В четверг, наконец, я решился.
Она сделала попытку рассказать мне о происшедшем, но я, сдерживая
волнение, и понимая ее состояние, прервал ее.
- Не надо, милая, я все знаю.
- Я не переживу этого, Ваше величество, я не смогу...
- Ну что ты, милая моя затворница, это жизнь, а в ней всякое бывает.
- Меня будто грязью вымазали.
- Прекрати называть меня величеством. - Потребовал я, пытаясь отвлечь ее
от дурных мыслей.
- Но почему, Ваше величество?
- Потому что с этой минуты ты моя царица, а я твой раб и ты можешь
приказывать мне все, что угодно. Даже повеситься я готов для тебя.
- Не говорите глупостей, Ваше величество, только этого мне сейчас не
достает!
- Прости, Вероника, я безнадежно поглупел, в тот самый момент, когда ты
появилась в моей жизни, царица моя!
Раз моя смерть пугает ее, значит, она не равнодушна ко мне.
- Меня никогда не называли царицей. Я была девушка по вызову. Ваше
величество, зачем я вам?
- Не смей говорить так, ты была, и вечно будешь моей царицей Несмеяной, -
сказал я, пытаясь развеселить ее, - ты ведь у меня никогда не смеешься.
- Меня всегда унижали и покупали, - голос у нее задрожал, - а это совсем
не смешно, Ваше величество. До сих пор я была вещью, у которой есть своя
цена, а теперь...
- А теперь ты моя повелительница и я твоя вещь.
В ответ я услышал тихое всхлипывание.
Вероника плакала, ее горькие и очищающие душу слезы, вселяли надежду в
мое истерзанное горестными думами сердце.
Глава девятнадцатая
Права и обязанности царя
Шли дни. Тип, казалось, исчез навсегда.
Наступила осень. За окном завывал ветер и изредка хлестал по стеклам
холодный дождь.
Пасмурная погода усугубляла мою тоску по Веронике. Я звонил ей в
последнее время все чаще и чаще. Мы говорили часами, и об этом, кажется,
стали шушукаться дворцовые сплетники. Опасаясь, как бы наше невинное
занятие не дошло до рава, я стал общаться с ней только по ночам. Залезу в
постель, натяну одеяло на голову и начинаю говорить ей о своей любви.
Точно так же в детстве я читал книги под одеялом и мама, потом искала по
всем углам мой фонарик, чтобы отвадить меня от этой вредной привычки.
В один из таких грустных дней ко мне явился премьер-министр Самир.
Вечную сонливость его как рукой сняло. Походка у него на сей раз, была
вперевалочку, и я понял, что и он увлекся гиревым спортом.
- Какую гирьку носишь, премьер? - без обиняков спросил я.
- За триста грамм перевалило, - сказал он с гордостью.
- Ну и как?
- Нет слов! Потенции заметно поприбавилось.
Несмотря на бравый вид и веселое расположение духа, он был, кажется,
чем-то весьма озабочен и, видимо, хотел, но не решался открыться мне.
- Смелее, смелее, господин премьер, - подбодрил я его, - что-нибудь не
так на международной арене?
- Там, как раз, временное затишье, а вот внутренняя политика...
- Выкладывай, не тяни!
Я приготовился к худшему.
- Ваше величество, кабинет министров уполномочил меня заняться вашими
семейными делами.
- С какой это стати, вы и кабинет считаете себя вправе совать нос в мои
личные дела? Меня, например, нисколько не интересует, что и как вы
проделываете со своей законной женой. Хотя, судя по весу вашей гирьки, у
нее есть основания, жаловаться на вас.
Премьера явно огорчило мое раздражение, и он попытался пустить в ход всю
дипломатию, на которую был способен.
- Ваше величество, - сказал он, раздувая, по своему обыкновению, щеки,
что еще более делало его схожим с грызунами, - со своей законной женой я
давно уже пришел к полной половой гармонии, а вот ваши жены обратились в
правительство с жалобой на отсутствие внимания со стороны августейшей
особы.
- Что это значит?
- А это значит, что августейшая особа, то есть вы, пренебрегаете вашими
прямыми супружескими обязанностями.
- Импотенты грязные! - заорал я, но тут же взял себя в руки. - Какое дело
моим монстрам до моих супружеских обязанностей?
Называя так своих министров, я хотел побольнее пнуть премьера, но он
оставался невозмутим, будто и не заметил моей подколки. Улыбка у него была
такой же круглой и идиотской, как и его заспанное лицо:
- Заблуждаетесь, Ваше величество, согласно галахическому постановлению
рава Оладьи, супруга может требовать развода, если супруг не выполняет
своих законных прав.
- Ну так пусть себе и разводятся на здоровье. Лично я всегда готов!
- Легко сказать, - Ваше величество, - вы ведь лицо легендарное и не зря
молва приписывает вам силу и мудрость. А тут вы с женами никак не
поладите. Это может привести к тому, что авторитет ваш в глазах народа
резко падет, а он, ведь чего доброго и свергнуть вас может.
- Ну и хрен с ним, пусть свергает.
- Я не знаю с кем он, хрен-то этот, - укоряюще заметил премьер, - но к
женам вы входить обязаны, это постановление рава Оладьи.
Я тут же вспомнил предупреждение Типа - "Вероника жива, пока вы ладите с
равом" и поспешил согласиться с ним.
Пообещав премьеру отнестись к данной проблеме с подобающей серьезностью,
я отослал его ко всем чертям и дал волю своему гневу. Ну вот, достал таки
меня, курва марокканская! Я тебе припомню это старый развратник.
И все-таки, куда же запропастился Тип. Я уже физически ощущал потребность
в нем. Все застопорилось, запуталось и зашло в тупик. И развязки без этого
пройдохи в галифе я не видел на горизонте.
Я позвонил Веронике и рассказал ей о коварных замыслах рава:
- Не смейте препятствовать ему, - заволновалась Вероника, - это такой
мерзопакостник! Вы просто не представляете себе, какой он страшный человек.
- Что он может мне сделать?
- То же самое, что сделал своим слугам - поотрезал им языки, чтобы не
выносили сор из избы.
- Господи, что же с ними стало?
- Они от него поубегали к вашему предшественнику Соломону Второму.
Только теперь я понял, почему вся придворная челядь у меня немая. Мой
предшественник, видимо, тоже нуждался в людях, которые умеют молчать.
- Сегодня же войдите к женам, - настаивала Вероника.
- О чем ты говоришь, лапонька, я не собираюсь изменять тебе!
- А я не хочу терять вас.
- Это ты серьезно?
- Да, вы первый человек, которому я это говорю.
- Знай же, девочка, что и ты первая женщина на Ближнем Востоке, которую я
по-настоящему полюбил.
- Я рада это слышать.
- Я тоже рад, и все-таки ты требуешь невозможного. Я не привык предавать
тех, кто мне дорог.
- Умоляю вас, сделайте это. Не выполнить требование рава, означает
погубить себя и меня.
- Но я люблю тебя, Вероника. И не хочу видеть рядом с собою никого кроме
тебя.
- Умоляю вас, Ваше величество!
- И не проси, коснуться другой женщины для меня невыносимая мука.
Я уж столько раз касался других, любя ее, что даже не покраснел,
утверждая это.
- Сделай это для меня, Шура! - неожиданно произнесла она, - я умру, если
ты не сделаешь этого.
Не ослышался ли я? Она впервые назвала меня по имени.
- Конечно, конечно, родная, я всегда готов сделать все, о чем ты
попросишь.
Глава двадцатая
Оргия
Я действительно готов был сделать для Вероники что угодно, даже Это, и
поэтому дал команду премьеру:
- Подберите мне кандидатуру на ночь, я намерен приступить к своим
обязанностям.
Премьер, однако, злорадно заметил, что одной кандидатурой тут, пожалуй,
не отделаться и, кроме того, право выбора в данном случае не входит в его
функции, подыскивать подруг я обязан сам.
- Через час они соберутся у бассейна, - сказал хомячок, - и вы сделаете
свой выбор.
В указанное время огромная толпа юных жен действительно дожидалась меня у
бассейна.
- Австралийский набор, - сказал хомяк, усаживая меня в кресло, - если
желаете, я приглашу жен из Южной Африки.
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Шилова Юлия