направлялась копия документа. Против его фамилии темнела маленькая галочка.
Обе бумаги поступили в одно утро, и при нормальном положении дел полковник
Роллан мельком глянул бы на них, содержащаяся в документах информация осела
бы в его необъятной памяти, а они сами ушла бы в разные дела. Но полковника
заинтересовала фамилия, упомянутая в донесениях.
Европа) от постоянного резидента в Риме. В нем сообщалось, что Родин,
Монклер и Кассон все еще сидят на верхнем этаже отеля и их по-прежнему
охраняют восемь человек. Они ни разу не выходили из здания с тех пор, как
поселились там 18 июня. R3 направило в Рим дополнительных агентов, чтобы
держать отель под круглосуточным наблюдением. Инструкции из Парижа
оставались неизменными: следить, но не предпринимать активных действий. У
главарей ОАС, засевших в отеле, установился определенный порядок общения с
внешним миром (см. депешу римского резидента R3 от 30 июня). Курьером
являлся Виктор Ковальски.
рядом с гильзой от 105-миллиметрового снаряда, выполняющей роль пепельницы и
до половины наполненной окурками. Его глаза пробежали депешу R3 от 30 июня,
остановившись на искомом абзаце.
отправлялся на главный почтамт Рима. Там одна из ячеек "до востребования"
была зарезервирована на фамилию Пуатье. ОАС не взяла отдельный ящик с
ключом, вероятно, из опасения, что его вскроют. Вся корреспонденция для
главарей ОАС адресовалась Пуатье и оставлялась у дежурного клерка. Попытка
агента R3 подкупить его провалилась. Клерк доложил начальству, и его заменил
непосредственный руководитель. Существовала возможность досмотра почты
Пуатье итальянской тайной полицией, но инструкции, полученные из Парижа,
запрещали сотрудничество с итальянцами. Подкуп почтового клерка не удался,
но продолжался поиск выхода на документацию оасовцев. Каждый день
корреспонденция, поступающая ночью на почтамт, передавалась охраннику, в
котором опознали Виктора Ковальски, в прошлом капрала Иностранного легиона,
служившего в Индокитае под началом Родина. Ковальски предъявлял поддельные
документы на фамилию Пуатье или письмо, подтверждающее его право на
получение корреспонденции. Если Ковальски хотел отправить письма, он ждал у
почтового ящика в главном зале, опускал их за пять минут до выемки почты, а
затем дожидался, пока всю корреспонденцию, вынутую из ящика, не уносили на
сортировку. Попытки вмешаться в процесс отправки или получения
корреспонденции ОАС связаны с применением насилия, что запрещено Парижем.
Иногда Ковальски звонит по междугородному телефону, но узнать номер, по
которому он звонит, или подслушать разговор не удалось.
донесений. Полиция Метца сообщала о задержании в баре в ходе обычного рейда
по проверке документов мужчины, который в завязавшейся драке чуть не убил
двух полицейских. Позднее в полицейском участке по отпечаткам пальцев его
опознали как дезертира Иностранного легиона, Шандора Ковача, венгра по
национальности, покинувшего Будапешт в 1956 году. Как следовало из справки
парижской полиции, известного оасовского головореза, разыскиваемого в связи
с убийствами полицейских в Алжире в 1961 году. По этим же делам разыскивался
и бывший капрал Иностранного легиона Виктор Ковальски.
раздастся: "Слушаю, мой полковник", приказал:
его, раз за разом возвращаясь к одному и тому же абзацу. А когда многие
парижане спешили на ленч, созвал небольшое совещание, пригласив в кабинет
личного секретаря, графолога из отдела документации, расположенного тремя
этажами ниже, - и двух здоровяков из своей преторианской гвардии.
среди нас и едва ли он добровольно согласится выполнить нашу просьбу, мы
должны составить, написать и отправить письмо.
в небольшой, но очень уютный отель на улице де Сюрен, отходящей от площади
Мадлен. Хотя по классу этот отель уступал "Д'Англетеру" в Копенгагене или
"Амиго" в Брюсселе, у англичанина были причины на то, чтобы остановиться в
более скромных апартаментах. Во-первых, он намеревался пробыть в Париже
более длительное время. Во-вторых, по сравнению с Копенгагеном и Брюсселем
возрастала вероятность встречи с кем-то из тех, кто знал его в Лондоне под
настоящей фамилией. На улице он чувствовал себя увереннее в черных очках,
мешающих опознать его, к тому же они выглядели вполне естественно в ярком
солнечном свете бульваров. Куда большей опасности подвергался он в фойе или
коридорах отеля. Менее всего хотел он услышать: "О, как я рад вас видеть", -
с последующим упоминанием его настоящей фамилии в присутствии портье,
записавшим его в книгу регистрации под фамилией Даггэн.
завтракал в номере. В гастрономическом магазине на противоположной стороне
улицы он купил банку английского мармелада и попросил горничную, чтобы
мармелад приносили ему на завтрак вместо каждодневного джема из черной
смородины.
несколько слов по-французски с резким английским акцентом и улыбался, когда
обращались к нему. На вопросы администрации он неизменно отвечал, что всем
доволен и не имеет никаких претензий.
любезен, настоящий джентльмен, - и портье полностью с ней согласился.
Парижа и, сверяясь с маленькой записной книжкой, отметил на ней места, где
хотел бы побывать. Туда он и отправлялся каждое утро, отдавая должное
архитектурным достоинствам одних и исторической известности других.
разглядывая монумент и верхние этажи и крыши домов, окружающих площадь
Звезды. Всякий, кто следовал бы за ним в те дни (никто об этом и не
помышлял), не мог бы не отметить, что у месье Османа1 появился еще один
тонкий ценитель. Да и кто мог подумать, что элегантный английский турист,
потягивая кофе и любуясь величественными зданиями, прикидывает в уме границы
сектора обстрела, расстояния от верхних этажей до Вечного огня, мерцающего
под Аркой, и шансы спуститься незамеченным по пожарной лестнице, чтобы
раствориться в толпе.
французского Сопротивления в Монвалерьен. Шакал прибыл туда с букетом
цветов, и служитель, тронутый уважением, проявленным англичанином к его
соотечественникам, участникам Сопротивления, оказал ему особое внимание.
Служитель не замечал, что взгляд гостя постоянно скользит от входных ворот к
высоким стенам тюрьмы, мешающим обзору двора с верхних этажей соседних
домов. Два часа спустя он уехал, отблагодарив служителя щедрыми, но не
чрезмерными чаевыми.
отелем Инвалидов, где находятся могила Наполеона и храм славы французского
оружия. Особенно привлекла его западная часть огромной площади, и он все
утро просидел в кафе на углу между улицей Фабер и миниатюрной площадью
Сантьяго дю Чили. С шестого или седьмого этажа поднимающегося над его
головой дома номер 146 по улице Гренель, пересекающейся с улицей Фабер под
углом в девяносто градусов, в поле зрения снайпера, рассчитал он, попадут
парк Инвалидов, большая часть площади Инвалидов, две или три улицы. Хорошее
место для наблюдения, но не для убийства. Во-первых, расстояние от верхних
этажей до усыпанной гравием дорожки, ведущей от Дома инвалидов к площадке,
где останавливаются машины, превышало двести метров. Во-вторых, на линии
огня оказывались ветки высоких лип, растущих на площади Сантьяго, с которых
голуби роняли помет на плечи безмолвной статуи Вобана1. Вздохнув, Шакал
расплатился и ушел.
лабиринтах Иль де ла Сите, были лестницы черного хода, аллеи и переулки, но
расстояние от дверей кафедрального собора до машин, подкатывающих к самым
ступеням, составляло несколько метров, а крыши площади дю Парви находились
слишком далеко, в то время как крыши крошечной площади Шарлемана - слишком
близко, не говоря уж об их доступности для агентов службы безопасности.
появился там 28 июля. Когда-то она называлась площадь Рен и была
переименована пришедшими к власти голлистами в площадь 18 июня 1940 года.
Глаза Шакала задержались на недавно повешенной табличке с новым названием.
Ему вспомнились строчки, прочитанные им прошлым месяцем. 18 июня 1940 года -
день, когда одинокий, но гордый изгнанник взял в Лондоне микрофон, чтобы
сказать французам, что, проиграв битву, они не проиграли войну.
которым у парижан военного поколения связано столько воспоминаний, приковало
взгляд наемного убийцы. Неторопливо оглядывал он залитое асфальтом
пространство, рассеченное потоками транспорта, выплескивающегося с бульвара
Монпарнас, улиц д'Одесса и Рен. Он смотрел на высокие, с узкими фронтонами
дома на каждой стороне улицы Рен. Затем взглянул на железнодорожные пути и
вокзал, перед которым кишели частные автомобили и такси, привозящие и
увозящие тысячи пассажиров. К зиме от старого здания осталась бы только
тень. В 1964 году после открытия нового вокзала, построенного в пятистах
ярдах, его собирались снести.
на улице Рен. Он стоял лицом к площади 18 июня 1940 года, убежденный, что
президент Франции выйдет на нее в определенный день. Существовала
вероятность, что де Голль появится и в других местах, которые Шакал посетил
в последнюю неделю, но здесь, он это чувствовал, появление президента
неизбежно. Скоро не станет вокзала Монпарнас, его колонны переплавят на
изгороди окраин, а привокзальная площадь, видевшая унижение Берлина,
Прозоров Александр
Лукин Евгений
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Шилова Юлия