Чтение 15–й страницы книги ~Смягчающие обстоятельства~

казательств - цепочка неудач следствия достигнет достаточной длины для
того, чтобы принимать всерьез любую версию!

Мы схватили воздух трижды.

Пожарники, балансируя на длинной и устрашающе хрупкой на вид выдвиж-
ной лестнице, тщательно осмотрели фасад девятиэтажки в месте предполага-
емого попадания пули, но следов рикошета не нашли. Поиски на площадке
между домами, к которым привлекли человек двадцать дружинников и нештат-
ных сотрудников, тоже не увенчались успехом - Эти попытки "найти иголку
в стоге сена" и по логике вещей должны были оказаться безрезультатными,
а вот на допрос бывшего мужа потерпевшей я возлагал большие надежды.
Но...

Оказалось, что Михаил Нежинский погиб полтора года назад: утонул, ку-
паясь в реке. В архиве прокуратуры Зайцев нашел уголовное дело, возбуж-
денное по факту его смерти.

Я рассматривал фотографию симпатичного парня с тоскливыми глазами,
читал характеристики, отзывы знавших его людей. Инженер, характеризуется
положительно. Замкнут, иногда вспыльчив - Очень тяжело пережил развод -
болел, хандрил, даже начинал пить, но это у него не получалось. Хорошо
плавал, уверенно чувствовал себя в воде. Между строк отчетливо проступа-
ла никем прямо не высказанная мысль о самоубийстве.

Допрошенная в числе других свидетелей, Нежинская на вопрос о возмож-
ности самоубийства четкого ответа не дала, но пояснила, что муж страдал
нервными срывами и от него всего можно было ожидать.

Уже неделю механизм следствия крутился вхолостую, такого в моей прак-
тике еще не бывало.

На невысокую результативность и намекнул Фролов после утреннего се-
лектора:

- Скучаешь? Съезди с Широковым на задержание, помоги ОБХСС да прогу-
ляйся заодно, а то совсем мохом обрастешь!

В дежурке получили оружие. Расхитители - народ спокойный, не то что
наши подопечные, и все же ухо с ними надо держать востро: слишком много
теряют при проигрыше и тогда могут быть опасны, ни перед чем не остано-
вятся, куда там хулигану или грабителю!

Широков, видно, о том же думал, в машине спросил:

- Помнишь Чигина?

- Помню.

Замдиректора магазина, кругленький, добродушный. Проворовался
по-крупному, когда за ним пришли, встретил оперативников, как дорогих
гостей, посадил на диван в гостиной, чуть ли не чаем угощал, а сам стал
собираться. Побрился, портфель сложил, потом зашел в спальню, переодел-
ся, положил в карман паспорт на чужое имя, пачку денег, застрелил обоих
- и поминай как звали. Ребята молодые, начинающие, расслабились...

Давняя история. Уже лет десять, как расстреляли этого Чигина, а вот
гляди-ка, помнится, не забывается. Намертво вошла в анналы оперативной
работы как пример недопустимости подобных ошибок.

- А Косовалокову помнишь?

Широков улыбнулся:

- Только подумал.

Тоже давний пример и тоже памятный. Старухасамогонщица во время обыс-
ка обварила кипятком участкового.

- Об одном и том же думаем, старик. Есть всетаки телепатия!

Широков не был расположен к разговорам, лежал, развалясь на сиденье,
глаза прикрыл - думает. Оно и понятно: у меня чисто техническая, обеспе-
чивающая функция, предстоящая работа полностью ложилась на него.

Когда мы приехали, на трикотажной фабрике шло собрание по вопросу
сохранности соцсобственности. Как раз выступал директор - Андреевич, би-
чевал группу расхитителей, действовавшую здесь несколько лет. Увидев Ши-
рокова, он удвоил энергию, заклеймил позором всех, кто халатно относится
к сохранности народного добра, и себя не пожалел - покаялся в благоду-
шии, доверчивости, но тут же заверил: с этим покончено, железной рукой
наведем порядок, личный контроль и все такое. Зал аплодировал.

Потом мы втроем прошли к Бадаеву в кабинет, Широков положил перед ним
постановление об аресте, ощупал карманы, осмотрел сейф и ящики стола.

Алексей Андреевич вначале возмутился, к телефону бросился, фамилиями
ответственными пугал, потом сник, как будто стержень из него вытащили.

- Оговорили, сволочи, - сипло произнес он. - Только я тут ни при чем,
сами убедитесь...

Выходил из кабинета он уже не тем человеком, которым вошел в него со-
рок минут назад.

С фабрики поехали к Бадаеву на дачу, и, когда выкопали из клумбы две
литровые банки, туго набитые крупными купюрами, с ним произошло еще одно
превращение: на глазах осунулся, постарел, даже ростом меньше стал.

- Оболгали, подкинули, - монотонно, как автомат, бормотал он, не вни-
кая в смысл произносимого. - Руководитель всегда за всех отвечает...

Потом мы отвезли Бадаева в прокуратуру. Я стал у окна, Широков - по-
зади стула допрашиваемого, как положено, тот еще ощущал себя директором,
косился непонимающе, но в мыслях у него был хаос, глаза беспокойные,
оторопевшие, и видел он все не так, как мы: и стандартный казенно пахну-
щий кабинет, и зеленую листву за окошком, и следователя, молодого еще,
но цепкого, с тремя звездочками юриста второго класса в петлицах, кото-
рый коротко рассказал Бадаеву, как обстоят его дела.

А обстояли они скверно. Его зам оказался человеком ушлым и дальновид-
ным: сохранял все записочки, документы на "левый" товар с бадаевской
подписью да еще переписывал номера купюр, когда отдавал директору его
долю. А пришло время отвечать, он все это на свет Божий и вытянул - лю-
буйтесь, мол, не я здесь главный, меня прямой начальник вовлек, с него и
основной спрос! Паскудная публика, подленькая, эти друзья - расхитители.

Деваться Бадаеву было некуда, но он от всего отказался, даже от под-
писей собственноручных отперся и только повторял, что это происки недру-
гов, дескать, запугать, грязью замарать кого угодно можно.

В машине Бадаев заплакал:

- Как же так, столько лет на руководящей работе, грамоты, премии, и
все коту под хвост? Оказывается, вор я, преступник... Да где же тогда
справедливость?

Тягостная сцена. Воры, мошенники, грабители - тоже справедливости хо-
тят, требуют даже. Только справедливость для них заключается в том, что-
бы можно было красть и грабить сколько угодно, в любое время суток, у
кого захочется и при этом оставаться безнаказанными. А гак, к счастью,
почти никогда не бывает.

Когда мы сдали арестованного в следственный изолятор и возвращались
обратно, Широков неожиданно спросил:

- А ведь тебе стало жаль Бадаева?

- Пожалуй. Когда задерживаешь убийцу или насильника - все на своих
местах. А тут вроде бы приличный человек...

- Вид респектабельный: костюмчик финский, рубашка крахмальная, галс-
тук выглаженный, а выбрит как! Бритва у него "Браун" - из "Березки", -
медленно продолжил Широков. - Да если бы только это! Авторитеиный руко-
водитель, хороший семьянин, куча благодарностей. Собрания проводил, обя-
зательства брал, речи пламенные произносил! Душой за производство болел,
фонды на реконструкцию выбивал, станочный парк обновлял! Вот что страш-
но! В кабинете своем за одним столом начальников цехов, охрану инструк-
тировал насчет контроля, бдительности, а потом с шайкой своей делишки
грязные обсуждал. Одной ручкой благодарности передовикам производства и
липовые наряды подписывал. Ну да кабинет, стол, - ерунда. А сам-то он,
сам - тоже один: то в президиуме заседает, то о сбыте левака договарива-
ется, то с трибуны правильные слова говорит, то в подсобке, в закутке,
деньги за украденное получает! Ты знаешь, сколько работаю, а привыкнуть
к такому не могу. Иногда думаю: вот найти бы у него в мозгу участочек,
откуда все идет, облучить рентгеном, ультразвуком, вырезать, наконец, к
чертовой матери, и готово - выздоровел человек!

- Что ж, он - больной, по-твоему?

Широков невесело усмехнулся:

- Это я для примера. Нету, конечно, вредоносного кусочка в мозге,
есть натура двойная - одна для всех, другая - для себя да для таких же,
как сам, которых не стыдишься. Оборотни. Знаешь, что интересно: бадаевы
поначалу всегда отпираются. По инерции. Стыдно. Надеются, что до второй
их натуры не докопаются, обойдется. Потом очные ставки, экспертизы, ре-
визии, все дерьмо и выплыло, для следователя ты как на ладони, отпи-
раться глупо, надо срок сматывать, тогда и пойдут "чистосердечные" приз-
нания да задушевные разговоры. Когда следователь про тебя и так много
знает, признаваться легче...

А в суде по-другому оборачивается: здесь не наедине беседуют - судьи,
прокурор, адвокаты, публика в зале - родственники, соседи, друзья, сос-
луживцы. И принародно надо свое грязное белье выворачивать: так, мол, и
так, вор я, мерзавец, негодяй... Стыдно. И в обратную сторону картина
завертелась: я не я, хата не моя, следователь заставлял, запугивал, а я
писал, протоколы подписывал, не читая, ну знаешь, обычная шарманка.

А процесс идет, и вот оно - бельишко-то твое срамное, куда от него
денешься, и слушают все, узнают твою вторую натуру, а коли так - чего
стыдиться, опять каяться надо. Когда есть привычка к лицедейству, нет-
рудно наизнанку выворачиваться: признался, отказался, снова признался...
Что выгодно - то и правда, что невыгодно - то и ложь. Нет, не кусочек
мозга - у них каждая клеточка заражена, ни ультразвук, ни скальпель не
помогут...

- Ты мне так подробно про вторую натуру рассказал, что можно поду-
мать, мои разбойники в лесах живут, а по ночам на большую дорогу с кис-
тенем выходят.

- Да это я в запале. - Широков махнул рукой. - Твои тоже нормальных
людей из себя разыгрывают. Только знаешь, расхитители, взяточники, они
куда как больше боятся, чтобы про их второе лицо не узнали. Сможешь