Но у нее тоже хватило бы здравого смысла понять, что сейчас, сию минуту
стрельбу никто не откроет. Она метнулась бы к ближайшему милиционеру или к
небольшой группе "челноков" у табачного ларька и задала бы какой-нибудь
вопрос: "Простите, вы не подскажете, как мне лучще добраться до
железнодорожного вокзала?" А потом вскочила бы неожиданно в закрывающиеся
двери автобуса.
них запросто могла быть любовь. Или нет? Майор хороший человек. Однако
постоянно рискует жизнью. Каково будет Анечке ждать его вечерами? Да и
поздно об этом думать. Оба романа закончены. А продолжений Виктор Годунов не
пишет.
второй.
неприятным, довольно плотным кольцом. Он огляделся и обнаружил, что ни
милиционера, ни группы "челноков" у ларька нет.
значительно умней. Ну кому ты здесь нужен, подумай бестолковой своей
головой. Ты ведь в Турцию улетел и в данный момент распаковываешь вещи в
номере дрянного отеля в окрестностях Антальи".
Медленно поднималось солнце, четкие упругие лучи пронзали насквозь бурый
ельник вдоль опушки, и вставал дыбом бледный болотный туман. У Никиты после
пяти часов дурного, неудобного сна в самолете, слипались глаза, но отчаянный
птичий щебет, влажный свежий ветер не давали уснуть. А закрывать окно не
хотелось. Так хорошо было вдыхать запах утренней майской тайги, пусть и
подпорченный гарью трассы.
тоскливые бараки-пятиэтажки, черные трубы какого-то комбината. И сразу на
пути возник большой красочный плакат.
задумчиво, проникновенно глядел в глаза проезжающим. Нет, не в глаза, прямо
в душу. Молодец, победитель! Ниже пояса у него пылали алые буквы: "Честь и
совесть". Все средства массовой информации кричали о победе этого кандидата,
честного и совестливого. Двух своих соперников он оставил далеко позади.
Никита вошел в старое, прошлого века, здание и опять встретился с
проникновенным взглядом кандидата-победителя. На этот раз пиджак кандидата
был вольно расстегнут, галстук не гладко-серый, а в клетку. И надпись не
красная, а синяя, собственноручная, но в десять раз увеличенная:
автограф сбоку.
испугался, вдруг здесь вообще не ходят поезда.
единственное открытое кассовое окошко.
завтра утром доберется до крошечного таежного поселка под названием Желтый
Лог.
заперла остальные. Никита попытался было заплатить ей, чтобы открыла для
него какое-нибудь пустое. Очень хотелось побыть в одиночестве восемь с
половиной часов пути. Но тетка попалась вредная, от денег отказалась.
сначала смотрел в окно, потом стал читать, но не смог, задремал под стук
колес. Иногда он открывал глаза и украдкой разглядывал попутчиков.
ископаемое, поднятое со дна далеких семидесятых. Вежливо попросив даму выйти
на минутку, командированный снял глянцевый от старости костюмчик, долго, с
нежностью, расправлял складки брюк, закреплял их специальными зажимчиками на
вешалке, потом, стряхнув невидимые соринки, повесил пиджак на плечики,
погладил его ласково, как котенка, поправил воротник и лацканы карманов.
Теперь на нем были заштопанные чьей-то заботливой рукой трикотажные синие
треники с вытянутыми коленками, больничные байковые тапки.
поезде, обретают особенную, уютную прелесть. Или дело в другом? Просто, если
знаешь, что завтра, или через неделю, могут тебя убить, жизнь кажется ярче,
каждый пустяк накрепко врезается память, он может стать последней живой
деталью, последним воспоминанием...
Никита сразу отправился на пристань. Он знал, что катер от Колпашева до
Помхи ходит один раз в двое суток. Желтый Лог - последняя перед этой самой
Помхой пристань. Иначе никак не доберешься.
висел большой ржавый замок. У кривого пирса покачивалось несколько лодок.
Ничего похожего на расписание Никита не нашел. У кассы хлопал под ветром
выцветший фанерный щиток. Правила безопасности на воде.
рыбак, стоявший чуть поодаль в воде, в высоких резиновых сапогах.
унылым, сонным. Дощатые прогнившие тротуары, редкие побитые фонари, глухие
высокие заборы из толстых нетесаных бревен. На центральной площади, перед
бетонным тупорылым зданием бывшего горкома партии, сохранился
фундаментальный, закаканный птичками Ильич с протянутой на восток рукой. Тут
же раскинулся небольшой тихий рынок. Горстка кавказцев с яблоками и
гранатами, похожими на театральные муляжи, полдюжины китайцев с дешевым
барахлишком, бабушки с солеными огурцами, квашеной капустой, шерстяными
носками и пуховыми платками. Рядом в бревенчатых палатках торговали хлебом и
импортными колбасами. На вопрос о гостинице бабушки объяснили, что есть
одна, бывшая партийная, как до универмага дойдешь, сразу направо.
бутылку минералки.
большим в городе после бывшего горкома. Вдоль фасада красовалась огромная
электрическая надпись: "Отель "Сибирячка". Внутри было сравнительно чисто.
По фойе расхаживали кавказцы в трикотаже и шлепанцах, из приоткрытой двери
ресторана неслась развеселая музыка и пьяный смех.
оплачивайте двухместный. Сто пятьдесят сутки.
гостиничного номера, он упал на койку и закрыл глаза.
свожу личные счеты? Добиваюсь справедливости? Или мне передалось тупое
отчаяние бывшего летчика, которое заставляет сначала действовать, а потом уж
думать? Я потратил кучу денег и потрачу еще на эту дурацкую поездку. Я,
возможно, рискую жизнью, ибо если мои догадки подтвердятся, меня скорее
всего прикончат. Личные счеты... Да, конечно, не без этого.
он старался не замечать все эти дни, навалилась разом, и было лень
шевельнуться.
думать.
угомонились трикотажные кавказцы, разошлись по номерам со своими смешливыми
подругами. Ночь опрокинулась на маленький сибирский городок Колпашево, на
огромную черную тайгу, на чистую ледяную речку Молчанку, на далекий глухой
поселок Желтый Лог.
совершенно черным. Полыхнула бледная далекая зарница.
света, когда мрак за окном, холодный ветер бьет в стекло и неизвестно, что с
тобой может случиться завтра, любая еда, даже резиновая немецкая ветчина,
кажется очень вкусной, не говоря уж о малосольных домашних огурчиках с тем
особым русским провинциальным хлебом-"кирпичом", которого, наверное, нигде в
мире нет больше. Он серый, с толстой хрустящей корочкой, с легким липким
мякишем.
Танечка, оказывается, успела сунуть потихоньку еще и растворимый кофе "Чибо"
и банку вареной сгущенки.
теплого хлеба и прикладываясь к горлышку плоской фляжки, - твое здоровье,
девочка моя, прости, что не могу на тебе жениться".
обожгло почти запретное, почти ненавистное имя: Ника.
гостиницы они ужинали серым хлебом-"кирпичом" с малосольными огурцами.
Вместо резиновой ветчины были крутые яйца, вместо импортного "Пиквика" в
пакетиках обычная заварка. А вот коньяк был такой же, армянский.
молодежном журнале, и Нике захотелось съездить вместе с ним в командировку в
Вологду, просто так, потому что город старинный и очень красивый, потому что
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий
Конюшевский Владислав
Громыко Ольга
Витковский Евгений
Зыков Виталий