренными глазами. Онто прекрасно понял двусмысленную подсказку Константина и уяснил, на чьей стороне княжеские симпатии.

Ночью, при явном попустительстве стражи, очевидно порешив, что шансов на победу при таком оружии у него остается не оченьто много, Гремислав бежал из поруба и волчьими тропами ушел кудато на север. Виру за него Константин заплатил сам, взяв ее из конфискованного добра. О своем же даре Любим, по строгому приказу князя, больше не рассказывал никому.

Но вот беда, не было среди тех, кто на суде присутствовал, ни единого прончанина. Один только Юрко – но он занят был под завязку, до седьмого пота мечом крутил, копье метал да строю ратному учился. Словом, не до того. Старик же сам от пережитых волнений в беспамятство впал, да и помер вскоре. Вот так и получилось, что в Пронске о том суде и не слыхали, еще на мятеж хотели подняться супротив того, кто их же притеснителя покарать восхотел.

Однако, памятуя о бедах недавних – и десяти лет не минуло, когда их князья в замятие кровавой с рязанцами сходились, – стали думать и гадать, с какой стороны им союзников сподручнее взять. Без подмоги, ясное дело, не сдюжить. Проще всего было бы в НовгородСеверский послать али в Чернигов. Но уж больно много у них безудельных князей развелось. Того и гляди союзнички званые с Ляксандром свет Изяславичем то же самое учинят, что и Константин сбирался.

А вот ежели к владимирским князьям обратиться, тут, может, что и выйдет. Всеволодовичи Святославичам враги наипервейшие, а уж Рязань для них и вовсе кость в горле. И идти надобно не к Константину старшему, не Юрию, а к бездетному Ярославу. И сам он воинственный, и детишек опятьтаки у него нету. Да и то в расчет взять, что ровно десять годков назад сами рязанцы его со своего стола согнали, а он, по слухам, обид прощать не свычен. Словом, по всем статьям годится.

А то, что бивал его совсем недавно Константин Рязанский под Коломной, да так, что пух и перья летели, оно даже к лучшему. Вопервых, трех братьев разом утерял Ярослав – значит, злее будет. А вовторых, за одного битого двух небитых дают. Да и сам, коли все удачно будет, не так своей властью кичиться станет.

Кого послать – тоже вопросов не возникало. Тяжелы малость гражане на подъем, но есть у них Гремислав – удалой молодец. Ему в путьдорогу сбираться, только подпоясаться. Да и грехи искупить прошлые не помешает. Сам бог велел за народ пронский порадеть. А пока он ездить будет, уговорились сидеть тихо, чтоб Константин раньше времени положенного не проведал. А уж когда придет назначенный час, они разом и ударят – с севера Ярослав, а с юга они. Славные клещи получатся. Из таких не больното вырвешься.

И дождались бы, но тут Константин гонцов прислал с требованием, дабы град от имени княжича малолетнего ему на верность присягнул и как бы из рук его правление принял. А правление – оно не володение. Это все равно что попользоваться дать. Ныне вещица у тебя в руках, а завтра я, коль пожелаю, кому иному ее отдам. И решили прончане не ждать весточки заветной от Гремислава, ударить немедля в колокол вечевой, затворить ворота городские на засовы крепкие, а допрежь того рязанских послов взашей из града выгнать.

Константин поначалу решил, что здесь какоето недоразумение. Может, что послы его неосторожное сказанули, а может, вели себя както не так. Два дня их расспрашивал, все подробности до единой выудил – ничего. Послал еще одних – та же история. Даже в город не пустили. Пришлось собирать войско. Но оголять полностью северные рубежи не решился – мало ли. Вместо этого порешили они с воеводой Вячеславом располовинить всех воев, что имелись, взять часть дружины и, на всякий случай, всю сотню спецназовцев, хотя была уверенность, что они не понадобятся.

С собой Константин решил прихватить воевод поопытнее и поспокойнее. Особо буйных под началом Вячеслава в столице оставил. И это тоже понятно было. Ни к чему конная дружина при осаде города. Да и воеводе верховному тоже делать нечего – пусть в Рязани побудет. Да и инженерный гений ни к чему – бочонок или два с порохом у ворот городских заложить, да фитиль поджечь, да у других то же самое сделать – невелика премудрость.

Изобретатель, когда узнал, что Константин рать собирает, два дня просился. Поначалу у князя и в мыслях не было с собой его брать.

– Твоя главная задача – производство, – упирался он. – Про бронь в годы Великой Отечественной слыхал? У меня то же самое будет. Ни один мастер никогда воевать не пойдет. А тут сам главный инженер, он же начальник производства в одном и том же лице, все дела свои хочет бросить и на войну податься.

– Да я уже давно не начальник производства, – не сдавался Минька. – Не веришь – посмотри.

Посмотреть было можно – разговорто в Ожске проходил. Надо отдать должное рязанскому Кулибину – доказал он это в течение буквально пары часов. Все то время, пока они втроем (Минька, князь и Сергий из Ивановки, которого изобретатель давно перекрестил в Иванова) гуляли по многочисленным мастерским, со всеми вопросами обращались только к смуглому невысокому пареньку. Поначалу тот смущался, стеснялся, но Минька строго сказал – нет меня, я уже на войне, – и хлопец разошелся вовсю. Казалось, он знал все – где, кому, куда, когда, сколько, тут же одергивал нерадивых, одному обещал прислать трех смердов, второму повелел кудато ехать за песком, третьего отчитал, почему мало дров вчера привезли. Ну и, разумеется, никаких конспектов в руках, никаких записей.

– Я ж тебе еще раньше говорил, что он у меня не просто первейший помощник. Я без него сейчас, как без рук, – гордо заявил он Константину, когда наконец прогулка закончилась.

– А этот живчик у тебя только по хозяйственной линии, – осведомился князь. – Или…

– Он у меня по всем, – улыбнулся Минька. – Говорю ж тебе, что я без него и половины бы не сделал. Сам же знаешь – за всем глаз да глаз нужен, особенно если чтото запущено, а до ума не доведено, а у него нюх, в смысле чутье на новую технику.

– Так уж и чутье, – засомневался Константин.

– Точно я тебе говорю, – клятвенно заверил Минька. – Иной раз я еще и до конца разъяснить не успеваю, как, например, тот же станок устроен в монетном дворе. И ведь толькотолько его установили, сам он никак знать не мог, лишь с моих слов, а он уже говорит, что ему все ясно. Начинаешь проверять – точно, не врет. Он уже даже два усовершенствования к этим станкам придумал и одно к арбалету.

– Защелку небось какуюнибудь укоротил на пару сантиметров, – иронично хмыкнул князь.

– Сам ты… Он обойму придумал с пружинами, чтоб снизу из короба сами стрелы прямо в ствол ложились одна за другой. А на пружины еще и фиксатор регулирующий поставил.

– И все сам? – подивился Константин.

– Говорю же, – уже начал злиться от такого недоверия Минька.

– Арбалет хоть теперь починить можно?

– Балда ты, хоть и князь. Если хочешь знать, теперь из этого арбалета в течение какойто минуты можно десять выстрелов сделать. Он, конечно, тяжелее от этого стал, но зато представь – ни тебе колчанов, ни прочего.

– Хорошие стрелки из лука намного больше выпустят за это время, – возразил князь.

– Отличные стрелки, – поправил Минька. – Но даже они с такой точностью, как из арбалета, вести стрельбу не смогут. А учиться сколько надо, чтобы этого достичь? А тут сразу. Плюс убойная сила не в пример. Словом, преимуществ масса, – и тут же, без перехода, снова затянул: – Княже, возьми на войну.

Константин еще раз все прикинул. Войнушка предвещала быть легкой прогулкой, зато на следующую его можно было уже не брать: «Я тебя уже брал – сколько можно». К тому же его знания и впрямь могли пригодиться, да и одно из самых главных обстоятельств в памяти вовремя всплыло.

Дело в том, что именно возле Ряжска, у села Петрово, только намного позже, лет эдак на полтысячи, некий крестьянин нашел каменный уголь. Тогдато и началось освоение этого бассейна, где залежи располагались весьма широким фронтом, на территориях сразу нескольких областей. Ждать пятьсот лет Константин не собирался, а леса, точнее, дров, необходимых везде – и в стеклодувном производстве, и в изготовлении пороха, не говоря уж про кузнечное и особенно литейное дело, – требовалась уйма. С этим условием он и взял с собой Миньку.

И в июле месяце трехтысячная пешая рать с полутысячей дружинников и спецназом Вячеслава направилась на юг. Шли неспешно, чтоб в пути не притомиться. К тому же была надежда на то, что время, которое до жатвы осталось, быстро пробежит, а когда колос на полях осыпаться станет, тут уж не до войн. Об ином все заботы и помыслы.

И расчет оказался верным. Всего один день горожане со стен высоких на врагов своих плевались, а самые бойкие доходили до того, что и вовсе места срамные оголяли и княжескому войску напоказ выставляли. А чего не посмеяться. Воды, правда, в городе своей не водилось, но припасли ее изрядно, надолго хватит. Да и всего прочего тоже с избытком. Опятьтаки скоро и Гремислав весть подаст. Небось, когда Ярослав полки с севера приведет, поиному рязанский князь запоет. А до этого подика возьми град на копне161. Об него даже Всеволод Большое Гнездо зубы свои вострые поломал. И стены пятисаженные, и град сам на крутом холме расположен, да еще вежами своими о плиту гранитную облокотился – попробуй сковырни.

Но Константин даже не пытался пробовать. Штурмовать стены – двойная невыгода. Первое – своих людей положить, а второе – тоже потенциально своих, которые пока этого не знают, в городе сидючи. Опять же первый штурм, скорее всего, неудачным окажется. Значит, у горожан дух боевой повысится. Кому это надо? Да и со спецназовцами тоже спешить незачем. Первые несколько дней часовые по ночам бдительно службу несут – ждут нападения. Раньше чем через неделю на своих постах они спать не будут.

И наконец, самое важное, из области психологии. Пока кровь с обеих сторон не пролилась – все еще можно поправить, обо всем договориться. К тому же Константин, будучи в абсолютной уверенности, что город будет его, изначально запланировал свой вояж еще дальше на юг. Надумал он сходить на те места, где некогда родился и вырос, где прожил лучших семнадцать лет своей жизни. И не просто рекой Хуптой полюбоваться да холмом крутым, на котором его Ряжск в двадцатом веке высился. Отнюдь. Цель у него самая что ни на есть практическая была – привести туда людишек мастеровых и град там заложить. До зимы они запросто управятся, особенно если пешие ратники все черные земляные работы на себя возьмут.

И опятьтаки не для того, чтобы можно было в кои веки сюда приехать и ностальгию потешить. Не без того, чего уж греха таить, но главное – не в этом. Город этот по задумке князевой предполагалось поставить в первую очередь как мощный противовес Пронску. Тогда Рязань с севера, а Ряжск с юга наглухо закрывали бы его. И любовь его жителей к воле никогда бы не перешла в сепаратизм.

А когда Ряжск встанет во всю свою мощь, да еще камнем обложенный, тутто и будут для Пронска – если что, – клещи страшные. Впрочем, зная о них, он и сам никогда чудить не станет.

Да и о каком штурме может идти речь, когда буквально за неделю до отъезда вернулся из Киева отец Николай. И в том письме, что он от митрополита привез, помимо гневной отповеди относительно нового епископа – негоже о преемнике речь поднимать, когда предшественник покамест жив, – была еще пара фраз, которые позволяли надеяться, что в случае смерти Арсения Матфей благосклонно отнесется к постановке княжеской креатуры на освободившееся место.

Одно жаль – расставаться надолго придется, ведь тогда отцу Николаю аж в Никею162 отплывать, а это путь неблизкий. Ну да ладно, об этом потом. Оно далеко еще. Ныне иное важно – город без крови взять.

Первых парламентеров Константин направил в Пронск на четвертый день осады. Условия выставил щадящие. Если горожане открывают ворота, то никаких репрессий Константин учинять не собирается, тем более что главный бунтовщик к тому времени уже был ему известен и в городе его не было. Единственное, на чем настаивал, – принятие всем городом безусловной присяги на верность ему, Константину. На будущее бунта никогда не поднимать, а по всем спорным вопросам вначале присылать к князю в Рязань делегацию из числа самых уважаемых и почтённых людей города. А вот уж если они общего взаимовыгодного решения не сыщут, то тогда… будут думать дальше.

Про малолетнего княжича посланцы Константина молвили так: «Ежели у вас есть опаска, буде он в Рязани стольной может погинуть в одночасие, так и оставляйте его у себя во граде. Князь от того урон для себя не зрит, но токмо облегчение, ибо ежели с ним беда в Пронске, не дай господь, случится, то тогда никто князя облыгати163 в сем грехе смертном не возможет».

А в число посланцев Константин включил и Юрко Золото. Когда он предварительно растолковал парню причины, по которым поднялись на мятеж его земляки, то тот даже не поверил поначалу, но затем, обозвав их всех пирожками без никто, пообещал растолковать коекому посвойски, что они не правы. Что такое «посвойски», а главное, какой смысл вкладывает в это сам Юрко, Константин, конечно, не знал, но догадывался. Пришлось взять с парня роту, что он никого не ударит, ни с кем в драку не ввяжется) а также объяснить, что он, как посол, представляет самого князя. Ну какое может быть толковище? Юрко осознал и обещал. На второй раз он, правда, не поехал. Заявил, что он теперь туда поедет только после того, как князь с него роту снимет. Ну или, на худой конец, звания посла лишит, чтобы он, Юрко, представлял не князя, а себя самого. Иначе никак, потому как иных языков некоторые вовсе не разумеют, а посвойски ему говорить запретили. Пришлось оставить в лагере.

Впрочем, для должного пропагандистского эффекта хватило и одного его появления. Угар медленно, но верно рассеивался, горожане начинали изумленно оглядываться по сторонам и понимать, что они натворили. А получалось у них, что они, как последние дурни, поверили убийце и насильнику. Ныне же, исходя из требований князя, выходило, что, оказывается, и малолетнего двухгодовалого Александра Изяславича он не только оставить соглашается, но и сам его забирать желанием не горит. А чего ж тогда они весь сырбор затеяли?!

Одно только сомнение у них было. Гладко князь стелет, да как бы жестко спать не пришлось. Все ж таки что ни говори, а бунт есть бунт. Ктото все равно должен отвечать, так вот как бы не сменил Константин милость на гнев, после того как в город войдет. Однако рязанский князь в присутствии многих видоков из пронского посольства еще раз все слова свои повторил. И что он все грехи прошлые отпустит безнаказанно, и что виновных искать не будет, благо, что самый главный давно известен – Гремислав, который с толку всех сбил. А что до убытков касаемо, то и тут возьмет он с града побожески. Ничего ему не надо, токмо людишек в помочь на работы земляные, да харч для войска, да еще мастеровых добрых, чтобы подсобили новый град поставить.

На том икону целовал и на мече поклялся. Словом, ежели клятву порушит – либо Перунгромовержец, либо Ильяпророк, но ктото Константина непременно приложит так, что мало не покажется. После того порешили торжественную встречу организовать на завтра, чтоб все как положено, чин по чину, с попами, хоругвями и иконами. На том и разъехались – прончане в град свой, встречу готовить, а Константин с Николаем, что посольство принимали, спать завалились пораньше – завтрашний день предстоял быть напряженным, а посему нужно было хорошенечко выспаться.

Однако наутро приключился казус. Едва горожане проснулись, как дружно ахнули. Двое ворот у города нараспашку открыты, а вместо стражи городской, которая невесть куда делась, откуда ни возьмись, сурового вида молодцы из княжьего войска стоят. И взгляд у них такой, что не подступишься. Да еще и мечи наголо.

«Ну, вот и все. Сорвал, видать, с себя Константин личину доброты да милости. Теперь держись», – перешептывались боязливо горожане, а у самих один вопрос в глазах застыл: «Поруб, полон иль сразу резать учнет». Многие тут же, за голову схватившись, начали припоминать, как он тут с братцем Глебом несколько лет назад лютовал. Одно лишь отличие – тогда братец его всем заправлял, а ныне он сам.

И не только в главном белокаменном храме архистратига Михаила, но и во всех прочих деревянных церквях города народу в то утро было – не протолкнуться. Каждый норовил свечу поставить Матери Божьей, заступнице за весь род людской, каждый причастился, каждый в грехах покаялся. А потом, делать нечего, решили, как и вчера договаривались, выйти князю навстречу с изъявлением покорности, с хлебомсолью на рушниках расшитых и священников вперед выставили… У каждого в трясущихся от страха руках святой образ… Двинулись…

А в это время в своем княжеском шатре Константин на все корки материл понурого, с опущенной головой, верховного воеводу Рязанского княжества Вячеслава. Правда, на сурового военачальника он в те минуты походил слабо. Даже на бесшабашного спецназовца не оченьто тянул. Скорее на напроказившего мальчишку, чей спрятанный дневник с добрым десятком двоек был неожиданно найден рассерженным отцом.

– Мало того, что ты все бросил и из Рязани сбежал втихую, так ты еще и здесь мне ухитрился напакостить! – орал Константин, будучи не в силах сдерживаться и поминутно переходя на такие выражения, которым немало подивились бы даже бывалые одесские грузчики в порту.

– Я же говорю – не тайком. Константину поручил за городом смотреть.

– Да за ним самим еще смотреть и смотреть! Он же молодой совсем!

– Ну сказал же – за Ратьшей еще послал. Даже подсчитать все успел. Два дня на дорогу. День на сборы. Два дня назад. Всего пять. А я только на четвертые сутки уехал. Так что Константину всегото два дня и осталось одному рулить.

– А потом?

– А потом будет шикарный сплав зрелого опыта и бесшабашной молодости. Любая армия мира усохнет от зависти. Да и спокойно везде. Тезка твой ростовский жив – мне об этом рассказывал один купец буквально перед моим отъездом сюда…

– Бегством!

– Нет, отъездом. И вообще, вместо того чтобы спасибо сказать за город взятый, ты меня вот уже два часа костеришь. Хороша благодарность.

– Тьфу, идиот, – сплюнул в сердцах Константин. – Да тебя за одно это взятие убить надо. Все мне запорол, а потом еще нагло залез ко мне в шатер и замяукал: «Сюрприз». За один такой сюрприз тебя надо сразу и четвертовать, и повесить.

– Не получится, – заметил Славка. – Если четвертуешь, то вешать уже не за что станет.

– А тебя и так не за что вешать! Головыто на плечах нет! – не остался в долгу Константин.

– А чем же тогда я ем? – искренне изумился Славка. – И потом опять же шапка.

– Это не доказательство, – безапелляционно заявил князь. – И вообще – скройся с глаз моих долой, а то зашибу ненароком.

– Хотел, как лучше, – забубнил Славка обиженно. – Думал, подъеду тихонечко. Подниму свой спецназ по тревоге, до утра город возьму, на все посты людей расставлю и пойду дорогого любимого князя будить. Представляешь, – оживился он. – Ты усталый, измученный, полночи по кровати катаешься, все думаешь, как город взять. К утру только засыпаешь, весь проблемами изнуренный, а я тебя бужу и говорю: «С днем рожденья, дорогой княже».

– С каким еще днем рождения? – недоуменно уставился Константин на воеводу. – У меня оно в октябре.

– Как?! – остолбенел Славка и сокрушенно схватился за голову. – Ну точно, перепутал, – простонал он. – Это же у отца Николая в июле. Ах я балда.

Впрочем, очень на удивление быстро оправился и гордо заявил:

– А город я всетаки взял.

– Да он и так мой был, – простонал князь. – Все уже договорено было. Меня ж хлебомсолью должны были встретить.

– Это все слова, – заметил Славка. – А я для надежности его сам взял.

Константин, перестав метаться по шатру, подошел поближе к воеводе и некоторое время внимательно его разглядывал с выражением глубокой задумчивости на лице. Спустя минуту он устало вздохнул и вынес окончательный диагноз:

– Клинический идиот. Настолько безнадежный случай, что тут только гильотина может помочь.

– А может, вначале терапевтически? – робко предложил Славка. – Чего уж сразу к таким радикальным мерам переходить? Ну, погорячился человек. Но ведь исключительно из добрых чувств.

– А что бы ты сказал, если бы ктото из добрых чувств свой дом поджег, чтобы от клопов избавиться?

– Его проблемы, – пожал плечами Славка. – Ему ж на улице спать придется. Ято здесь при чем?

– При том, что ты мой дом запалил! – взвыл Константин.

– Зато клопов не будет, – нашелся воевода и быстро уклонился в сторону.

Массивный кубок из серебра просвистел мимо его уха.

– Подарок, что ли? – недоуменно переспросил он у князя и вновь отпрыгнул в сторону.

Вторая попытка Константина была еще менее удачной, чем первая.

– Так я от тебя с целым сервизом выйду. Нет, мне, конечно, приятно, дари, пожалуйста, – заторопился он, пристально наблюдая, как князь вертит в руках последний кубок. – Только я за тебя волнуюсь. Самто из чего пить станешь?

– Сколько трупов? – отставил Константин в сторону кубок.

– Вот с этого и надо было начинать, – удовлетворенно заметил Славка. – Только не надо мне говорить, что тебе лучше знать – с чего начинать. Ты не папаша Мюллер, хотя временами, вот как сегодня, здорово похож, а я уж точно не штандартенфюрер Штирлиц.

– Ты не юли. Я спросил, сколько трупов после твоих орлов осталось?

– Да ни одного. Даже тяжелораненых нет.

– Это среди них самих. А я имею в виду городскую стражу, – уточнил Константин.

– Ну я же сам стариной тряхнул, – развел руками воевода. – И потом это наш русский город. Можно сказать – свои, только временно заблуждающиеся. Значит, пару ребер одному сломали, кажется. Бугай оказался. И еще одному руку вывихнули, но уже вправили. И все. Но я их накажу, – тут же торопливо произнес он.

– Ихто за что? – буркнул Константин. – Это не в меру услужливого командира наказывать надо.

В это время в палатку осторожно заглянул отец Николай:

– Там процессия идет. Уже из ворот вышла. Надо бы тебе, княже, навстречу к ним…

Константин с тяжким вздохом подался на выход. А торжественный марш горожан с повинной головой, затаив дыхание, приближался все ближе и ближе.

– Ох, что сейчас будет, – пробормотал он вполголоса, но деваться было некуда.

Впрочем, его опасения были напрасны. О ночном взятии города никто из горожан так и не заикнулся. Вначале было не до того – все ждали, что будет делать князь и не начнет ли он лютовать. А уж потом не спрашивали по принципу: «Не буди лихо, пока оно тихо». Коли князь молчит, то и мы помолчим.

И лишь к вечеру, на торжественном пиру один из изрядно подпивших дядекпестунов малолетнего княжича Александра не выдержал и всетаки спросил Константина. Мгновенно в просторной трапезной воцарилась гробовая тишина. Все ждали ответа рязанского князя. Но Константин уже не был застигнут врасплох.

– А для того я оное содеял, – мужественно взял он вину воеводы на себя, – дабы вы все воочию уразумели, что ежели бы я восхотеша град ваш поять, так он токмо до первой ночи бы устоял, а далее… – тут он многозначительно усмехнулся. – Далее все узрели, что нет таких градов на Руси, кои мой славный воевода на копье взять бы не смог. – И, наклонившись к сидящему рядом Вячеславу, шепотом добавил: – Жаль только, что он на это у своего князя разрешения не всегда спрашивает – хочет он того или нет.

– А мед мне у них больше всего по вкусу вишневый понравился, – невозмутимо ответил воевода, глядя невинными доверчивыми глазами на Константина, и тут же простодушно предложил: – Тебе налить?

* * *

Уже в самом начале своего становления князь Константин порою находил совершенно гениальные решения, как это было, например, в случае с Пронском. Уже практически решив все вопросы с мятежным городом мирным путем и договорившись с горожанами, Константин накануне ночью неожиданно для всех отдает приказ и берет град «на копье», то есть штурмом. Не знаю, сколько было жертв с обеих сторон, но сколько бы их ни было – чисто стратегически рязанский князь несомненно выиграл. Такая гениальная демонстрация боевой мощи своего войска настолько шокировала жителей Пронска, обычно склонных к сепаратизму и независимости от Рязани, что они раз и навсегда зареклись прибегать к мятежам и бунтам. Более того, как бы плохо впоследствии ни складывались дела у властителей Рязанского княжества, но в Пронске они всегда находили самую горячую поддержку.

Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности. Т. 2. С. 146. СПб., 1830

Глава 16
БЕЛЫЕ ВОРОНЫ РЯЖСКА

Судьба всегда наносит удары ниже пояса.

Э. Севрус

– Слушай, а речка вроде бы намного шире стала сейчас, чем в наши времена, – задумчиво произнес Вячеслав, стоя на высоком обрывистом берегу полноводной Хупты, неспешно несущей свои воды в Раново.

– Не стала, а была, – поправил его Константин. – Ты, Слав, постоянно у глаголов времена путаешь.

– Запутаешься тут, – вступил в разговор Минька, стоящий чуть сзади и тоже любующийся речной гладью родной реки. – То, что у нас было, здесь только будет, а то, что… тьфу ты, я опять сбился. Какое время правильное, какое нет – кошмар.

– А ты поменьше вспоминай, а глаголы употребляй во времени настоящем, вот и не будет путаницы, – мягко посоветовал отец Николай и, обратившись к Константину, уточнил с еле уловимой долей иронии: – Стало быть, здесь ты и будешь свою ностальгию тешить.

– И не ты, а вы, – тут же поправил священника Вячеслав, вступаясь за князя. – В смысле – мы все. И потом, что он, не может на княжеские деньги маленький каприз себе позволить? В концето концов он же не «новый русский» – он их честно заработал. Куда хочет, туда и тратит.

– На этот маленький каприз такие бешеные деньжищи тратятся, что просто жуть берет, – не согласился священник. – Лучше бы храмы подновил, да новый выстроил – в честь своего спасения от Глеба с Хладом. И не все мы любоваться им будем. Я вот – нет. Не быть ему никогда тем местом, из которого я в это время прибыл. Иной град, иные люди, иное обличье… Даже природа – и она не такая. Вон какая река полноводная. Совсем на Хупту не похожа. В наши дни ее разве что с Проней сравнить можно. А какие леса раскинулись вокруг. Я таких и не помню совсем.

– Кое в чем ты прав, отче, – миролюбиво заметил Константин. – Как в песне поется: «Не найти того, что ищешь, ни тебе, ни мне». Зато с другой стороны взять – заблуждаешься. Ряжск не каприз, не моя прихоть и не наша ностальгия, хотя она, конечно, тоже присутствует. Дело в том, что славянам места эти известны как «Рясское поле» лет тристачетыреста, если не больше. А знаешь почему? – И, не дождавшись ответа, продолжил: – Да потому, что здесь один из самых главных волоков находится, так что место это уже по одной этой причине нужно не только срочно окультурить и облагородить, но и надежно защитить.

– А волок – это что? – поинтересовался Минька.

– Это место, где две реки из разных бассейнов сходятся ближе всего. Именно здесь один из основных – между Доном и Волгой. И вот представь, Миня, что любой купец сможет напрямую из Александрии Египетской, к примеру, шпарить со своим товаром прямо к нашим рязанским городам.

– Ну, не только рязанским, – заметил отец Николай.

– Ну да, не только, – охотно согласился Константин. – Но опятьтаки через нас. То есть мы будем пошлины и за транзит брать.

– Здесь же Хупта течет, – не понял Минька.

– А она в Ранову впадает, та в Проню, дальше продолжать?

– А Дон?

– С Доном еще проще. Никаких притоков. Он самолично здесь течет. Теперь ты представляешь, насколько это место для нас важно? Это ж Клондайк и Эльдорадо, вместе взятые и умноженные на десять, – завершил князь свой восторженный панегирик и с укоризной повернулся к отцу Николаю: – А ты говоришь, отче, храмы.

– С умножением только ты погорячился, – усомнился Вячеслав. – Так уж и на десять?

– Так ведь там золото, а оно имеет обыкновение кончаться, – пояснил князь. – А здесь товары. Их и завтра повезут, и послезавтра, и через год, и через век.

– А чего же они такие пустынные ныне? Чтото не видать обещанного купеческого оживления, – вздохнул отец Николай.

– Половцы, – коротко пояснил Константин. – Они уже давно весь Дон оседлали. Потому и купцы этим путем давно не ездят.

– Тогда зачем он нам? – вновь не понял Минька.

– Путь и возродить можно. Вот если бы река кудато делась – другое дело, а половцы, – Константин пренебрежительно махнул рукой. – К тому же не забывайте, что мой шурин, Данило Кобякович, – хозяин третьей по силе орды половецкой.

– Набрал басурман в родню, – проворчал Вячеслав.

– Он крещеный, – возразил князь. – Так вот, если мы ему подсобим, то весь этот путь сообща запросто держать сможем в руках.

– Тогда делиться придется, – вздохнул Минька.

– Как Господь велел. К тому же деньгито все равно не наши будут, а купеческие. Я правильно говорю, отче?

– Такто оно так, но вот где ты людишек столько возьмешь, чтобы на всем пути их рассадить? – усомнился священник.

– Тоже продумал, – утвердительно кивнул Константин. – И не просто продумал, но и коекакие шаги предпринял. Политику Екатерины все помните относительно переселенцев?

– Это когда она Поволжье немцами заселяла? – уточнил Вячеслав.

– Именно, – подтвердил Константин. – Мы сделаем точно так же. Бросим клич по Европе. Грамотки отпишем, чтоб доподлинно видно было – ждем и примем с распростертыми объятьями.

– Так они тебе и поехали, – скептически заметил Вячеслав. – Бросать все обжитое и кудато к черту на кулички. Да ни за что. Нет, ну может, найдется десяток авантюристов или два десятка, ну и все.

– Да пусть даже сотня, – заметил отец Николай.

– Историю знать надо, – лукаво улыбнулся Константин. – Сейчас объявлен необычный крестовый поход – на еретиков Южной Франции из так называемых альбигойцев. Так они, чтобы спастись, куда попало разбегаются – в Италию, Германию, Ломбардию, и везде их шугают со страшной силой. Это ведь про них сказал католический епископ, когда брали один из так называемых еретических городов: «Убивайте всех без разбора, а Господь там разберется, кто свой, а кто чужой». А вот теперь представьте себе, что они узнали о месте, где на их вероисповедание и религиозные взгляды наплевать. Молитесь, как хотите, только налоги платите. Что они сделают? Правильно. Дружненько кинутся в Россию.

– А тут их встретят половцы, – радостно подхватил Вячеслав. – И с удовольствием примут участие в крестовом походе против неверных.