Чтение 15–й страницы книги ~Подставная фигура.~

- Пусть зайдет.

Почти сразу распахнулась дверь.

- Разрешите?

У вошедшего - лицо интеллигента в пятом поколении, большие, широко
расставленные глаза, безукоризненные манеры. Яскевич заведовал
Западно-Европейским сектором с 1994-го и был одним из приближенных людей
бывшего Директора. Тот сам относился к "высоколобым" и не боялся окружать
себя такими же.

- Садитесь, Станислав Владимирович, - пригласил Золотарев. - Что вы
думаете о последнем сообщении Артура?

Яскевич отличался тем, что помнил все шифровки, проходящие по его
сектору.

- Думаю, что это ерунда. Томпсон и его жена сидят в английской тюрьме уже
двадцать восемь лет. И еще им осталось два года.

- А Артур видел его в Ницце. Причем с молодой и привлекательной женщиной.
Явно довольного жизнью.

- Явная ошибка. Другого объяснения быть не может. Золотарев кивнул, будто
соглашаясь.

- Ну а если все же не ошибка?

- Перевербовка? - Яскевич пожал плечами. - Столько лет прошло. Бен давно
умер. Какое все это сейчас имеет значение?

- Лорд Колдуэлл давно умер, - снова согласился Золотарев. - Но в силу
ряда причин, о которых речь пойдет позднее, нам крайне необходимо знать,
какой ориентации он придерживался в последние годы жизни.

- После ареста Птиц он был настолько напуган, что отказался поддерживать
с нами какие-либо контакты.

- И это все, что вам известно?

- Все. - Подполковник кивнул.

- А вот судя по анализу деятельности Гордона Колдуэлла, дело обстоит не
так просто.

Золотарев придвинул четыре листка аналитической справки.

- Итак, агент Бен - серый кардинал Лейбористской партии, очень
влиятельная фигура в правительстве Великобритании. До 1971 года лоббировал
нашу политическую линию. Потом его поведение резко изменилось...

Приподняв брови, генерал многозначительно взглянул на подчиненного.

- В 1978-м он возглавил комитет ООН по Африке, а год спустя Борсхана
расторгла договор о разворачивании наших ракетных баз. В восьмидесятом Мулай
Джуба неожиданно отказался от контракта с СССР на шлифовку крупной партии
алмазов и подписал его с "Де Бирс". Страна понесла огромные убытки. Позднее
Колдуэлл поддерживал сепаратистские стремления в странах Балтии, способствуя
распаду Советского Союза.

Золотарев отбросил схваченные скрепкой листки.

- Чем объяснить такую перемену? Раскаянием, страхом, угрызениями совести?
Или тем, что Птицы выдали его и он стал работать на МИ-5 или ЦРУ? Или - или.
И мы должны совершенно точно знать - в каком "или" тут дело.

- Колдуэлл умер, - сказал Яскевич. - Но Птицы живы. Он все понял.

- Верно, - кивнул Золотарев. - Кто у нас в Лондоне - Худой? Пусть
пошерудит вилами в Уормвуд-Скрабз2.

Яскевич озабоченно потер щеку. Ему не хотелось возражать начальству, но
генерал явно утратил представление о сегодняшних возможностях Службы.

- Боюсь, Иван Федорович, вряд ли он сумеет запустить руку в особорежимную
тюрьму... Золотарев набычился.

- Вряд ли! - уже твердо повторил Яскевич. - Наши позиции здорово ослабли.
И в Лондоне, и во всей Западной Европе. Агентурная сеть расползлась в
клочья, новых приобретений практически нет. Да вы сами знаете. Столько
перебежчиков, столько провалившейся агентуры... От наших офицеров
шарахаются, как от чумы. Сейчас с большей охотой станут сотрудничать с
сальвадорской разведкой, чем с русскими... К тому же тюремный персонал...
Это не какого-нибудь докера вербануть за кружкой пива. С Худым никто не
станет работать.

Золотарев встал из-за стола, прошелся по кабинету. Мягко прогудел аппарат
прямой связи с Директором СВР, генерал подхватил трубку с молодцеватой
лихостью лейтенанта:

- Слушаю, Сергей Сергеевич! Да. Хорошо. У Президента? Какие вопросы? Ну
да, обычные, сейчас все сводится к финансированию экономики... Я все
подготовлю. Есть!

Многозначительно посмотрев на подчиненного, Золотарев нахмурил брови,
вспоминая, о чем шел разговор.

- Итак, с Худым никто не станет работать. И возможностей заглянуть в
Уормвуд-Скрабз у нас нет. То есть вы свои возможности исчерпали?

Яскевичу стало неуютно. У генерала была фраза: "Человек, пропащий для
разведки". Услышав ее в свой адрес, можно было тут же собираться на пенсию.
А сейчас, похоже, она уже вертелась у начальника на языке.

Заработал факс на приставном столике. Белый язык плотной финской бумаги
полез наружу, загибаясь и словно дразня. Золотарев подошел к аппарату,
рассеянно прочитал сообщение, отложил в сторону.

- Очевидно, я не совсем точно выразился, товарищ генерал, - промямлил
Яскевич голосом, который был противен ему самому. - Просто обстановка очень
сложная, мы испытываем немалые трудности... И я надеюсь на ваш совет и
подсказку...

Начальник управления многозначительно покивал. Ему нравилось, когда перед
ним склоняли голову. Неторопливо потянувшись к сейфу, Золотарев открыл
тяжелую дверцу, извлек красную пластиковую папку. В таких обычно хранились
личные дела нелегалов.

- Вы забыли, что у Птиц был сын! - Он резко повернулся к Яскевичу. -
Когда они сгорели, его вывезли в Союз! Это было в июне семьдесят первого,
операцию проводил капитан Веретнев, псевдоним Слон!

Яскевич опустил голову и покраснел. Он чувствовал себя школьником, не
выучившим урок.

- Парень вырос, поступил в ПГУ3, прошел все мыслимые проверки и очень
хорошую подготовку, работал в Международной экспедиции ЦК КПСС, в девяносто
втором следы его затерялись! А он, между прочим, родился в Лондоне и по
английским законам является гражданином Великобритании! Вот метрика!

Генерал извлек из папки официальную бумагу с водяными знаками и четким
английским текстом, потряс ею перед носом окончательно раздавленного
Яскевича.

- И ему сам Бог велел официально прийти в администрацию тюрьмы и
поинтересоваться судьбой своих родителей!

- Вряд ли МИ-5 поверит в чистоту и невинность этого визита, - глухо
произнес Яскевич, чтобы хоть что-то сказать.

Золотарев улыбнулся. Это была улыбка превосходства, причем не того
примитивного должностного превосходства, которое признавал в нем Яскевич, а
превосходства профессионального, интеллектуального, наконец, в котором
начальник сектора напрочь ему отказывал.

- Наплевать. Даже если в Лондон заявится Иисус Христос собственной
персоной, контрразведка в него не поверит. Контрразведка и не должна никому
верить! Но интерес сына к родителям - достаточно обоснованный повод, чтобы
на нем можно было строить легенду. Разве не так?

Теперь он показательно драл Яскевича на его поле.

- Так...

- К тому же, если Макс... Кстати, вы знаете, что его оперативный
псевдоним Макс?

Яскевич, конечно же, не знал, но кивнул.

- Так вот, если Макс проявит хорошие способности и подтвердит свои
прежние характеристики, то мы можем вернуть его на службу!
Высококвалифицированные специалисты нам не помешают, верно ведь?

Яскевич кивнул еще раз.

- Вопрос только один: где он сейчас? И сопутствующий, но немаловажный:
где он был и что делал все эти годы?

Яскевич распрямился, лихорадочно вспоминая доклады подчиненных.

- Сейчас он в Москве, Иван Федорович. И мои люди имели с ним контрольный
контакт.

Генерал откинулся на спинку кресла, аккуратно вложил свидетельство о
рождении обратно в папку, тщательно закрепил зажим. Пауза затягивалась. У
Яскевича вспотели ладони.

- Ну что ж, подполковник, - наконец Золотарев поднял глаза. - Надеюсь,
что вы еще не пропащий для разведки человек. Держите!

И, как спасательный круг, протянул подчиненному личное дело Макса
Карданова.

* * *

Гигантский, из темного стекла, тетраэдр "Консорциума" был подобен вулкану
накануне извержения. Лава еще не выплеснулась наружу, она кипела внутри - в
обитых кожей и дорогими дубовыми панелями кабинетах, в Мраморном зале, где
проходило прощание с Куракиным и Бачуриным.

То, что осталось от них - куски обгоревшего мяса, черные остовы тел, -
все это лежало в массивных ореховых гробах, укрытое от взоров близких и
друзей тяжелыми полированными крышками, в которых отражался яркий свет
хрустальных люстр. При жизни они хорошо делали свою работу, они обеспечивали
безопасность фирмы, они кусались и хватали, вовремя нажимали на нужные
рычаги, они привыкли жить под давлением, как хищные глубоководные рыбы... И
само их предназначение сводилось к тому, чтобы умереть первыми, спасая
членов Совета управляющих или Директорат. И они свое предназначение
выполнили. Поэтому их и хоронят в гробах по десять тысяч долларов, поэтому
устроена торжественная церемония, на которую прибыли не только рядовые
сотрудники, но и высшее руководство. Ибо похороны - это завершающая оценка
всей жизни, назидание другим сотрудникам, подсказка, как надо себя вести,
чтобы со славой и почетом отправиться в мир иной.

Прощание началось сразу после полудня. Струнный квартет на галерее играл
"Реквием" Верди. На противоположной стороне за колонной стоял Фокин и,