– М-да? Точно. Извините, гоню…
– Может, коньяк не в то горло пошел. Вот мы сейчас водочки…
– А чего этот Котов вообще тут? – не унимался любопытный.
– Чего тут?
– Ходит чего? Если без топора.
Товарищи офицеры снова ненадолго задумались.
– А чего ему тут ходить с топором?
– Логично. Нет. Нелогично. С топором он хотя бы за бабой побегать может. А без топора он как-то… Не впечатляет.
– Молчи, дурак, а то и водки не нальем!
– Котов ведь был сыскарь, кажется, – вспомнил поддатый майор. – Или нет? Черт, много времени прошло. Да я и не знал его почти.
Из угла к бильярду выкарабкался тот самый любопытный. Старший лейтенант по званию, младший из приглашенных по всем статьям.
– Вообще странно это, – заявил старлей. – Зачем он тут лазает?
– Ну догони его и спроси – типа, как дела, уважаемый маньяк? Чему обязаны вашим посещением, а?..
– А вот пойду и спрошу! – старлей заметно качнулся из стороны в сторону.
– На воротах-то его пропустили.
– Это потому, что без топора ваш маньяк Котов почти не виден – он просочился, гад. Пойду и спрошу! Каково это – расчленить и не сесть? Пусть опытом поделится, а то у меня теща зажилась!
И, шагая с преувеличенной четкостью, старший лейтенант вышел из бильярдной.
– Сходить посмотреть, а?.. – буркнул подполковник.
– Что он сделает, этот Котов, без топора-то? – майор снова взял кий.
– Успокойся, да?.. Ничего не сделает. Только Котов при нашем папе как бы офицер по особым поручениям. Нельзя ему для развлечения по морде шваркать, папа обидится.
– Ты серьезно?! – встрепенулись в углу. – Он все еще в погонах?!
– Я очень серьезно. Вы просто Котова не видите, он в управлении бывает очень редко. И, как правило, рано утром или поздно вечером. Вы, товарищи старшие офицеры, давно отвыкли в такое время на работу ходить.
– Неправда ваша. Я его днем однажды встретил. Не знал, что он тот самый Котов, а то бы документы спросил.
– А он тебе ксиву.
– Ну, я бы и посмотрел, где он сейчас.
– В старом архиве.
– Ты-то откуда знаешь?!
– Да я через этого Котова чуть инфаркт не заработал. Помните, к проверке готовились? Я до ночи засиделся, и еще с утра кучу бумажек на подпись. Выхожу, с дежурным парой слов перекинулся, и он мне – а папа-то до сих пор на месте. Я бумажки хвать, бегу к папе в кабинет. Влетаю в приемную, и тут дверь открывается, а из нее мне навстречу… Блин, наемные убийцы из старого кино. Два урода в длинных серых плащах, и у одного в руке – помповуха спиленная! Прямо, бля, шотган! Да еще урод этот, на хер – в шляпе! А другой с портфелем! И ка-ак шибанет от этой парочки мне прямо в нос свежей кровищей! И вижу я – пятна едва замытые у обоих на плащах! Это посреди управления, время полночь. Ну, думаю, почти сорок лет я прожил. Криво-косо, однако прожил. Детишек жалко, не успел на ноги поднять… А тот, который с портфелем, глядит на меня и, видно, всю эту херню с физиономии моей, как с листа, читает. Достает не спеша ксиву: здрасте, говорит, товарищ подполковник, давно не виделись, капитан Котов! Я: ка-ка-ка-кой ка-ка-ка… Ко-ко-котов?!.. Чего ржете?! Вас бы туда! Кровью ведь пахнет, кровью – что я, запаха этого не знаю? А Котов, сука, улыбается мне ласково и говорит: тот самый, товарищ подполковник, тот самый! И глаза у него… Ух, глаза. Кто не знает, что такое настоящий психопат, тому не объяснишь.
– Вот как у меня глаза! – обрадовались в углу. – Вот посмотрите!
– У тебя сейчас не те. У тебя сейчас глаза как у вареного порося… Ну, короче, я стою и думаю – он ведь прошел в здание? Прошел. Трупов на входе что-то не видать – сами пустили. И на второй этаж пустили тоже. Прямо с шотганом, портфелем и в шляпе. Выстрелов я не слышал. Если, конечно, у него топор в портфеле и он этим топором папу ухайдокал…
– И портфеля сейчас нету! – сообщили из угла.
– Спасибо, утешил. В общем, я бы тогда долго еще соображал, что к чему. И тут из кабинета папин голос: кто там? А я молчу. А Котов оборачивается к двери и говорит: это подполковник Туровский к вам. Помнит ведь, зараза! Папа ему: скажи, пусть заходит. И Котов мне: заходите. Типа разрешил. Вот.
– Ну а ты чего?
– Ну я и зашел.
– А папа?
– А папа говорит: не ссы, это мой офицер по особым поручениям. Числится в архиве, чтобы не отсвечивал. Ясно? Я ему: извините, товарищ генерал, но как же та знаменитая расчлененка – она имела место или нет? А папа мне спокойно отвечает: та расчлененка, она кого надо расчлененка, понял?
– Ни хрена себе! – восхитились в углу. – Ну-у… Водки подполковнику Туровскому! И еще раз водки.
Открылась дверь, вошел старший лейтенант. Практически трезвый. Твердым шагом промаршировал в угол, сцапал налитую для подполковника рюмку и одним махом ее опрокинул.
– Ну? – спросили его. – Поговорил с маньяком?
– Не сложилось… – помотал головой старлей. – Но вообще… Хорошо, что он сегодня без топора. Ну и глаза у мужика, бля!
* * *
Котов старлея почти не заметил. Он и собравшихся в бильярдной нетрезвых товарищей офицеров толком не разглядел – прошмыгнул мимо, стараясь не привлекать внимания. Через столовую он бы легко не проскочил, там как раз орали хором «Наша служба и опасна, и трудна». А пьяный сотрудник органов, когда поет эту песню, только кажется расслабленным. На самом деле у него изо всех клапанов сифонит боевой дух. Ну его на фиг, пьяного сотрудника органов, в таком состоянии.
Поэтому Котов прошел через бильярдную. И едва свернул к лестнице, ведущей на второй этаж, как его с неженской силой ухватили за рукав.
– Котик, ты редкая скотина! – произнес осипший от выпивки ангельский голосок.
– Ой, – сказал Котов, оборачиваясь. – Ой, Наташка, какая ты смешная!
– Это шампанское, товарищ капитан. Вкусное шампанское. Ты где был?
– Где был… Пиво пил!
– Ну и дурак!
– Наташа… – Котов шагнул к девушке вплотную. – Я же говорил, не могу. Ты хоть отца спроси, он подтвердит – нельзя мне на люди.
– А мне с какими-то дебилами танцевать – можно, да? Все платье в слюнях. Эх, Котик…
– Красивое платье, – сказал Котов. – И чистое, по-моему.
– А давай его испачкаем!
– Ой, – опять сказал Котов.
Он словно вывернулся наизнанку, весь переродился, встав рядом с этой девушкой. И худоба его уже выглядела не болезненной, а элегантной. Расправились плечи, оказавшиеся неожиданно широкими. А запавшие щеки говорили скорее об аристократизме, чем алкоголизме. Да, было в нем по-прежнему много от хищной птицы. Но сейчас эта птица смотрелась довольно гордо и почти благородно.
Девушка, стоя на высоких каблуках, была с Котовым одного роста. Очень белая кожа и вьющиеся черные волосы до плеч, милое юное личико. Черное с отливом платье.
Даже нетрезвая улыбка ничего не могла испортить в этом совершенном ансамбле.
– Наташка, ты прямо королева ночи.
– Знаю, я тебе всегда нравилась, – кивнула девушка. – А ты – мне. Но ты скотина, потому что не пришел. Испортил праздник. Они меня всю обслюнявили. Сверху донизу! Все платье…
– А ты бы его сняла, прежде чем танцевать, – предложил Котов.
– Сняла? – Девушка задумалась. – Тьфу, дурак! Издеваешься над бедной нетрезвой женщиной.
– Как можно!
Дверь бильярдной открылась, и к лестнице вышел какой-то пьяный молодой человек.
– О! – обрадовалась девушка, тыча пальцем. – И этот тоже!
– Да? – Котов обернулся.
– М-м-м… – сообщил молодой человек, отрицательно мотая головой.
– Желаю вам счастливого полета, – сказал Котов.
– М-м-м!.. – кивнул тот и поспешно удалился в сторону туалета.
– А что он? – спросил Котов у девушки.
– Что – он?
– Ну, ты сказала – и этот тоже.
– Ай, да все они козлы! У папика одни козлы в подчиненных.
– И я? – притворно расстроился Котов.
– Не-ет, Котик, ну что ты. Ты не козел. Ты – котик. Ну, пошли!
– Наташ, я ведь по делу. Подожди немного, а?
– Это ты подожди. Не дергай папика, он устал. В кабинете спрятался и виски пьет. Как лекарство, говорит. Дай ему продохнуть хоть полчасика. А мы с тобой пока… – она уставилась на Котова жадными блестящими глазами. – Потанцуем!
Котов опять ссутулился и бросил настороженный взгляд на дверь столовой. Там уже притомились распевать и теперь, похоже, выкаблучивали. Музыка сквозь грохот разудалой пляски едва прослушивалась.
В этот момент Котова поцеловали. Губы у Наташи были мягкие, влажные, от нее одуряюще пахло шампанским. И водкой тоже немножко пахло. Котов сомлел и временно утратил чувство реальности. Крепко обнял девушку и буквально впился в нее.
– Только потанцуем, – сказал он примерно через полминуты.
– У меня потанцуем! – воскликнула девушка и почти волоком потащила Котова по лестнице наверх.
Напротив генеральского кабинета Котов попытался затормозить, но его бесцеремонно толкнули вперед.
– Здоровая ты стала… – заметил Котов.
– У влюбленной женщины скрытые резервы включаются, – сообщили ему. – Что ты вообще знаешь о женщинах, Котик?
– Наташ, а, Наташ…
– Ты их вообще любишь, женщин?
– Не очень. Я плохо умею их готовить, – признался Котов.
– Ха! Рассмешил! Какой ты милый, Котик!
– Угу, – согласился Котов безрадостно.
Его впихнули в незнакомую полутемную комнату, освещавшуюся через распахнутую настежь балконную дверь. Котов машинально отметил, что луна все еще очень яркая, но на самом деле уже никакая. Ерундовая луна – для тех, кто понимает. Кончился цикл. Почти месяц более или менее нормальной жизни впереди. Не очень спокойной, конечно, но хотя бы не смертельно опасной.
Не смертельно опасной – всем. Его городу. А может, и всей стране.
Если, конечно, не принимать в расчет чудовище, разъезжающее на длинном черном «БМВ» с московскими номерами. И черт еще знает, сколько таких чудовищ. Котов тихонько вздохнул.
Наташа протянула руку и достала откуда-то из темноты бутылку.
– Выпей, милый, – сказала она тихонько. Котов покорно глотнул. Это было виски, на вкус – очень дорогое, Котов ничего подобного раньше не пробовал.
Они снова поцеловались, и Котову стало как-то легче. Свободнее. Он глотнул еще, на этот раз от души. «И мне», – попросила девушка. Выпила и поцеловала его. Прошло минут пять. Котов сбросил пиджак и распустил галстук. Расстегнул Наташе «молнию» на платье.
– Погоди, сейчас я тебе на самом деле станцую, – сказала она.
Девушка подошла к балкону и встала в дверном проеме, под серебристо-белым сиянием. Котов подумал, что в полнолуние это выглядело бы гораздо эффектнее, но тогда он просто не мог оказаться здесь.
Наташа, пританцовывая и извиваясь, медленно стягивала платье через голову. У нее оказались удивительно красивые бедра, просто замечательные, и их с каждой секундой перед глазами Котова становилось все больше.
Котов поглядел на бутылку у себя в руке, потом на раздевающуюся девушку, сделал еще глоток, поставил бутылку на пол и пробормотал под нос: «А-а, да пошло оно все!.. Пое…ать!»
Платье куда-то улетело. Девушка мурлыкала: «Котик, иди ко мне, Котик…» Она стояла к нему спиной, упираясь руками в дверной косяк. Чуть прогнувшись, слегка раздвинув стройные мускулистые ноги и приподняв навстречу мужчине прекрасные юные ягодицы.
Котов охватил взглядом открывшееся ему великолепие и решительно шагнул вперед.
Еще через секунду, не менее решительно – назад.
Он не снял плечевую кобуру – это подтверждал «Макаров», непонятным образом прыгнувший в руку. Будто по собственной инициативе.
«Котик, а, Котик…» – ворковала Наташа. Она, наверное, думала, что Котов все никак не может налюбоваться ею. Или штаны расстегивает.
Котов в это время уже нащупал лопатками дверь. Глазами он пожирал скульптурно вылепленную попку девушки.
В коридоре стоял генерал, бледный и напряженный. Котов прикрыл дверь, повернулся и толкнул его.
– Ой, – в который раз за вечер сказал Котов.
– Она в порядке? – быстро спросил генерал. Котов утвердительно махнул рукой, увидел в
ней пистолет и принялся запихивать его в кобуру. Пистолет упирался.
– Пойдем ко мне, – сказал генерал.
За дверью Наташа длинно и умело выматерилась.
* * *
В кабинете генерал протянул Котову бутылку. Котов хлебнул, утерся и, не спрашивая разрешения, упал в глубокое кресло.
– Хорошо, что ты сегодня без топора, – сказал генерал сухо.
– Зачем вы так? – выдавил Котов. – Не надо. Она же мне как родная.
– Вы…бать ты ее тоже как родную хотел?
– Ой, не знаю я, не знаю… Простите. Генерал уселся на кушетку и, по примеру Котова, выпил прямо из горлышка.
– А что, – сказал он. – Я не против. Для хорошего человека не жалко. Гондон только надень. И целуйся осторожно.
Котов закрыл лицо руками и принялся раскачиваться в кресле вперед-назад.
– Как ты догадался?
– Это просто ужас какой-то… Ну за что мне такое, за что?!
– Хватит ныть, капитан. Отвечай.
– Мы… Мы с Зыковым засекли похожую в этом цикле. Видели со спины, – почти не соврал Котов. – Но сейчас в лунном свете я узнал ее. Она красивая, ее нельзя не узнать.
– Повезло девчонке, что ты ее не накрыл, – генерал тяжело вздохнул и снова приложился к бутылке. – Повезло, да. С красотой, правда, не повезло.
– Давно?.. – только и спросил Котов.
– Ты не поверишь. Четвертый год.
– Не… Не может быть!
– Может, если постараться. Но все старания без толку оказались. Заметил, как она разговаривает? Она же полная дура. Идиотка, – генерал бросал слова куда-то мимо Котова, в стену, но от этого они еще больнее ударяли.
– Как-то внимания не обратил…
– Ты часто с ней виделся, но мало говорил. Вы больше глазки один другому строили.
– Да ну…
– Ладно, оставь. Ты ей всегда нравился. Правильно, я считаю. Ты мужик. Она мужика за версту чует.
– И что же теперь? – спросил Котов тоскливо. – Что-то ведь можно придумать?
– Поздно уже думать. Вешаться пора. Ее нужно было сразу отправлять в Москву или Питер. Но я тогда не знал, как это делается. Теперь знаю – а толку? Вырастить из нее сверхчеловека уже не получится, в человека обратно переломаться она не может. А обычным уличным кровососом… – Генерал то ли вздохнул, то ли всхлипнул. – Два-три раза в год я ее выпускаю. Это поможет ей протянуть еще несколько лет в более-менее нормальном состоянии. А что дальше будет, мне и думать страшно, веришь-нет, Котов?
– Уж я-то верю, – кивнул Котов. – Но как вам Удалось так долго?..
– На транквилизаторах. Дня за два до начала каждого цикла ко мне переселяется доктор и начинает глушить бедную.
– Смелый доктор, – заметил Котов.
– Твой психиатр.
– А-а… – Услышав это, Котов в один миг столько всего узнал и понял разом, что временно утратил способность изъясняться.
– Не из болтливых мужик, да? Все мы тут одной кровью повязаны, дорогой товарищ. И не болтаем. Нельзя.
– Уфф… Я еще выпью?
– Выпей, конечно. Хоть весь бар выпей. Мне как-то уже насрать.
Котов хлебнул изо всех сил, чтобы оглушило.
– А что Марья Михайловна? – спросил он, утираясь.
– А что она? Она мать. Это ее дочь. Тут все просто. Сложности начнутся, когда ты девке серебра вкатишь.
– Не надо… – попросил Котов.
– Знаешь, ты ее действительно трахни, – сказал генерал. – Не пропадать же добру. Тем более тебе не впервой.
– Разрешите идти? – спросил Котов казенным голосом.
– Ах, оно на меня обиделось! – всплеснул руками генерал. – Доложи и топай.
Котов докладывать не собирался. Он сидел, глядя в пол, и скрипел зубами от тоски и безысходности. Генерал встал, подошел к окну, уткнулся лбом в стекло.
– Извини меня, пожалуйста, – сказал он негромко. – Черт, даже плакать уже не получается. Кончились слезы, наверное. И сострадание, похоже, кончилось. Сил нет жалеть ни себя, ни других. Одна злоба осталась. Хочется делать больно. Вот и делаю всем, кто подвернется. Извини, ладно? Так что там у вас?