лезьте в это. Слышите? Его многие ненавидели, но никто не стал бы стрелять
из кустов. Никто.
чтобы шарахнуть по столу, но в последний момент одумался, пухлая кисть
безвольно, мягко упала на дубовую столешницу. Майор дал ему отпыхтеться и
прийти в себя, молча наблюдал эту странную вспышку нервозности и пытался
понять, чего здесь больше - искренней истерики, испуга или идет заранее
продуманный, отрежиссированный спектакль.
заказать? Неужели он надеется, что мы поверим на слово и не сунемся в личную
жизнь его драгоценного шефа? Не может быть, он ведь не идиот... Однако он в
который раз повторяет разными словами одно и то же. Зачем ему это?" -
подумал Иван и медленно произнес:
замолчал, лицо его резко побледнело, он прикрыл глаза и обессиленно
откинулся на спинку кресла.
Простите, Феликс Эдуардович, кто такой Нодар Дотошвили? - Не валяйте дурака.
- Гришечкин открыл глаза, и они показались майору красными, воспаленными. -
Вы оперативник, у вас должна быть сеть своих информаторов. После убийства
прошло больше суток, и вряд ли вы за это время не успели узнать про историю
с бандитом Голбидзе и про его человека, Нодара Дотошвили. Голбидзе по кличке
Голубь наезжал на наше казино, это был наглый откровенный рэкет. А потом он
внедрил к нам своего человека. Человек этот всюду совал свой нос, наблюдал
за работой крупье, смотрел, кто сколько выигрывает и проигрывает, - в общем,
вел себя здесь по-хозяйски, не стеснялся.
внедрен в казино?
ночь, слонялся по залам, не играл, почти ничего не заказывал.
человека Голубя без всякой уважительной причины, просто выставить вон - это
вызов, то есть война. А воевать с Голубем открыто - это значит погубить
заведение. У нас станет опасно. В любой момент может начаться стрельба. Сюда
никто из приличных людей не придет. Мы не можем так рисковать репутацией.
рукам ваше казино, вовсе не следует, что его человек мог убить Калашникова.
сумму, пятьдесят тысяч долларов. Отдать сразу не мог, очень испугался. Ведь
главным условием его работы здесь было - не играть. Глеб дал ему отсрочку на
неопределенное время, а по сути, простил долг.
достаточно много народу. Убивая Калашникова, он все равно оставался в
должниках.
должен. Правду знают двое - Глеб и я. А теперь только я. Вы понимаете, что у
меня есть причины опасаться за свою жизнь?
Голбидзе на игру, и Лунек. Наверняка еще кто-то. А впрочем, ты прав. На
самом деле не так уж много посвященных. Слухи ходили, но только слухи", -
подумал майор.
интересовался бандитом Голубем, внедрял своих информаторов всюду, где можно
было Голубя зацепить.
человеком добросовестным и дотошным. Он был уголовником с большим стажем,
имел на молодого бандита Голубя свой зуб, а потому работал на совесть.
Голубь давно зарился на этот лакомый кусок, у него был здесь особый интерес.
И майора вот уже месяц интересовало все, что происходит в роскошном игорном
заведении.
слухи, будто нервный управляющий подворовывает на своей прибыльной
должности. Глеб Калашников, хоть и производил на многих впечатление человека
легкомысленного и щедрого, деньги считал аккуратно. Гришечкина он за руку
поймать не успел. Так, может, потому и не успел, что был вовремя . убит?
фуршете до двух часов ночи. Его там видели несколько десятков людей. Алиби
железное. Но нанять киллера мог запросто. Мотивы у него были, возможно, еще
более весомые, чем у Нодара Дотошвили. Впрочем, на каких весах их можно
взвесить, мотивы убийства?
сутки в ее комнате был включен электрический камин. За электричество соседи
платили отдельно, однако Ирина Борисовна, проходя мимо комнаты соседки,
всякий раз бросала тревожный взгляд на счетчик, по которому быстро бежали
черные цифры.
коридоре? - спрашивала, не поднимая глаз от газеты, одинокая
пятидесятилетняя бухгалтерша Григоренко.
подоконника, дымя вонючим крепким "Пегасом".
алюминиевом ковшике.
А вчера я видела, как она прямо с пола подобрала половинку сушки и стала
грызть. Это негигиенично. Вы бы купили манеж и держали ребенка в комнате.
кухне, а сами рассуждаете о гигиене, - огрызалась Ирина.
поднималась с коленок, стояла, крепко держась за фланелевый подол
материнского халата, задрав голову в нежных рыжеватых кудряшках, глядела
снизу вверх то на маму, то на толстую злую тетю, внимательно слушала, как
обе кричат, а потом разражалась оглушительным ревом.
шлепала по попке.
ножками в штопаных носочках.
манная каша с шипением заливала общественную плиту. Бухгалтерша Григоренко
гасила сигарету, надменно фыркала:
пригорелой кашей, Ирина неслась в комнату.
чистенькой отдельной кухне. Сверкал пластиковой белизной стол, покачивалась
веселая клетчатая шторка.
облупленном подоконнике в картонных бело-синих пакетах из-под молока
прорастали влажные мягкие луковицы. В трехлитровой банке плавало в спитом
чае огромное склизкое чудище, тяжелый слоисто-лохматый гриб.
перегаром и дешевыми духами. В маленьком НИИ поговаривали о сокращении.
Ирина ждала осени, когда можно будет отдать ребенка в ясли и выйти на
работу. Но больше всего ей хотелось просто выспаться. Маргоша плакала каждую
ночь, вредная Григоренко стучала в стену. Ирина ловила себя на том, что
иногда спит на ходу.
знала народные приметы и обещала, что непременно будет мальчик, мерзла так
сильно, что придвинула на ночь электрокамин к самой кровати. Бахрома ветхого
пыльного покрывала прикасалась к открытой раскаленной спирали нагревателя и
тихонько тлела.
к телефону, и он постоянно одергивал себя.
совсем немного, дай ей опомниться. Вот ты позвонил, не выдержал, и что?
Ничего хорошего. Подожди..."
экрану компьютера плыли разноцветные рыбки.
спиной стоял замдиректора фирмы и удивленно глядел на экран. Все привыкли,
что Паша вкалывает как проклятый, его монитор никогда не отдыхает, особенно
сейчас, когда Дубровин разрабатывает новое программное обеспечение
автоматического документооборота. Работы так много, что поесть некогда.
- ты сегодня не в себе. Не заболел? Может, тебя вообще домой отпустить?
отосплюсь, а завтра утром наверстаю.
"восьмерки", прицепил дворники к ветровому стеклу, сел за руль, вставил
магнитофон в гнездо. Он никогда не ездил без музыки. Бардачок был забит