Чтение 15–й страницы книги ~Храбр~

— Он очень страдал, все время молился, а потом ушел ночью. Мне кажется, — сказал монах, — брат отправился выручать тебя.
— Одним Михаилом меньше, — Илья криво усмехнулся.
— Что?
— Ничего. Касьян, стой!
Касьян уже разворачивал коня, но на его пути вдруг оказался белый жеребец Подсокольника.
— Не шали, — хмуро посоветовал Микола.
— Дорогу! — крикнул новгородец.
Микола и Илья обменялись короткими взглядами. Подсокольник принял в сторону. Касьян рванул было мимо, и тут же получил сильнейший удар в ухо.
Конь проскакал несколько шагов и остановился. Всадник лежал на земле, сжав руками виски.
Из кулака Миколы свисал тонкий кожаный ремешок.
— Учись, — сказал Микола подъехавшему Борьке и разжал кулак, показав гладкую овальную гирьку с проушиной. — Я видел, у тебя шипастая, с ней так нельзя, руку изуродуешь. Хочешь, эту подарю?
Касьян поднялся, тряся головой.
— Слышишь меня? — позвал Илья.
Новгородец повернулся другим ухом. Стоял он нетвердо, пошатываясь.
— Забудь пока о брате. Времени нет искать его. Сам придет в Киев, повинится воеводе, коли есть, в чем. А там уж Добрыня решит.
— Не мог он... — простонал Касьян. — Не мог!
— Что ж ты сорвался тогда, красавец? Значит, подозревал.
— Да я всех подозреваю... Но Мишка-то брат мне!
— Отрекся от тебя братец, — напомнил Илья. — Припомни, вы всегда были вместе, или он уже ходил на ладьях с товаром без тебя?
— Уже ходил той осенью.
— Ну вот и подозревай. Денис! Давай-ка в сторонку, разговор есть.
Илья спешился и быстро пересказал монаху киевские новости. При упоминании Болеслава Денис скрипнул зубами.
— Слыхал о таком. Не доглядел. Моя вина.
— Пить надо меньше.
— Ох, грехи мои тяжкие...
— Иди поднимай ловцов. Говорить с ними буду.
Купец Глеб Алексеевич, сын Колыбанович, к затее отнесся серьезно. Обе ладьи он выкатил на берег, за высокие камыши, мачты снял и все следы затер.
— С тобой наверное в засаде хорошо, — уважительно сказал Илья, здороваясь с Глебом за руку.
— Прятаться — хорошо, драться не очень. Вижу худо, — Глеб подслеповато сощурился. — Сейчас отплываем или до завтра обождем? Нынче еще можно.
Илья оглядел челядь Глеба, сидящую у ладей смирно. Десяток крепких вооруженных гребцов и почти три десятка рабов на продажу. Все совсем молодые, юноши. Любопытно — купец вез их без цепей.
— Боярин Василий Петрович своих распродает, — сказал Глеб, и Илья подумал, что не так уж слеп купец. — Взял с вотчины, говорит, бабы столько нарожали, что кормить нечем. Я хотел сторговать их жидам в Херсонесе, теперь придется в Константинополь идти.
— Ты их на весла, что ли, посадил? Утомятся.
— До моря пускай гребут, там отдохнут. Хуже не будут, и так жилы одни, видать и вправду ели плохо, теперь уж не откормишь. Скупой хозяин Василий свет Петрович, обдирает вотчину до нитки, кусок изо рта тащит. Как проповедовал грекам о русах патриарх Фотий — «этнос низкий и бедствующий»: вот, полюбуйся, на бедствующий этнос... Тьфу. Ну, когда отплываем?
— Нынче же. Ладьи на воду, Глеб. А я пока со своими людьми переговорю.
— Добрые люди, — заметил Глеб. — Только смурные, будто на заклание идут. Натворили чего? Нет, мне лучше не знать... Эй! Хоп! Ладьи на воду потихоньку!
Подсокольник уже разгрузил коней. Илья, не замечая толпящихся в отдалении ловцов, подошел к Бурке Малой, обнял за шею, принялся шептать на ухо. Кобыла слушала внимательно, словно все понимала.
— Держи, — Илья бросил повод коноводу. — Смирная будет. Борис! Ну, прощай. Благодарю. Просьбу твою помню, если смогу, выполню.
Борька Долгополый, распираемый сознанием важности порученного дела, излишне громко прикрикнул на коноводов и ускакал. Подсокольник проводил тоскливым взглядом своего жеребца. Зачем-то помахал рукой.
— Ну вот, дядя, были мы конные, стали пешие, — сказал Микола. — Чую, добром это не кончится.
Илья неопределенно хмыкнул и повернулся к ловцам.
Новгородцы стояли плотной толпой, перед ними вышагивал туда-сюда, еще слегка покачиваясь, Касьян. И что-то, шипя, выговаривал отряду. Денис, опираясь на посох, держался поодаль, всем своим видом показывая: меня это больше не касается, я до Греции вовсе никто, а там проводник.
Лица у новгородцев были несмело-радостные.
— Становись, — приказал Илья негромко, но его улышали.
Ловцы послушно растянулись чуть вогнутым строем, Касьян, подумав, стал с краю, Денис еще на пару шагов отодвинулся.
— Кто меня не знает? — спросил Илья, подходя ближе. — Вижу, знают все. Кто Миколу Подсокольника не знает? Нет таких. Слушайте, молодцы.
Он упер руки в бока, опустил плечи, широко расставил ноги, качнулся с носка на пятку, раздумывая, подбирая слова.
— Значит, такое дело, молодцы. С благословения митрополита нашего, воевода передал вас мне под начало. Пока не окончим затею, слушать меня и только меня. Если со мной что случится, тогда старший Микола Подсокольник. Следующий по старшинству в затее Иван Долгополый, коего встретим у стен Херсонеса. Затем Касьян Михайлович. Ясно? Касьян управляет вами на ладье, говорит, кому грести, кому парус ставить, кому отдыхать, и прочее. На суше у него власти нет, пока целы другие старшие, и не кончена затея. Что еще...
Илья приблизился к строю, вгляделся исподлобья в лица. Сорок настороженных взглядов, сорок вверенных ему судьбой душ. Эх, молодцы, и угораздило же вас... Нюх ничего не говорил храбру. Ловцы все как один были растеряны, все боялись наказания, одни больше, другие меньше.
— Кто предал Касьяна, дознаваться не буду, — сказал Илья. — Скоро предатель сам укажет на себя. И я выкину его в реку. Со свернутой шеей.
Ловцы начали едва заметно переглядываться, коситься друг на друга. Искали, кто сильнее затрепещет. Илья по-прежнему ничего особого не чуял.
— Так, — сказал он, подражая Добрыне, — я все забыл, что хотел? Ну конечно, важное. Надо, молодцы, вас испытать.
Илья попятился, оглянулся на Глеба, который, щурясь, подсматривал издали.
— Глеб! Пускай твои заткнут уши! И ты тоже.
Купец, решив, видно, что сейчас прозвучит страшная тайна, усмехнулся, но крикнул своим, и сам выполнил приказание.
— Нам предстоит засада пешими на конных, — сказал Илья ловцам. — И она удастся, если вы не навалите в штаны. Вот сейчас и увидим...
Он облизнул губы, набрал полную грудь воздуха, сунул два пальца в рот. Увидел, как поспешно затыкает уши Денис — опытный. И дунул во всю мочь.
Будто два огромных ножа резанули лезвием по лезвию и ударились, высекая искры, и еще, и еще — а перепуганное эхо разнесло оглушительный скрежет над Днепром.
Бултых! Кто-то упал в воду. И мертвая тишина.
Ловцы устояли. Как один чуть присев, выставив посохи вперед, они таращились на Урманина круглыми глазами, но не удрал никто.
На берегу суетились, бегали, и ругался Глеб.
— Ты стал делать это громче, — заметил Денис и с чмоканьем выдернул пальцы из ушей.
— Учусь, — объяснил Илья. — Ну, молодцы, я доволен. Все у нас получится, коли пошлет Господь немного удачи.
— Мы будем молиться, — пообещал Касьян.
Подошел Глеб, моргающий вдвое чаще прежнего.
— Предупреждать надо, — буркнул он. — Мои с перепугу воды черпанули, едва не опрокинули ладью. Один холоп даже утонуть пытался.
— Да я вроде и предупредил...
— Ага, — Глеб невесело кивнул. — То-то дед Самсон говорил, что ты волота голыми руками взял. Я думал, враки.
— Враки, — подтвердил Илья. — Я волота бревном побил.
Глеб подумал и изрек:
— Не вижу разницы.
* * *
С сухого пути Херсонес защищала высокая толстая стена. Такие же стены отделяли его от двух небольших заливов, лежащих на восход и закат. Князь в свое время бился о Херсонес как рыба об лед. Излюбленный прием русов — запалить город огненными стрелами и посмотреть, как это понравится жителям — против глинобитных домов не действовал. Раздолбать стены было нечем, осаду город держал стойко. Помог, как обычно, изменник: некий херсонит пустил стрелу с запиской в русский стан. Советовал перебить трубы, по которым город получал воду из подземных ключей. Оказывается, русы на этих трубах, неглубоко закопанных, стояли.
Херсонит думал наверное, что русы заберут город себе и избавят его от греков, которые всем тут надоели.
Ошибался.
Маленький человек всегда ошибается, ввязываясь в дела князей, думал Илья, глядя в сторону города. Пока маленький человек держит язык за зубами, а руки на поясе, он ничего не сможет испортить. Как только он принимается болтать языком и махать руками — тут-то все и рушится. Маленький человек, может, по-своему не глупее князя. Но он живет сегодняшним днем, а князь — послезавтрашним...
Илья потянулся, на плечах затрещала ветхая ряса, одолженная у Долгополого. Урманину дали рясу на дворе митрополита, но та треснула пополам, едва он попытался ее надеть. Эта тоже оказалась впритык. Напяленная поверх рубахи и штанов, она еще и заставляла потеть, лишний раз напоминая, что драться тут в кольчуге Илья просто не сможет. Недаром варяги, служившие василевсу, частенько бились без доспехов, с одними щитами да наручами, лишь бы не перегреться. А то бегаешь-прыгаешь, топором машешь, вдруг хлоп — и глаза на лоб.
— Эх, Иванище! — сказал Илья. — Здоровья в тебе на двоих меня, а вот удаль былая куда-то делась. Пошел бы сам да пришиб стратига. Тебе же это раз плюнуть. Ан нет, приходится Урманину, пожилому да израненному, мотаться туда-сюда.
— Я вверил себя Господу, — степенно пробасил Долгополый. — Мне нынче драться не положено.
— Да я пошутил, брат.
— Да я догадался.
Они сидели на заросшем пригорке. Занимался жгучий греческий рассвет. Внизу в роще дремали, ожидая приказа, ловцы.
...Им не пришлось выслеживать добычу, опасаясь стражи и горожан, неделями прятаться в монастыре, сновать вокруг города, отыскивая место для засады. Добыча сама шла в руки. Они еще едва успели.
Когда запыленный отряд, волоча ноги и всячески изображая утомление от пути дальнего, появился в виду Херсонеса, первым же встречным оказался паломник. У него была черная с проседью кудрявая бородища, а ростом и шириной он поспорил бы с Урманином.
В прежние времена Ивашка Долгополый считался единственным из старшей киевской дружины, кто мог на равных бороться с Добрыней и Ильей. Илья оказался сильнее, а Добрыня ловчее, но уважения Иванищу это только прибавило — он хотя бы попытался.
— А вот и ты, — сказал Илья вместо приветствия, делая вид, что нисколько не удивлен.
— Действительно — он, — подтвердил Денис, волнуясь. — Плохо дело?
— Вознесем хвалу Господу! — воскликнул Иванище. — Ниспослал он нам редкую удачу. На колени, братья!
Ловцы и Денис покорно бухнулись в пыль. Илья, кутаясь в обрывки рясы, огляделся.
— С дороги-то отползите, православные, — сказал он. — Неровен час проедет кто, всякое может подумать.
— И то верно, — согласился Иванище. — Это я поспешил. Но такая удача, брат Илюша, такая удача!.. Дай-ка я тебя поцелую, сколько лет не виделись!
Он сжал Илью до хруста, осмотрел со всех сторон и нашел, что храбр ничуть не переменился.
— Ты прибыл вовремя, брат. Задержитесь вы самую малость, и затею пришлось бы надолго отложить. Завтра утром стратиг выезжает в Сугдею. Когда вернется, неизвестно. Дорога — вон там. До удобного места два шага. Где ладья?
— Мы подошли как можно ближе, — Илья ткнул пальцем. — Я оставил пятерых сторожить, тут тридцать пять воинов. Что за удобное место? И сколько конных у Цулы?
Место, выбранное Иванищем, оказалось рощей в прогалине между холмов. На холмах даже коз не пасли — население полуострова тянулось к морю. По меркам бескрайней Руси до города было рукой подать, какая засада, но по здешней тесноте можно и отважиться. Тут куда ни плюнь, в чей-то глаз попадешь. Иванище уверял: дальше от Херсонеса места более открытые, а буде случится погоня, малое преимущество в расстоянии не спасет, только утомит.
Конная охрана стратига насчитывала, как и ожидали, два десятка мечников. Легкие длинные копья, легкие доспехи, кони без брони.
— Если всех тихонько передавите, вам потом и спешить нечего, — сказал Иванище.
— Тихонько не выйдет, будем давить громко.
— Ну... Так и так местные подумают на греков. Поскачут вдогон на восход. А вы в другую сторону — и поминай, как звали. Но коли хоть одного конного упустите, тогда держитесь. Уж больно морды русские у твоих молодцов. Сразу ясно, откуда пришли. Вся херсонская рать на закатный берег кинется искать ладью русов.
Можем и упустить, подумал Илья, еще как можем, но вслух своих опасений не выразил. Чем ближе подходило к засаде, тем больше он злился. Про себя витязь уже не раз помянул добрым словом воеводу, греков, новгородцев, херсонского стратига, ни в чем не повинного Иванища и даже самого великого князя. Илья знал твердо, что Цулу он возьмет и утащит, пробьется к ладье, выйдет в море. Но сколько ловцов останется за его спиной, поляжет на херсонской земле?
— Морды русские, это да, — согласился Илья. — Не поверишь, церковь сожгли по пьянке.
— Матерь Божья, — сказал Иванище, — тогда они все могут. Тогда я спокоен за тебя. Где ты нашел таких уродов?
— У митрополита одолжил! — гордо сообщил Илья.
Сейчас ловцы залегли вдоль дороги, по обе стороны. Микола, очень недовольный возложенной на него скучной обязанностью, сторожил ладью. Денису Илья строго-настрого приказал укрыться в монастыре и носу не казать наружу, пока шум не утихнет. Монах ахал и охал, сокрушался, что не принес никакой пользы, но был, похоже, втайне рад. Долгополого Илья тоже хотел услать, однако не на того напал. «Я буду рядом, — сказал бывший храбр. — Сяду на холме, посмотрю. И хватит ругаться, ты мне не указ. Может, я хочу написать князю большое письмо о новом подвиге Урманина. Не выдумывать же! Это только летописцы корябают при свечке, что им начальники укажут. А я передаю истинную правду, своими глазами виденную при ясном свете дня!».
Взяли с ладьи два десятка луков, длинные копья оставили, все равно с ними было не развернуться в узком месте. Приготовили топоры и кистени. Насадили лезвия рогатин на посохи, закрепили втулки железными шипами. Перехваты-»рога» ладить к древкам не стали, перехваты от медведя, а человек в тесной сшибке за них уцепиться может.
Илья примерил рогатину к руке и решил, что двое-трое мечников за раз ему не страшны.
Оставалось ссадить мечников с коней на землю...
— Едут, — просто сказал Иванище. — С Богом, брат.
Вдалеке засверкали начищенные доспехи и поднялась пыль.
— С Богом, — ответил Илья. Попытался одним движением скинуть рясу и с треском разорвал ее надвое.
— Я знал, — Иванище хмыкнул. — Ладно, теперь иди и так же порви этих. Да пребудет с тобой благословение Господне!
Илья перекрестился, кивнул и побежал по холму вниз, приседая, широко раскинув руки, чтобы вдруг не вспахать землю носом.
Он бесшумно прошмыгнул между деревьев, толкнул Касьяна, высунулся к дороге, махнул рукой своим по ту сторону. Принял рогатину, встал на выбранное место. Засада сильно растянулась, это беспокоило Илью, но иначе было нельзя — как еще запереть конницу в роще? Перекрыть оба выхода по дороге, вынудить к отступлению вбок, между деревьев, где ловцы заведомо сильнее. Эх, сюда бы русскую чащу вместо этой жидкой заросли.
Эх, сюда бы проверенных сечью дружинников вместо ловцов, которых Илья не знает в деле.
Эх, меду бы!
Послышался топот копыт.
Конница шла рысцой, ни быстро, ни медленно, втягивалась в рощу, вот уже промелькнули головные, идут бок о бок, в два ряда, как и предполагал Илья... Где Цула? Есть! Ишь, красавец раззолоченный. Ну!
Урманин дунул.
В этот свист Илья вложил не всю силу — всю душу. Останься жив Соловый, признал бы нынче храбра за своего. Яростный скрежет разорвал небо, стряхнул пыль с листвы. А потом Илья дико и тоскливо взвыл. Само получилось.
И вторя ему, с бешеным ревом выметнулись на дорогу ловцы.
Илья выскочил из-за дерева и тут же шагнул обратно — мимо проломился, едва не затоптав его, обезумевший конь. На дороге всадников больше не было, одни пешие. Некоторые лежали, кто со стрелой в горле, кто просто расшибленный. Кувыркались в пыли кони, судорожно бьющие копытами. Повсюду валялись длинные копья, брошенные стражей. И со всех сторон орудовали рогатинами ловцы.
Херсониты споро отмахивались мечами, однако тяжелые окованные железом двуручные копья новгородцев были явно сильнее. Броня мечников неплохо защищала от пробоя рогатиной, но не могла сдержать мощь удара. Тут и там мечники валились наземь и уже не успевали подняться. Несколько самых опытных сгрудились посреди дороги, заслоняя стратига. Георгий Цула сидел, обхватив руками кудлатую голову. Похоже, ему разрубили шлем метко брошенным топором.
Ловцы теснили херсонитов, окружая. Ловцов набежало много, очень много. Илье просто некуда было сунуть рогатину. Он быстро огляделся и заметил, что по двое-трое новгородцев стоят на выходах из рощи. Кто-то уже бегал, собирая уцелевших коней.
Из-за спин наступающих в мечников полетели топоры, и это решило дело. Ошеломленного стратига подняли на ноги, связали, заткнули ему рот собственным рукавом. Между делом обрвали все золотые украшения.
— Лежачих проверить! Каждому глотку перерезать, живому и мертвому! — распоряжался Касьян, запыхавшийся и окровавленный. — Не жалей их, братцы! Ни один уползти не должен, а то нам худо будет!
Илья озирался в легкой растерянности. Надо же, опять ему не дали подраться.
— Держи! — закричали в том конце рощи, что смотрел на город.
Илья не видел, что творится, но угадал направление. Бросился под деревья и побежал к подножию холма. Выскочил на открытое место. Далеко впереди наискось по склону рысил конь. А за ним во все лопатки несся херсонит без меча и шлема.
— Лучники! — рявкнул Илья.
Поздно. Не достать. Уйдет хитрец даже если не поймает коня. Сейчас исчезнет за гребнем холма и...
Перед улепетывающим херсонитом вдруг поднялся некто громадный, в длинном паломническом одеянии. Будто из-под земли вырос. Одной рукой перехватил коня под уздцы. А другой коротко взмахнул.
Беглец ткнулся носом, кувыркнулся через голову и замер.
Илья шумно выдохнул. И поспешил обратно к дороге.
— Коней уцелело десять, — доложил Касьян. Провел рукой по лбу, утирая пот, размазал кровь. — У нас все.
— Все?!
— Раненых много, я не считал еще, но совсем тяжких нет, больше руки посечены. Идти смогут.
Илья понял, что стоит с широко открытым ртом. Усилием воли подобрал челюсть.
— Сажай раненых на коней по двое, — сказал он наконец. — Прочих сейчас же отправляй к ладье бегом. Как-нибудь выберемся.
Подошел радостный Иванище, ведя в поводу упирающегося жеребца.
— Держи зверя! Крепкий, в самый раз по тебе.
— Славно ты ворога на бегу свалил.
— Воистину Господь свет мой и спасение мое! Думал, разучился ножики кидать, а вознес молитву — и оказалось, могу еще, могу! Хлоп — и в глаз по самую рукоятку!.. Давайте, братцы, убегайте быстренько. И я побегу. Делать мне тут более нечего. Много наших полегло?
— Ни единого, — Илья помотал головой, сам не веря.
Иванище расплылся в улыбке.
— Твоя заслуга, брат. Мне сверху было видно. Ты своим посвистом всех всадников наземь сдул. Да еще не каждый встал, кони их потоптали, обезумев со страху. Чудо ты сотворил с Божьей помощью!
Илья забрался в седло.
— А хотя бы и так, — бросил он небрежно. — Теперь надо отсюда уйти целыми. Вот это будет чудо. Удастся — всю Десятинную свечками утыкаю. Касьян! Ну чего ты возишься?
Илья принял Цулу, уложил его перед собой поперек носом вниз. Осмотрел свое воинство. Сильно раненые, наспех перевязанные, сидели по двое на конях. Прочие, с Касьяном во главе, собрали оружие и были готовы к пешему отступлению.
— Как доберемся до ладьи, отправлю двоих с конями тебе навстречу, — пообещал Илья Касьяну. — Ходу, молодцы! Ну, Иванище, благодарю за все, и прощай.
— Ступай с Богом, брат, — сказал Долгополый. — Передай Борьке... Если буду жив, когда-нибудь я вернусь.
И исчез за деревьями.