Чтение 15–й страницы книги ~Ричард Длинные Руки

— Намекаете, что он всего лишь управляющий караван-сарая?.. А я думал, что это у него не главное, а вот магия...

— Нельзя успешно идти по двум дорогам, — сказал я. — Либо то, либо другое. Думаю, что и управляющим он был неважным.

— Был?

Он выделил это слово интонацией, даже дыхание задержал. Я кивнул, глядя поверх его седой головы в пустую церковь.

— Мне кажется, он уже не станет заниматься этим нечестивым делом. Впрочем, не сможет теперь и управлять караван-сараем. Вот что значит сделать ошибку! Он сделал серьезную ошибку.

Он спросил сдавленно:

— Какую?

Я посмотрел ему в глаза:

— Он решил почему-то, что его магия всесильна.

Священник вздрогнул, в его взгляде кротких глаз на миг отразилось отвращение ко мне, который явно теперь обречен на смертные муки, но пересилил себя и перекрестился:

— Слава Богу, зло наказано. Раньше никто не мог к нему даже подойти. Только никак не пойму своим слабым умом, почему Господь такую силу дал именно вам.

Я развел руками:

— Господь не всегда думает так, как священники. И не всегда поступает так, как они... то есть вы хотите. Я имею в виду, что Господь Бог слушает вас с интересом... может быть, но вряд ли выполняет ваши указания. Ладно, святой отец, я вам сообщил важную информацию, что четверых прихожан можете вычеркнуть. Потенциальных прихожан: у всех бывает шанс раскаяться и зажить так праведно, что самим станет тошно.

Я повернулся и уже сделал пару шагов, когда священник воскликнул:

— Погодите! Сэр Ричард, вы здесь человек новый... — Я остановился:

— И я что-то не знаю, верно?

— Верно, — сказал он с облегчением. — Я могу вам кое-что рассказать, что может пригодиться. Я живу рядом с церковью, вон мой домик...

— Принимаю приглашение, — прервал я. — Отец Шкред, я просто выпендриваюсь. Честно говоря, я здорово напуган. И в беседе с вами нуждаюсь намного больше, чем вы в болтовне со мной.

Глава 9

В доме священника опрятна и чисто, очень бедненько, та святая бедность, при которой человек не стыдится бедности, но и не выставляет ее напоказ, как диплом о своей честности, неподкупности и отсутствии нечестно нажитых доходов. Мне понравились и выскобленная поверхность стола, и свежевымытый пол, доски еще не везде просохли, и чистые занавески на окнах.

Он перехватил мой взгляд.

— Жена плотника приходит, — объяснил он просто.

— Соседи?

— Да, очень хорошие соседи. Плотник присылает жену убирать и готовить обед, стараются облегчить мне жизнь, чем могут.

— Хорошие люди живут незаметно, — согласился я. — Потому и кажется, что мир заполнен дурными. Те — самые горластые, нахрапистые и... активные.

Жены плотника в доме не оказатось, священник достал хлеб и вино. Мы сели за стол, священник поглядывал искоса, лицо выражает смущение и колебание, говорить или нет, наконец решился:

— Всё состояние Бриклайта нажито неправедно, если по вашим рыцарским меркам. Когда-то Бриклайт служил у сэра Дюренгарда, прошел путь от помощника конюха до старшего конюха, всё втирался в доверие и присматривался, а воровал только по мелочи и когда был абсолютно уверен, что не поймают. И всё собирал и собирал все слухи о хозяине. Подмечал его слабости, его достоинства, а когда решился оттяпать кусок владений, правильно рассчитал, что благородный сэр Дюренгард, если не в состоянии будет одним ударом покончить с мерзавцем, просто махнет на него рукой и забудет. Мало ли неприятностей бывало в его жизни?

— И что же, — спросил я, уже догадываясь, что произошло, — всё прошло как по маслу?

— Представьте себе, — вздохнул он. — Бриклайт подготовил целую шайку сообщников, а костяк составляют его сыновья: Вильд, Рунтир, Джордж и Тегер. Они кровно заинтересованы в успехе и не предадут отца... если им не заплатить больше. Все бумаги у них в порядке, все юристы куплены.... А некоторых и покупать не пришлось: у сэра Дюренгарда неуживчивый характер, ладить с мерзавцами не умеет и не хочет, он из тех старых рыцарей, что даже императору говорят в глаза всё, что о нем думают...

— И всё прошло, всё прошло?

— Бриклайтам удалось оттяпать кусок земли, — согласился отец Шкред печально. — Время выбрали удачно: Дюренгард был в сваре с соседом, подготовил войска к длительной войне, на границах уже начались столкновения, под угрозой оказалась и торговая дорога, что проходит через его владения... словом, он пришел в ярость, но Бриклайт организовал круговую оборону, привлек на свою сторону таких же мерзавцев, которым всегда радостно видеть поражение благородного рыцаря... После короткой тяжбы Дюренгард махнул на него рукой, как и ожидал Бриклайт, первая ли потеря в жизни, были и будут, его владения почти не уменьшились, более того — приумножаются, так что можно забыть о мерзавце...

Он налил мне вина, свой кубок перевернул вверх дном, чтобы я даже не пытался ответить любезностью на любезность, мало ли какие у благородного рыцаря прихоти. Лицо его становилось всё мрачнее. Я взял кубок, поблагодарив кивком, но пить не стал, когда настроение хреновое, то и вино не слаще уксуса.

— А безнаказанность порождает новое зло, — сказал я.

— Да не совсем безнаказанность, — сказал отец Шкред торопливо. — Сэр Дюренгард его чуть не уничтожил! Было бы терпения или желания чуть больше, он бы эту мразь размазал по земле тонким слоем! Но старый рыцарь занялся другими делами, более благородными. И потому мерзавец отпраздновал победу.

— И теперь, поверив в свои силы, — продолжил я, — расширяет свои владения. И влияние.

— Абсолютно верно.

— Как я понял, он жаждет захватить всю землю вдоль берега: В смысле, чтобы вся бухта оказалась в его личном владении. Так?

— Вы смотрите сразу в корень, — сказал он с ноткой уважения.

— От звериного капитализма до цивилизованного — один шаг, — ответил я. — А цивилизованный — это тот же зверь, но во фраке... Фрак — это такой костюм... Остались только пара земледельцев на берегу бухты?

Он кивнул:

— Я слышал, что Жермидель хоть и говорит, будто не продаст, но уже торгуется с людьми Бриклайта.

— Вот как? А мне он показался...

Я умолк, Жермидель показался лишь на первый взгляд крепким орешком, но сейчас я вспоминаю, как опускал взгляд, как внезапно дрогнул голос, как заговорил тише, чтобы не услышала жена, а вовсе не те, кто мог подслушать с той стороны забора.

— Вот-вот, — сказал отец Шкред, заметив как я сдвинул брови. — Осталась только земля госпожи Амелии. Не жалеете, что гостите у нее в такое сложное время?

Я проигнорировал, мысли что-то текут вяло, наконец поймал одну за хвост.

— Земля Амелии Альенде?.. А не ее мужа? — Он чему-то усмехнулся, развел руками.

— Все бумаги составлены на ее имя. Он почему-то предпочел именно так. Хотя все понимаем, что купил и платил за всё он, но вот почему-то... гм... Конечно, странно выглядит, когда человек хочет оставаться в тени, когда все расталкивают локтями, только бы выбраться в первые ряды.

Я кивнул, соглашаясь, что да, странно, здесь еще не знают про отмывание грязных денег, а у него они не просто грязные, а кровавые. К тому он понимал, что с его занятием его жизнь в постоянной опасности. Лучше уж сразу всё на имя жены, чем потом переоформлять бумаги, выплачивая большие суммы в казну и юристам.

— И Бриклайт, — сказал я, — сделает всё... чтобы и ее участок забрать? Зачем он ему?

Священник сказал невесело:

— Поговаривают, что намерен уничтожить все сады на берегу, срубить все деревья...

— Зачем?

— Он торговый человек, — сказал отец Шкред. — О чем может думать, если не о суетной прибыли? Говорят, хочет там что-то строить. А для этого придется выжить всех мирных виноградарей на берегу и вырубить виноградники. А виноград — Божья ягода...

Да и рыба, мелькнула у меня, тоже вроде бы Божья, если ничего не путаю. Знаю точно, что табак посадил Сатана, как говорят все, но рыбой вроде бы сам Христос кормил народ.

— Одно хорошо, — сказал я, — чем дальше к Югу, тем магия мельче и мельче... В городе столько магов, а все торгуют какой-то хренью. А церковь уже может начинать бороться с неверием вообще, а не против магии как явления языческого мира.

Отец Шкред спросил в недоумении:

— Что хорошего?.. Да и магия, как вы говорите, не совсем забыта... Более того, совсем не забыта! Еще как не забыта. Я бы даже сказал, что, когда попадете за океан, вот там настоящее могущество нечестивой магии! Именно там убедитесь, что королевствами правят не короли, а маги.

— Гм, — пробормотал я, — где-то уже такое слышал. А магами правит еще кто-то...

— Сатана ими правит, — сказал он с неожиданной силой. — Сатана!

— Так ли уж и Сатана, — пробормотал я.

Он вскочил, в волнении заходил взад-вперед по комнате. Седые волосы растрепались, словно он всё время продирался через сильный встречный ветер.

— Сатана, — повторил он с железобетонным убеждением. — Знаете ли, что жена Бриклайта, мадам ля Вуазен, в прошлом падшая женщина из трущоб по имени Катрин Дешэ, сейчас руководит черными мессами?

Я пробормотал:

— Женщина?

Он остановился, вперил в меня огненный взор.

— Вас только это удивляет? А сами черные мессы?.. А то, что эти грешники вызывают самого Сатану и тот является им?

Я развел руками:

— Ну Сатана лично вряд ли снизойдет... А вот что женщина... Ишь, Клеопатра! Это уже демократия на марше. Вот так она и проявляется, ентая демократия... И сразу же политкорректность по отношению к животным и окружающей среде. Я имею в виду обязательное, как супружеский долг, прелюбодействие с козлом. Правда, при демократии это уже не прелюбодействие, а честные и свободные волеизъявления плоти... Гм, и что, они проводят эти мессы тайком у себя дома? Или собираются в лесу, как первые большевики на маевках?

Он покачал головой. Глаза стали совсем тоскливые, как у побитой собаки.

— Вы даже не представляете, как далеко всё зашло... Мадам ля Вуазен в западной части города купила просторный дом, велела нарастить стену вдвое, чтобы никто не мог заглянуть с улицы, выстроила часовню... да-да, для совершения черной мессы, а также открыла в доме аптеку и лабораторию по изготовлению ядов, приворотных и отворотных зелий... и прочих богомерзких вещей, о которых не могу даже подумать без содрогания!

— Ого, — сказал я невольно, — вижу деловую хватку новых людей! Черную мессу не только начинают проводить для удовольствия, но и зарабатывать на ней?

Он посмотрел на меня непонимающе, затем в глазах мелькнул страх, он торопливо кивнул.

— Знаете, я ведь о таком даже не думал! А ведь зарабатывают в самом деле. Яды стоят дорого, как и приворотные зелья. А также надо готовить особые гостии, а это непросто, так что явно продают очень дорого... Да, на этом можно зарабатывать большие деньги!.. Как это страшно...

— Почему? Обычный бизнес. Кто-то зарабатывает на повышении процентных ставок, кто-то на контра-факте, а кто-то на астрологии, оккультизме, черных мессах... Деловые люди всегда разводили лохов.

Он в великом смущении развел руками:

— Я даже половины не понимаю, что вы говорите...

— Это профессиональный язык знатока и умельца, — объяснил я. — Если нам с вами надоест быть рыцарем и священником, мы сможем такие деньги огрести! Нужно только умело пользоваться накопленными знаниями. Для чего нас учат в университетах? Вот-вот, чтобы умели пускать пыль в глаза, потрясая дипломами, и вытаскивали золотишко из богатых простаков... А кто посещает эти мессы? Простите, падре, но я уверен, что вы это знаете.

Он чуть смутился:

— Сын мой, я не хотел бы бросить тень на невинных людей, так как я не видел, кто именно присутствует на мессе... но я знаю, кто в определенные дни ходит в этот дом.

— Кто? — спросил я поощряющее. Плечи священника опустились.

— Проще сказать, кто не ходит, — ответил он тихо. — Я имею в виду из знати. Это уже как бы обязанность — принимать участие или хотя бы присутствовать во время такого богохульства. Некий статус, некая общность, принадлежность к определенному кругу... Они называют себя вольнодумцами, но это мерзость и распущенность.

Я промолчал, не мне клеймить распущенность и пороки, вспомнил, что вообще-то эта практика черной мессы когда-то даст толчок появлению секс-клубов, которые сперва тоже будут прикрываться идеологией черного мессианства. А также породит психоаналитиков, психотерпевтов и прочих психограбителей состоятельных клиентов.

— Спасибо за информацию, отец Шкред. — Он удивился:

— Разве я сказал для вас что-то полезное?

— Всё полезное, — заверил я. — Нужно только просеять, а оставшееся разложить по пробирочкам. А сейчас надо идти, беспокоюсь за госпожу Амелию. Правда, я с нею оставил собачку, но она у меня мирная, ласковая.

Он проговорил с опаской:

— Видел я вашу собачку. От одного вида можно заикой стать.

— Добрая внутри, — заверил я.

Он проводил меня до крыльца, перекрестил:

— А конь ваш...

— Остался с собачкой, — объяснил я, — играют себе, дети. Заодно и за порядком присмотрят.

— Даже не спрашиваю, что у вас за конь, сэр Ричард. Я люблю читать старые книги... не только церковные. Кого-то он мне напоминает...

— Кого?

Он торопливо перекрестился:

— И думать не хочу, чтобы не впасть в грех. Во всяком случае, вы его не забывайте кормить. Хотя бы для вида. Счастливо вам, сэр Ричард!

Глава 10

Солнце жжет плечи, несмотря на все календари, бабья осень или как ее там, я прошел наискось через центральную часть, рынок здесь еще более шумный, а так вообще-то весь город — огромный рынок. От гвалта шумит в ушах, меня пытались остановить, совали товары, пахнет рыбой, овощами и фруктами, как раз снимают последние груши и яблоки, гроздья крупного винограда громоздятся целыми холмами, сквозь полупрозрачную кожицу, заполненную сладким соком, мутно просвечивают темные зернышки...

Амелия, полагаю, днем в полной безопасности. Бриклайт жаждет вытеснить ее, а не убить. Как священник объяснил, Бриклайту очень важно получить заверенную у нотариуса бумагу, скрепленную подписями свидетелей, что участок госпожой Амелией был продан, а Бриклайтом куплен за такую-то цену. Потом, конечно, можно и убить, хотя не думаю, что Бриклайту это важно: он делец, ему главное — нахапать, а не втягиваться в чисто криминальные разборки.

Трактир дядюшки Коркеля вынырнул из-за угла так неожиданно, что я автоматически зашагал к нему. Уже на пороге подумал, а надо ли мне это, но желудок сказал убежденно: надо, господин! Очень даже надо.

Вкусные запахи ударили в лицо, едва отворил дверь, желудок ликующе завозился, устраиваясь поудобнее. В помещении почти пусто, в это время завсегдатаи еще на работе, а случайно забредших, как и я, всего трое: двое гуртовщиков за отдаленным столом и бывалый с виду ветеран в добротных, хоть и помятых доспехах, расправлялся с куском мяса. Шлем положил рядом на лавку, а меч прямо в ножнах поставил между ног.

Подбежал запыхавшийся и красный, как вареный рак, парнишка, в руках большая, еще блестящая от налипшего жира поварешка.

— Что изволите?

— Перекусить, — сказал я. — Немного, но лучшее... Что, вечером большой пир ожидается?

Он сказал замученно:

— Какой вечер, уже скоро будет не протолкнуться. А готовить надо загодя.

Он умчался, я обвел взглядом помещение и всех троих, стараясь ни на ком не задерживаться взглядом, прощупал на предмет опасности. Гуртовщики почти не обратили на меня внимания, пригнули головы и беседуют вполголоса, а ветеран, напротив, вызывающе упер левую руку в бок и, чуть откинувшись корпусом, смотрит на меня с явной неприязнью. Волосы густые, роскошные, уже с проседью, широкое лицо с ужасающим шрамом через левую бровь и скулу, выглядит моложавым и полным звериной силы.

Я засмотрелся на шрам, удар меча когда-то рассек не только плоть, но и кость. Удивительно, как этот человек выжил, лезвие меча должно было задеть и глазное яблоко, но на меня в упор смотрят оба глаза: круглые, как у хищной птицы, ноздри приплюснутого носа, явно много раз перебитого, зло раздуваются, а тяжелые челюсти плотно сжаты.

Я рассматривал его как можно спокойнее, хотя сердце уже тревожно участило ритм. Голубой камзол скрывает панцирь, но нашейник, пластины на плечах и налокотники — из прекрасной стали с голубоватым отливом, наколенники и набедренники надежно укрыты наползающими одна на другую крупными чешуйками, что позволяет конечностям легко сгибаться, прочная сталь спасает от стрел и мечей.

Сапоги тоже из хорошей стали, все сочленения подогнаны умело, вряд ли чувствует себя в них менее удобно, чем в простых кожаных.

Он перехватил мой взгляд и тут же взмахнул рукой, жест настолько не терпящий возражений, что я почти бездумно подошел к его столу. Он указал на лавку по ту сторону, я сел, он вперил в меня острый взгляд.

— Молодой, — сказал он с угасающим раздражением, — но уже бывалый... Я сразу чувствую настоящего солдата. А ты, сынок, как вижу, уже побывал в переделках.

— Да не так уж, — ответил я, — чтобы побывал. — Он сказал грохочуще:

— Хе, а те, кто не побывал, тут же начали бы рассказывать, какие они лихие рубаки! Так что, сынок, такого бывалого волка, как я, обмануть непросто. И как ты здесь оказался?

— Да просто еду себе...

— Издалека?

— С той стороны Перевала.

На его лице отразилось удивление, тут же сменилось уважением.

— Ого! То-то я сразу ощутил в тебе бывалого бойца. Решил поискать удачи? Ты прав, здесь край богаче. И возможностей для нас, безземельных, намного больше. Ты собираешься поступить на службу к королю Кейдану?

— На службу? — переспросил я с некоторым удивлением, потом спохватился и добавил: — Почему к Кейдану?.. Я слышал, что двор герцога Ульрихта превосходит пышностью и богатством. Он собрал у себя лучших рыцарей. Там самые отважные и отчаянные. Рядом с ними драться — честь для любого воина, который ищет славы!

Он хмыкнул с явным неодобрением:

— Так считаешь?

— Так все считают, — ответил я твердо, глядя ему в глаза, пусть думает, что и я тоже, как все.

— Все, — проворчал он, — все... все — это бараны. Своего ума нет, вот и слушают, что другие говорят.

— А вы не слушаете?

— Слушаю, но и сам мозгами шевелю, хоть для воина это и нелегкая задача. Но если хочешь выжить, то шевелить надо. Кто спорит, что король, который скачет во главе рыцарского войска и первым врубается в ряды, куда привлекательнее того, кто остается позади своей армии и с безопасного холма руководит ею!

— Да, — согласился я и спросил с интересом: — А как надо?

Он вздохнул:

— Да дело в том, что битвы выигрывает как раз тот, кто остается позади. И кто всё видит, в отличие от короля, который ворвался в ряды и рубит врага. Этот уже не управляет армией, он не увидит, что его войску заходят с фланга или с тыла, он не успеет принять правильное решение...

— Но такие короли выигрывали сражения! — возразил я.

— Сражения, — ответил он с новым вздохом, — но не войны. Даже битвы не выигрывали. Так можно выиграть только схватку с одним отрядом, когда всё решается в одной горячей стычке. Но если битва растянется на день, если будут маневры, удары с флангов, с тыла, такой король обречен. Хуже того, он проиграет войну. Так вот, наш король Кейдан как раз из тех, кто не теряет голову и, несмотря на обвинения в трусости, предпочитает оставаться на троне, а не на взмыленном коне во главе первого отряда рыцарей.

Я вспомнил снова Кейдана, его взгляд исподлобья, пожал плечами и откинулся на спинку кресла, так вид у меня более надменный, как и надлежит молодому рыцарю, презирающему опасности.

— И что же это за король? — спросил я презрительно. — Как могут рыцари отличиться у такого короля? Как можно прославить свое имя?

Он хмуро улыбнулся:

— Молодость, молодость... Ты смел и храбр, но ума, уж извини, у тебя пока маловато. Герцог Ульрихт — отважный воин, он как раз из тех, кто первым начинает бой и последним из него выходит. О таких слагают песни, верно!.. Но ты там ничего не получишь, так как ты не знатен, а он окружен самыми родовитыми вельможами своего королевства. Ему служат самые знатные лорды и рыцари, они всё и получают.

— А у короля Кейдана?

— Этот опирается как раз на незнатных. Нам можно отдать любой приказ, а пошли, к примеру, сына какого вельможи охранять мост или торговую дорогу, тот станет перечить, ссылаться на свои привилегии и знатных предков...

— Разумно, — согласился я. — Король Кейдан — политик.

— Вот-вот, — обрадовался он. — Я тоже слышал это слово, только не понял сразу, что это.

— И слава Богу, — сказал я. — Кстати, меня зовут Ричардом Длинные Руки. Я здесь проездом. На Юг.

— Сэр Торкилстон, — назвался рыцарь с достоинством. — Я тоже... Хотя пока не решил, куда. Но на Юг... гм, это, пожалуй, чересчур. Хотя, конечно, когда ломаешь голову, чем заплатить за еду и ночлег, то стоит подумать о Юге...

Я медленно тянул сладкое густое вино, сэр Торкилстон еще разглагольствовал о богатстве южных стран, но туда еще надо попасть, а вот здесь чувствуется дыхание Юга, что значит — разбогатеть можно тоже, а у меня уже зрела пока еще смутная идея.

— Благородный сэр Торкилстон, — сказал я, — я знаю место, где не нужно платить за ночлег и стол. Более того, там еще и сами заплатят...

— Ого, — воскликнул он, осмотрел с интересом и добавил задумчиво: — Но жизнь научила меня с осторожностью относиться к местам, где слишком хорошо... Что там нужно делать?