прекраснее другой. Он слушал. Потом спросил: "Твой отец тоже был докер
и жил здесь до мировой войны?" - "Разумеется, - ответил я. - Мы
потомственные докеры, здесь трудились всю жизнь и отец мой и дед".-
"Как он жил, твой отец, лучше, чем ты?" Я сказал, что нет, не лучше.
Помнится, семья и в те годы считала каждый пфенниг, лишь по праздникам
ела мясо. "Вот видишь, - сказал он, - выходит, так было и прежде. А
ведь до войны Германия имела и жизненное пространство, и место под
солнцем, и колонии, и всякие прочие штуки, о которых сейчас вопят
нацисты. Имела все, а твой отец, докер, едва сводил концы с концами.
Почему ты уверен, что теперь все изменится и каждый рабочий будет
кататься, как сыр в масле?" Настроение у меня упало. Я стал
придираться к его словам. "Ты сердишься, Юпитер, - улыбнулся он, -
значит, ты неправ".
себя. Видимо, стыдно было признаться в этом... Вот как мы
познакомились. Его звали Отто Шталекер. Оказалось, что работаем на
одной верфи, только на разных стапелях. Он был механик, а я слесарь.
Мы подружились, хотя он и постарше годами, после смены поджидали друг
друга, вместе ходили в кабачок, если водились деньги. Даже женились на
подружках - наших жен и по сей день водой не разольешь... Когда я
перебрался в Остбург, туда же переехал и Отто. Работали на одном
заводе. Началась война, меня забрали в вермахт, Шталекера же оставили
- он большой специалист в своем деле...
того не знаю. Но у Шталекера старые счеты с наци. Мерзавцы замучили в
лагере его старшего брата. Побывала в их лапах и жена Отто. Словом, он
глотку б им перегрыз, если бы мог. Это уж точно.
дела в своем Остбурге, а?
этот... как его?
вашу сторону. Сидит теперь в каком-нибудь лагере военнопленных, вроде
этого. Если, конечно, его не подстрелили по дороге.
дезертировать.
Не мог - и баста.
знакомы года полтора, с тех пор как попали в одну роту.
окончится война или произойдет обмен пленными.
туго - плохо с продуктами, да и Остбург частенько бомбят. Хоманн
рассказывал...
Хоманн совсем недавно побывал в Остбурге. Ему дьявольски повезло. И
случилось это, когда он был назначен в караул - охранять склад
провианта. Хоманн заступил на пост в полночь и только успел раза два
пройтись вдоль стены склада, как был окликнут какими-то солдатами,
которые оказались неподалеку. "Разиня, - кричали солдаты, - погляди-ка
назад!" Хоманн обернулся и обомлел: окно склада светилось. Причем свет
то усиливался, то почти совсем исчезал. Хоманн понял, что на складе
возник пожар, высадил раму, влез в окно. Горела куча пустых ящиков,
стоявших у стены. Хоманн раскидал их, принялся гасить пламя. Когда
вызванные по тревоге люди прибыли, пожар был уже ликвидирован.
Разумеется, Хоманна сменили, отвели в караульное помещение, дали
прийти в себя. А наутро он был вызван командиром батальона, и тот
наградил его отпуском. Хоманн побывал в Остбурге, привез письмишко от
моих. Вернувшись, ходил озабоченный, мрачный. Что-то его беспокоило.
Теперь я знаю что. Георг Хоманн обдумывал свое намерение. И - выполнил
его. Вот и вся история, господин офицер.
пленным - весьма важно. Это подсказывала интуиция, обостренное чутье
следователя и разведчика. И еще одно чувство возникло во время
допроса: какая-то неясная тревога. Аскер вдруг ощутил потребность
побыть одному, подумать, покурить... Он отправил пленного, вышел за
черту лагеря, в сосновый бор.
задумчивости глядя вверх, где между мохнатыми ветвями елей и сосен
светлело бледно-голубое небо. Затем он вернулся и приказал привести
командира роты лейтенанта Шульца.
на тонком лице, которые он близоруко щурил. Выяснилось, что Гуго
Шульц, работавший до войны продавцом в книжном магазине, стал офицером
всего года полтора назад. До этого медицинские комиссии браковали его:
он очень близорук, носит специальные очки. В конце концов его все же
взяли в армию. Он был послан на ускоренные курсы офицеров, окончил их
и оказался на фронте - сначала взводным, а потом заменил убитого
командира роты. Остальное известно.
Шульц. Похоже было, что лейтенант говорит откровенно, не хитрит.
Отвечая на вопросы следователя, он назвал больше десятка своих солдат,
наделяя каждого краткой характеристикой. Наконец дошла очередь до
Хоманна. Шульц сказал:
Только я говорю это вовсе не потому, что однажды Хоманн спас мне
жизнь... Так требует справедливость.
Аскер.
- Признаться, я никогда не подозревал, что могу быть обвинен в
пристрастии или...
был Хоманн. Вспомнили?
действительно совершил такой уж выдающийся поступок?
своему командиру - то есть вам. Это так?
наградили?
следователь. - Нет, господин майор, история прошла незамеченной.
реляцией о героизме Хоманна.
- не вы? Говорите правду.
но подал его я не по своей воле. Мне было приказано.
Хоманна к себе, детально обо всем расспросил, похвалил. Он сказал, что
не совершил ничего особенного. Опасности пожара фактически и не было.
Горели ящики, сложенные у стены. Они были обособлены. Стены, пол,
потолок - земля и камень, гореть нечему. Даже краска на стенах не
масляная, а известка. В том помещении не было больше ни ящиков, ни