загромыхав железом, пошел, пошел, раздвигая ветви. Каменная стена
обрывалась, дальше были видны остатки полуразрушенной башни. От стены
замка и до развалин протянулась блестящая дорожка. Она показалась мне
застывшей поверхностью воды, потом просто зеркалом, но, когда Гендельсон
вступил на нее и пошел, звякая рыцарскими шпорами, я с холодком по всему
телу понял, что вижу нечто вовсе не из этого мира...
коснуться поверхности пальцем. В глаза ударил ослепительный свет. Я от
неожиданности вскрикнул, выпрямился, но дорожка уже исчезла. Передо мной
отчаянно размахивал руками и кричал Гендельсон. Под его подошвами
мелькнула крыша замка, а затем далеко внизу поплыла серебристая шкура
леса.
Мои руки уперлись в упругие стенки. Они подались совсем чуть, тут же
отпихнули обратно. Встречного ветра нет, хотя прет нас с приличной
скоростью. Гендельсон все борется со шлемом, дрожащие руки пытаются
приподнять, там что-то зацепилось, видать, за свиную морду, он все
дергал кверху, хотя сейчас как раз бы опустить, отгородиться от всего
ужаса...
мха. Энергетическая капсула или магический шар несется со скоростью
самолета. Кочки мха разве что для Гендельсона, я летал на самолете, знаю
как выглядит лес с высоты десяти тысяч метров... Но если мы в
беспилотном режиме, то и прибудем на такую же точно площадку. Это словно
кабинка фуникулера. Только этот фуникулер включается на время парада
планет... Значит, надо отдать камень и - спасибо-спасибо, никакого
застолья, давайте медаль, и мы отбываем, такие люди везде нужны...
счастью, под ногами ровный твердый пол, нечто матовое, но лучше не
смотреть, все-таки мы не пернатые, а у обезьяны врожденный страх перед
падением с дерева.
освещала их холодно, но любовно. Лед искрился, горел белым огнем. Горы
приближались, Гендельсон воскликнул:
так, то можно к утру и вернуться... Гендельсон рядом рухнул на колени,
пол выдержал эту гору железной скорлупы с нежным сочным мясом внутри, а
Гендельсон начал истово и громко молиться, стукаться лбом о силовой пол,
все получалось беззвучно, если бы еще и молитву удалось заглушить...
выглядело, как угольная яма на звездном небе. Нас несло прямо к нему.
Гендельсон все еще бормотал молитву, я напрягся, облачко начало
разрастаться. Внутри черноты сверкнуло, оттуда докатился тяжелый грохот.
Я похолодел, это не грохот, а раскатистый смех - холодный, как ночь,
жестокий.
Пальцы вздрагивают, черное облако уплотнилось, по бокам разрослись
черные крылья, настоящие крылья, как у летучей мыши, сформировалось
тело, человеческое, голова увенчана рогами, на месте глаз свернули две
багровые звезды. Гендельсон вскрикнул:
лезвием. Лезвие расширяется к концу, лунный свет заиграл на металле,
синеватом, усыпанном звездными искрами.
нами. Могучие руки начали поднимать меч. Теперь я отчетливо видел лицо:
человеческое, чисто выбритое, но лучше бы это оказалось лицо зверя: на
этом лице отпечатались все пороки, все мерзости человеческой натуры.
Толстые чувственные губы изогнулись в презрительной усмешке.
Сейчас будете моими целиком...
Молот описал короткую дугу и вернулся в мою ладонь, даже не
приблизившись к черному ангелу. Я с криком отдернул ладонь, раскаленная
рукоять обожгла пальцы.
вскрик. Нас озарило ярким радостным огнем, словно в квартире вспыхнула
столамповая люстра. Лезвие черного меча ударилось над самыми нашими
головами о сверкающий радостными искрами светящийся меч. Его держал в
обеих руках белый ангел с распахнутыми лебедиными крыльями.
злобно, вскинул меч и обрушил на светлого. Тот парировал удар, хоть и с
трудом. Черный перехватил меч обеими руками, нанес удар снова. Светлый
подставил сверкающее лезвие. Его руки тряхнуло, я услышал стон, как
будто застонало само небо.
парировал с трудом, его шатало, он начал задыхаться. Черный вскричал
победно:
- Нет... бой еще...
обрушилось на светлого, что сверкающая полоса с легким звоном
переломилась. Черное железо ударило светлого в грудь. Тот закричал в
смертной муке. Из глаз ударили снопы огня, нас тряхнуло, Гендельсон
жалобно кричал, ветер ударил снизу. Я чувствовал себя так, словно лифт,
в котором еду, вдруг оборвался, ноги отрываются от пола...
задувал в штанины, вырвал из-под тугого пояса рубашку, задрал кверху и
колотил по лицу, стараясь накрыть с головой. Мелькнули огромные руки
светлого ангела. Он обхватил наш шар и падал вместе с ним. Черный летел
сверху, я увидел его горящие торжеством глаза и занесенный над головой
меч.
пиками заснеженных гор, так ярко залиты серебряным светом луны, затем
треск веток, сильный удар. Я покатился по склону, ударился о твердое,
меня отшвырнуло, ударился снова. Цепкие клешни ухватили за бедра, больно
сжали.
повернуть голову, там залитый лунным светом лес. Редколесье, свет легко
проходит до земли, а где просвечивает сквозь ветви, там на земле
расстелено призрачное кружево. Клешни не совсем клешни, а развилка
старого клена. Втиснуло с разгону так, что едва высвободился, оба ствола
с облегченным кряхтением сдвинулись на прежние места.
слюна совсем темная. Правая рука немилосердно болит, от плеча до локтя
черная, то ли в крови, то ли грязь. Молот на поясе, нож тоже уцелел, а
меч я же оставил со всеми доспехами. Насколько помню, во время схватки
ангелов нас стремительно относило в сторону от маршрута. Кажется, на юг.
А если так, то не значит ли, что дьявол начал претворять в жизнь свой
гроссмейстерский план?
привыкли, хорошо различаю посеребренные стволы деревьев, темные кусты с
блестящими поверху листьями. Вообще-то разумнее вниз, там ручьи, реки,
возле рек - люди, но инстинкт или человеческое упрямство заставили
переть по крутому склону вверх. Сейчас надо определиться, куда меня
забросило, а потом по прямой пробираться в Зорр. Накаркал, сказал
Лавинии, что обернусь за сутки... Никогда нельзя такое брякать, черт
услышит и тут же подгадит...
иду, бегу, лечу. Жди... только дождись меня. Только дождись...
у зверя, уши уловили человеческий голос. Деревья раздвинулись, на
залитой лунным светом поляне железная фигура на коленях громко взахлеб
молится, то вскидывая залитое слезами лицо к закрытому темными кронами
небу, то роняя голову на грудь, а то и припадая к земле, что с таким
брюхом совсем непросто.
страх, изумление, даже облегчение, он сказал быстро:
Значит, тебе еще предстоит что-то сделать...
лучше меня. Хоть дорогой плащ изорвало в клочья, зато шлем и доспехи
сохранили жирное тело от ушибов и переломов. Доспехи, которые Терентон
требовал снять, как раз и спасли. С таким рыхлым телом от этой жирной