Чтение 15–й страницы книги ~Чистовик~

А здесь – на поросшей сухой острой травой земле, с преследователями, способными в любой момент материализоваться рядом, после кровавой жестокой схватки – я открыл глаза с первыми лучами солнца, бодрый и готовый ко всему. И даже сон какой-то снился – приятный и умиротворяющий. Чистый воздух, что ли, тому причиной? Или в шоколаде были какие-то транквилизаторы? Или скорее обычные шутки непредсказуемой человеческой психики?

Потянувшись и походив взад-вперед для разминки, я прислушался к позывам организма. Позывов не было, зато хотелось пить. Растягивая удовольствие, я медленно достал флягу, открутил колпачок, сделал пару глотков. Потом доел шоколад. И мрачно посмотрел на встающее солнце.

Жара в пустыне убивает быстро. Я, к счастью, не в пустыне, воздух не столь сух, и этот день я еще как-нибудь продержусь. А вот завтра мне потребуется либо вода, либо… либо уже ничего не потребуется.

Ранец за спину, автомат на шею. И вперед на север. Пока не станет слишком жарко, нужно преодолеть возможно большее расстояние…

Но идти мне пришлось недолго.

Минуты через две-три я заметил впереди какую-то полоску, рассекающую степь с востока на запад. Некоторое время всматривался, ничего не понял и ускорил шаг.

А вот когда понял, что вижу, то вначале остановился, потом стал идти медленно и осторожно.

Пока не дошел до края каньона, рассекавшего степь.

Я не географ и не геолог. Я не знаю, во всяком случае, без подключения к знаниям функционала, бывают ли на нашей Земле такие каньоны. Наверное, бывают.

На Большой Каньон, излюбленный режиссерами боевиков, этот провал, конечно, не тянул. Но и на обычный овраг тоже был не похож.

Прямой как стрела. Ширина – метров пятьдесят. Глубина – тоже никак не меньше. Очень крутые стенки каньона сходились внизу в узкую расщелину, по которой стремительно неслась вода. Каньон шел откуда-то с предгорий, и, проследив взглядом поток воды, я увидел вдали клочок голубой глади.

Я шел по плато совсем недалеко от моря!

Что ж, одной проблемой меньше. От жажды я не умру.

Конечно, если спущусь вниз.

Интересно, это тоже ситуация выбора – спускаться или идти к морю вдоль каньона? Я пощелкал пальцами, пытаясь вызвать синее пламя. Нет. Похоже, у меня просто нет выбора – надо спускаться.

И почему я в юности не увлекался скалолазанием? Вот был у меня один знакомый, так он года три ходил на скалодромы, выезжал на соревнования, забирался по каким-то Каменным Столбам в Красноярске… Потом, после пятого или шестого перелома, завязал, но в целом очень доволен, хоть и ходит в двадцать пять лет прихрамывая.

Что ж, попробуем…

Первые метры были самыми пологими, но одновременно и самыми трудными – стенка каньона была из твердой сухой земли, легко крошащейся под ногами и руками. Помогали корни травы, пронизывающие землю и не дающие склону совсем уж осыпаться. Потом пошел твердый каменистый грунт, и, на удивление, стало легче – порода выветрилась слоями, образовав каждые двадцать—тридцать сантиметров удобные «полочки», куда можно было поставить ногу. Очень, очень круто. Но не отвесно, даже скатившись, есть шансы уцелеть.

Впрочем, пробовать не хотелось.

Пот заливал глаза, ноги вскоре стали подрагивать. Трудно городскому человеку покорять дикую природу. Дурацкий автомат, вначале казавшийся нетяжелым, оттягивал шею, но и бросать его я не хотел. Ранец норовил сползти с плеч, а остановиться и закрепить его надежнее я не решался. Когда половина пути вниз была пройдена, я остановился передохнуть. Посмотрел вверх – и понял, что это ошибка. Нависавший над головой склон пугал куда больше, чем пропасть под ногами. Я запоздало понял, что спуститься, пожалуй, спущусь. И даже не покалечусь. А вот вверх подняться вряд ли сумею.

Камень, на который я слишком долго опирался, начал крошиться под ногами, и я торопливо продолжил путь. Останавливаться здесь не стоит.

Метров за десять—пятнадцать до дна каньона по склону пошла трава – куда более свежая, чем на поверхности, – и мелкий кустарник. С одной стороны, это помогало цепляться. С другой – ноги скользили на траве, кустарник, хоть и неколючий, обдирал ладони. Ну что за свинство, а? Если что-то тебе помогает, то оно же тебе и вредит. Какой-то неумолимый закон природы!

Последние метры меня одолевало желание оторваться от стены и пробежать по крутому склону. Наверное, это бы получилось, но в результате я плюхнулся бы в воду. А здесь, на дне каньона, было ужасно холодно. Солнце сюда может заглядывать только в полдень.

Наконец, с подрагивающими от напряжения руками и ногами, исцарапав в кровь ладони, порвав на какой-то подлой ветке рубашку и больно ушибив о камень коленку, я оказался на дне каньона, на узенькой, метра два, береговой полоске. Стремительный поток чистой воды мчался у моих ног. Я присел на гальку, вымыл руки и лицо. Напился вволю. Вода была ледяная. Но я все-таки разделся и как мог ополоснулся, стоя у самого берега.

Хорошо…

Отойдя подальше от воды, усевшись на округлом валуне, я стал ждать, пока тело обсохнет. С самого момента перехода в этот мир мне не хотелось курить. Теперь же я нашел в ранце предусмотрительно спрятанную туда пачку (а точнее – полпачки) сигарет и с удовольствием закурил. Оделся. Потом вскрыл один из рационов.

Внутри оказался почти полноценный обед. Пластиковый мешочек с подозрительными комьями бурого цвета, едва я наполнил его водой, нагрелся и превратился в томатный суп. При некоторой фантазии его даже можно было бы назвать борщом. Смущало отсутствие миски, но потом я понял, что арканским десантникам предлагалось вначале съесть упакованное в пластиковую миску второе – сублимированное мясо с сублимированной картошкой. Оно точно так же нагрелось после заливания водой и обрело форму и вкус. Суп я вылил в освободившуюся емкость и съел. Потом вскрыл банку с нарисованным на ней яблоком и выпил сок – очень густой и сладкий. Хлеб, наглухо запаянный в пластик, тоже был на вкус почти как свежий.

Нормально. Грех жаловаться.

А вот поразмыслить, что же мне делать дальше, стоило.

Во-первых, я мог попытаться соорудить плот. Связать чахлые кустики, поискать на берегу какие-нибудь деревяшки… надуть презервативы. Да, очень многообещающе.

Во-вторых, я мог двинуться по берегу вдоль потока. Идти чуть труднее, чем по степи, зато нет проблем с дневной жарой и всегда рядом вода.

В общем, выбора особого не было. Судя по увиденному с обрыва, километров через сорок река вольется в море. Сколько я пройду за день? Да если повезет, то сорок километров и пройду. А море – это уже однозначно жизнь.

И я двинулся в путь.

Этот день я могу описывать очень, очень долго. Как шел, делая короткие привалы. Как перебирался через старый обвал, в котором вода прорыла туннель, а мне пришлось карабкаться по скользким, покрытым мхом валунам. Как в полдень я прятался от палящего с небес солнца и даже подремал часок. Как я нашел муравейник – не лесной муравейник, не кучу хвои и веток, а просто продырявленный крошечными норками склон – и умилялся, глядя на насекомых: все-таки первые увиденные мной живые существа. Как пытался понять, в какой же из миров Веера меня занесло? Заповедник? Да легко. Не весь же он покрыт буйной зеленью. Янус? Тоже возможно. Где-нибудь на границе зимы и лета, просто очень удачно попал. Наша Земля? И это не исключено! Это только живущим в городах кажется, что планета необратимо изуродована цивилизацией. А на ней полным-полно мест, человеком никак не востребованных за полной неприспособленностью к жизни.

А можно сказать коротко. Я шел весь день, преодолевая не слишком страшные препятствия, ругаясь на себя за жадность, не позволяющую выкинуть автомат, и в сумерках по каньону вышел к морю.

Или к океану?

Я стоял на скале в мелких брызгах воды. Слева садилось в море солнце. Впереди плыли над морем облака. Под ногами низвергался в море со стометровой высоты водопад.

Каньон так и не спустился до уровня моря. Каньон оборвался отвесной скалой над морским берегом. И я стоял над пропастью идиот идиотом.

Вверх – все те же пятьдесят метров крутого, почти отвесного склона. Вниз – сто метров совершенно отвесного.

И куда теперь?

Я долго стоял, глядя вверх. Сумею забраться по этому склону? Ну… учитывая слоистую породу… наверное. Не сейчас, конечно, а утром, когда станет светло.

А что мне это даст? Я окажусь на скалистом плато высоко над морем.

Вниз?

К краю скалы я подполз на четвереньках. Скала поросла мхом и была склизкой. На самом краю я лег и посмотрел вниз.

Нет, невозможно. Никак не возможно. Будь у меня очень, очень длинная веревка – можно было бы закрепиться и медленно спускаться вдоль водопада. Но веревки в снаряжении арканских десантников не было, только катушка с ниткой…

С ниткой и без иголки.

Зачем, интересно знать?

Я отполз от края, достал катушку и отмотал немного нити. Осмотрел. Не хлопок и не шелк, какая-то синтетика… Подергал нить – она не рвалась.

Отмотав петлю побольше, я набросил ее на скальный выступ, свободный конец намотал обратно на катушку – и повис, поджав ноги, болтаясь на тонкой белой нитке. Я раскачивался, дергался, отталкивался ногами от скалы.

Нить не рвалась.

Ага!

Теперь предназначение нитки стало понятнее. Такой можно и пленного связать, и в качестве веревки использовать… наверное.

Вот только как спускаться на такой тонкой нити, будь даже она прочней каната? Руки разрежет через пару секунд. Если обмотать чем-то ладони – то я нить не удержу. Нужен какой-то блок.

Что используют альпинисты и скалолазы?

В памяти вдруг яркой вспышкой пронеслась фраза «полиспаст на жумарах». К сожалению, никакой вменяемой картинки за ней не стояло.

Однако это уже давало надежду! Я в ситуации выбора, раз мои способности пробуждаются!

Что у меня есть? Полиспаста точно нет. Я даже смутно вспомнил, не из базы знаний функционалов, а то ли из учебника физики, то ли из какой-то популярной литературы, что полиспаст – это система блоков, придуманная чуть ли не древними греками. Из подручных средств не сооружу никак. Жумар – вообще темный лес. Что-то совсем специфическое. Но не может же альпинистское снаряжение сплошь состоять из сложных устройств. Должно быть что-то еще. Простое. Чем проще, тем лучше.

Я покрутил нить. Мне нужен какой-то прочный металлический предмет, через который можно ее пропустить. Какое-нибудь кольцо. И потом, держась за это кольцо… Нет, это ничего не даст. Нить должна как-то перегибаться, чтобы трение тормозило мой спуск. Кольцо слишком просто.

А если два кольца? Два кольца, два конца… Гвоздика посередине нам не надо, а нужно что-то вроде восьмерки, сквозь которую будет пропущена нить.

Я повертел автомат. Вот одно кольцо – скоба, прикрывающая спусковой крючок. А вот, допустим, второе: круглый прицел.

Если я пропущу нить вот так, а потом еще так, сам возьмусь за ствол и приклад, то держаться будет удобно. А что станет с нитью?

Я продел нить и проделал эксперимент на том же выступе, предварительно сняв магазин и проверив затвор. Автомат держал нить намертво. Я болтался, держась за ствол и приклад, – довольно удобно. Но никуда не двигался.

А если теперь чуть-чуть наклонить автомат? Чтобы трение ослабло?

Автомат начал медленно проскальзывать по нити. Через мгновение мои колени коснулись скалы.

Меня начала колотить дрожь. Я понял, что спуск возможен. Теоретически.

Если на катушке хватит нити. Если не развяжется узел и не обкрошится скала. Если нить не порвется. Если я удержу автомат. Если нить не запутается в процессе спуска. Если… если… если…

За ночь я этих «если» наберу целый мешок. И нипочем не рискну спускаться.

Значит, у меня есть час, пока не стемнеет.

Дальше я старался действовать, не раздумывая.

Пропустил нить через «кольца» на автомате. Свободный конец завязал на выступе скалы, показавшемся максимально удобным – внизу на нем шел проточенный водой желобок, нить соскользнуть не могла.

Потом подошел к краю обрыва и, широко размахнувшись, отправил катушку вниз. Некоторое время я следил за ее падением, потом она исчезла из глаз.

Надеюсь, размоталась до конца.

Надеюсь, нити хватило.

Держась за автомат и позволяя ему проскальзывать по нити, я подполз к краю скалы. Спустил вниз ноги. Сердце часто бухало в груди.

Ой, мамочка, что же я делаю-то? Я псих, точно псих, камикадзе ненормальный, самоубийца, мазохист, идиот для премии Дарвина…

Собравшись с духом, я сполз по скале еще на несколько сантиметров. И еще. И еще.

Все. Мой вес приходился на нить. Ну и чуть-чуть на скалу, к которой я прижимался. Водяные брызги облаком стояли в воздухе.

Надо спускаться…

Я наклонил автомат, следя, чтобы нить не касалась пальцев. И плавно заскользил вниз.

Первый десяток метров все шло настолько хорошо, что меня даже немного отпустило напряжение. Импровизированный блок – не знаю, как бы его назвали настоящие альпинисты, – ровно и небыстро скользил вниз по нити. Будто паук, болтающийся на своей паутинке, я спускался вдоль дробящейся стены воды.

А потом спуск ускорился. Нет, все было по-прежнему, только моя конструкция почему-то стала держать нить гораздо слабее. Я выровнял автомат, надеясь, что остановлюсь. Нет. Спуск затормозился, снова стал приемлемым по скорости, но я продолжал двигаться.

Вода! Вот о чем я не подумал. Нить намокла, и сила трения, без того невысокая у тонкой нити, упала. Меня выручало лишь то, что нить еще терлась о ствол автомата.

Я стал притормаживать о скалу ногами, но это вызвало несколько сильных рывков, и я испугался уже за крепость нити. Статические нагрузки она держит, а вот рывки может и не выдержать.

Оставалось надеяться только на то, что спуск, все больше напоминающий падение, все же не приобретет убийственной скорости.

Последние метры я преодолевал уже совсем быстро, руки налились тяжестью, пальцы едва не разгибались. До поверхности моря, бьющегося о скалы, оставалось совсем немного. Метров десять. Ну, пятнадцать.

И вот тут я увидел болтающуюся под ногами катушку. Нити все-таки не хватило.

Автомат я из рук не выпустил. Так со всего размаху катушка и налетела на кольцо прицела. Нить тонко тренькнула и порвалась, а я, кувыркаясь, полетел вниз – успев лишь в последний момент оттолкнуться от скалы.

Небо, скалы, водопад – все закрутилось в дьявольской карусели. Я описал, наверное, три полных сальто, после чего по чистой случайности вошел в воду «солдатиком». Будь рядом спортивное жюри – мне бы поставили неплохой балл. Хотя, наверное, оштрафовали бы за отчаянный вопль, сопровождавший меня весь полет, летящий отдельно автомат и сорванный при ударе о воду ботинок с левой ноги.

Меня утащило куда-то очень глубоко. К падению добавилась бурлящая от водопада вода. Я буквально заставил себя открыть глаза, благо вода здесь была не слишком соленой, и стал плыть на свет – вверх. Уши болели, ужасно хотелось вдохнуть – я вошел в воду на выдохе. Но я греб, превозмогая удушье. Не может быть, чтобы это был конец. К чему тогда все? Мой бунт, погони, ледяные пустыни Януса, немыслимый спуск…

Я выплыл исключительно на этой мысли – «не может быть, чтобы это был конец…». Хотя, если уж честно, миллиарды людей в свое время успели подумать эту мысль – перед тем, как конец все-таки наступил…

Но я выплыл.

Открыл рот и издал достойное продолжение того вопля, с которым летел вниз. Молотя руками по воде, часто дышал. Ругался матом. Отплывал подальше от грохочущего водопада.

Обнаружив, что остался в одном ботинке, снял и выбросил второй. Тут же заметил первый, плавающий по поверхности, но было поздно – его правый брат почему-то камнем пошел на дно.

В первую секунду мне показалось, что отвесные скалы вырастают прямо из моря. Но потом я заметил маленький клочок берега, созданный когда-то осыпавшимися со скалы камнями. Поплыл к нему, выполз на скалы и застыл в позе датской Русалочки, подобрав под себя за неимением рыбьего хвоста ноги и пытаясь отдышаться.

Получилось! Всему назло – получилось!

Настоящий герой – из тех, что перегрызают цепи, плевком сбивают вертолеты и играючи управляются с десятком-другим врагов, – должен делать все это спокойно, хладнокровно и совершенно безэмоционально. То есть – походить на актера Шварценеггера, недаром в этих ролях и прославившегося. А вот если в реальной жизни спецназовец будет орать, терзаться, ругаться, красочно описывать последствия своего гнева – как персонажи другого хорошего актера, Брюса Уиллиса, – то через пару лет подвигов герой схватит от постоянных стрессов инфаркт и будет остаток дней прогуливаться по паркам, кормя пшеном голубей.

Я, наверное, на роль правильного героя не гожусь.

Сидя на морском берегу, я это понял со всей очевидностью. Мне было страшно, даже страшнее, чем при спуске. Меня колотило мелкой дрожью, и не от холода – вода оказалась теплой, а от мыслей о том, как могла и даже должна была закончиться моя авантюра.

Немного утешало то, что человек с более богатым воображением вообще бы сейчас в штаны наложил.

А какой-нибудь фантазер-профессионал вроде фантаста Мельникова сделал бы это еще до спуска…

Хорошо им, фантастам! У их героев оказался бы под рукой весь набор снаряжения, от нормальной веревки до профессиональной «восьмерки». Или карманный одноразовый антиграв. Или пропеллер, как у Карлсона, – натянул штанишки с моторчиком и лети себе, помахивая рукой, на глазах восхищенных малышей.

А тут авантюра чистой воды, экспромт, отчаянная выходка попавшего в ловушку профана… И то, расскажи о ней сотне-другой людей – математик раскритиковал бы меня за плохие расчеты, физик – за то, что не учел коэффициент трения, скалолаз – за то, что положился на руки, а не сделал хотя бы петли из поясного и автоматного ремней…

Вас бы на мое место, умники! Когда чувствуешь, что с каждой секундой утекает решимость спуститься, когда понимаешь – еще пять минут, и останешься куковать на скале, как отец Федор из «Двенадцати стульев»…

Дав мысленный отпор гипотетическим критикам, я слегка расслабился. Разделся и выжал мокрую одежду. Ночью будет холодно, бриза с берега ожидать не стоит, я сижу под клифом высотой сто семнадцать метров…

Что?

«Восьмерка»? «Клиф»?

Заработало!

Я поводил рукой в воздухе, пытаясь открыть портал. Нет, настолько сильно мои способности не восстановились. Но и прикосновение к энциклопедическим знаниям функционалов порадовало.

Возможно, я пойму, что мне делать дальше?

Прыгая с камня на камень, я пробежался по крошечному пляжу. Нахлынувшее вновь возбуждение требовало выхода.

Ночевать здесь?

Плыть вдоль берега?

Плыть от берега?

Я согласился бы на любую подсказку интуиции. Но дальше обрывочных знаний из области геологии и альпинизма дело не шло.

Не плыть.

Ждать.

Развести костер и греться.

Последняя мысль была неожиданно яркой и убедительной.

Может быть, инстинкты функционала предостерегают меня от воспаления легких?

Я открыл ранец, что, по-хорошему, стоило сделать сразу же. Стал вынимать промокшие вещи.

К моей радости, все пострадало гораздо меньше, чем я боялся. Застежка ранца, обыкновенная на вид «молния», практически не пропустила внутрь воду. Намок только рулон туалетной бумаги, безропотно выполнивший роль силикагеля. Коробок со спичками оказался сухим.

Теперь следовало найти дрова…

Веток и деревяшек на маленьком каменистом пляже оказалось до обидного мало. Зато бурых водорослей, выброшенных штормами или приливами, у берегового откоса скопились целые груды. Они были практически сухими. Я собрал их в кучу и задумался.

Согреться?

Это ли подсказывала мне интуиция?

Вряд ли.

Я безжалостно разорвал пособие по выживанию в Тверди, сделал ямку в куче водорослей и запихал туда обрывки. Поджег с первой спички. Водоросли сопротивлялись несколько секунд, а потом начали тлеть.

Нет, греться у этого костра было сложно. Вот подкоптиться – запросто. Я отошел подальше, с любопытством взирая на дело своих рук – густой столб черного дыма, встающий на фоне откоса. Слабенькое пламя вряд ли было видно издалека даже в сумерках, а вот дым… дым получился знатный.

Если посмотреть с моря в сторону берега, то идущий от самой воды столб дыма будет отчетливо виден на фоне скалы.

Я уселся на камни, вскрыл второй рацион и принялся ужинать. Суп на этот раз был картофельным, а на второе десантнику полагалось две котлеты с фасолью. Не совсем привычное сочетание, но я сейчас не склонен был привередничать.

Через полчаса, поев и закурив сигарету, я увидел на горизонте белый клочок паруса.

Наверное, в глубине души все люди – расисты.

Нет, я не о том, что любого человека можно довести до того, что он будет проклинать инородцев, восхвалять белых, желтых или черных и ненавидеть черных, белых или желтых – в зависимости от цвета собственной кожи. Можно наверняка, но не о том речь.

Я про то, что в любой кризисной ситуации мы подсознательно ожидаем встретить кого-то похожего на нас. В моем случае – я ожидал увидеть белых. Европейцев. Желательно еще и русских, хотя бы местного розлива.

Ну или что-то уж совсем немыслимое – зелененьких человечков, людей с песьими головами или прямоходящих крокодилов. Я же все-таки неизвестно в каком мире, но этот мир предположительно родина функционалов. Стоит ли уверенно предполагать, что за функционалами стоят именно люди, гомо сапиенс?

Но когда кораблик приблизился настолько, что я сумел его внимательно рассмотреть – большая, метров пятнадцать длиной яхта, вроде бы только парусная, но никакой дикости, никакой отсталости – круглые стеклянные иллюминаторы в начищенных медных ободках, на носу электрический прожектор на крутящейся, будто оружейной, турели, то я увидел – экипаж состоит не из белых, а из азиатов. Мне помахали руками – вроде как дружелюбно. Я помахал в ответ. С яхты спустили шлюпку, и два человека энергично заработали веслами.

Может, я и впрямь где-то на своей Земле? В Юго-Восточной Азии? В Новой Зеландии, там, говорят, рельеф очень затейливый, не зря там теперь фэнтези снимают фильм за фильмом…

Лодка приблизилась к самым камням. Двое моряков принялись табанить веслами, явно опасаясь пропороть днище. Я настороженно разглядывал их.

Высокие, смуглые, черноволосые, узкоглазые. В белых форменных блузах странного покроя, расстегивающихся на плече, как у детей, в белых же штанах. И отчего моряки так любят белое? Стирать же наверняка трудно.

– Прыгай! – не то приказал, не то предложил один матрос.

Гора с плеч. Язык я понимаю. Явно не русский язык, но я его понимаю.

Прыгать я не стал, лодку как раз качнуло к камням, и я просто перешагнул. Тут же сел на дно. Моряки дружно заработали веслами, отгоняя лодку от берега.

Я довольно-таки бесцеремонно продолжал их разглядывать. Японцы? Нет. Китайцы? Тоже очень не похожи, хотя, конечно, китайцы бывают разными, там народов на самом-то деле – как в России. Какие-нибудь малайцы, индонезийцы?

Я бросил сражаться со своим географическим кретинизмом. Как говорила одна моя знакомая девушка, путая Абиджан и Андижан, Исландию и Ирландию, Гамбию и Замбию: «Что ты хочешь, у меня по географии в школе была пятерка».

Во всяком случае, выглядели эти матросы дружелюбно, оружия при них никакого не было.

– Спасибо, – сказал я, чтобы хоть как-то завязать разговор. – Я уж боялся тут остаться навсегда.

– Давно сидишь? – спросил один моряк. Второй посмотрел на него неодобрительно, но промолчал.

– Часа два.

– А откуда ты тут взялся?