Ксюша решилась спросить у нее о прошлой семейной жизни Олега, - считай, до
тебя никого не было. Лена оказалась хабалкой, хамкой. Ему, бедненькому,
вообще досталось от баб. Он такой наивный, беззащитный, это счастье, что ты
у нас появилась.
навсегда. Галина Семеновна постоянно подчеркивала: Машенька - первый и
единственный ребенок Олега, долгожданная ее, Галины Семеновны, внучка.
Других нет.
жизнерадостных подростков, была поразительно похожа на Олега.
чистым и нежным. Илья Никитич глубоко вздохнул, зажмурился, стараясь
избавиться, наконец, от тягостного чувства растерянности и беспомощности.
Ему было плохо, тоскливо уже четвертые сутки, с того момента, как попались
на глаза в доме убитой Лилии Коломеец эти несчастные вишенки, вышитые на
крошечных мешочках с лавандой.
трупов, даже самых растерзанных. Но иногда какая-нибудь случайная невинная
деталь, какой-нибудь легкий бытовой штрих из жизни растерзанной жертвы
надолго застревал в памяти.
в то время худенький, темноволосый, с яркими голубыми глазами и широкой
белозубой улыбкой, не упал в обморок, не стал заикаться, как некоторые его
сокурсники. Конечно, побледнел, и во рту пересохло, но не более. Он был
готов к тому, что смерть, особенно насильственная, выглядит ужасно, и увидел
всего лишь то, что ожидал увидеть. Раздробленные черепа, выпотрошенные
животы и прочие кошмары не преследовали его потом во сне. Но его словно
током шарахнуло, когда он увидел небесно-голубые капроновые банты в тугих
рыжих косичках мертвой семилетней девочки. Их группа уже уходила из морга,
девочку только привезли, она лежала на каталке в гулком кафельном коридоре.
Он остановился и перестал дышать. Голова закружилась, и потребовались
нечеловеческие силы, чтобы никто не заметил, как стало худо сильному,
философски спокойному Илюше Бородину.
просто несчастный случай. Иногда, к счастью редко, только в состоянии
крайней усталости, раздражения, недосыпа, ему мерещились эти косички с
бантами, как их заплетают ловкие женские руки, а девочка смотрит на себя в
зеркало, улыбается, гримасничает, показывает язык, вертится. Дальше ничего
не происходило, воображение отключалось но это было хуже любого, самого
кровавого кошмара.
Коломеец, он опять вспомнил рыжую первоклашку с ее аккуратными косичками и
голубыми бантиками.
брел не спеша по рыхлому сероватому ковру из тополиного пуха, щурился на
огненное закатное солнце, висевшее между двумя белыми девятиэтажками, и
пытался подвести хотя бы приблизительный итог.
сложившийся у него в голове, был замешан на пьяном бреде бомжихи Симки и на
его, следователя Бородина, личных эмоциях, а не на фактах и здравом смысле.
Какие могут быть факты, какой здравый смысл, когда речь идет об огненном
звере с красненькими рожками и поросячьим голосом? Между прочим, матерно
визжать могла и девочка Люся. Другое дело, если бы бомжиха
засвидетельствовала, что у зверя был глубокий бархатный бас. Вряд ли Люся
сумела бы материться мужским голосом. А вот напялить на голову шапку-маску -
это было ей вполне по силам.
такая "мама Зоя". Было похоже, что на Люсю Коломеец нигде не заведено
медицинской карты. Кроме свидетельства о рождении, не имелось никаких
документов на больную девочку, ни в одном из московских психдиспансеров она
не стояла на учете. С рождения и до сегодняшнего дня она была прописана в
квартире своей тети Лилии Анатольевны Коломеец.
семьи, когда девочки были еще маленькими. Мать умерла от лейкемии через
полгода после самоубийства Ольги.
невозможно. Она упорно повторяла, что убила тетю Лилю потому, что она, Люся,
плохая, злая и вонючая, иногда плакала и просила дать ей луку, чтобы
намазать голову, при малейшей возможности застревала у зеркала, долго,
внимательно разглядывала свое лицо, пыталась сдирать прыщи и опять плакала.
Вопросы о человеке, который приходил в дом с конфетами и цветами, вызывали у
нее тихую панику, она краснела, пугалась и замолкала, принимаясь судорожно
теребить поясок больничного халата.
предварительный диагноз "олигофрения в стадии дебильности", то есть Люся
страдала самой легкой формой умственной неполноценности.
Ксюша, когда ее муж вернулся с работы на дачу.
включил телевизор, закрыл глаза и как будто уснул под вечерние новости.
Ксюша сидела рядом в кресле-качалке, кормила ребенка и размышляла, стоит ли
спросить о кассете. Наконец решилась.
- конечно, мне стало интересно, я посмотрела через адаптер. Что это за
ребята?
тяжело вздохнула, встала и отправилась на второй этаж укладывать ребенка.
Когда она вышла, Олег повернулся на спину, открыл глаза и уставился в желтый
деревянный потолок.
комментатора, - ну и что? Я и не прятал. Надеюсь, у нее хватит ума не
обсуждать это с мамой, а если еще раз пристанет с вопросами, я так рявкну,
что надолго отобью охоту лезть не в свое дело".
В мокрой траве стрекотали кузнечики. Олег с хрустом потянулся, запрокинул
голову, равнодушно взглянул в глубокое, чистое, усыпанное звездами небо и с
мучительной гримасой вспомнил, как когда-то все это ему нравилось - ночной
сад, блеск росы на темных кустах шиповника, далекий лягушачий хор и близкий,
одинокий, страстный голос соловья. Теперь влажная свежая прелесть летней
ночи раздражала и оскорбляла его, как смех на похоронах.
розы и соловьи предназначены тебе и любят тебя так же, как ты их. Но если ты
потаскан, нездоров и мерзок самому себе, то, глядя на звезды, чувствуешь
себя окончательным уродом. Ты знаешь, что все они врут, эти сладкие запахи и
звуки. Ты завтра сдохнешь от передозировки, а соловей будет так же
самозабвенно заливаться, и звезды не станут бледней.
что он проживает чью-то чужую, неприятную, недостойную жизнь. Он хотел иначе
выглядеть, иначе думать и чувствовать. Он отлично понимал, что ад - это не
другие люди и не внешние обстоятельства. Это состояние души, и тут ничего не
изменишь. Он самому себе совершенно не нравился, ни внутри, ни снаружи, он
себя терпеть не мог, и даже в солидном возрасте, засыпая, содрогаясь от
брезгливости и стыда, как анонирующий подросток, мечтал проснуться
совершенно другим человеком.
талисмана, призрачного подтверждения, что другая жизнь существует, и рано
или поздно он из чужой реальности легко перепрыгнет в свою собственную.
выступала перед телепремьерой очередного фильма. Она сильно изменилась. Из
трогательной невесомой девочки превратилась в жесткую надменную даму,
пожалуй, стала красивее, но прежнее очарование ушло. Он решил, что
освободился. Маши нет. В Есть холодная чужая леди, чем-то похожая на его
мать, а стало быть, совершенно не интересная, скучная, насквозь фальшивая.
Из этого следовало, что никакой другой жизни у него не будет, и, вероятно,
не могло быть. Все обман, обидные детские иллюзии. Надо как-то существовать
здесь и сейчас.
скуки, пока не нашел отличное средство. Началось с марихуаны. Ему объяснили,
что это даже менее вредно, чем обыкновенные сигареты, впрочем, он не
особенно волновался за свое здоровье. За марихуаной последовал кокаин, потом
отвар из маковой соломки. Ему нравилось экспериментировать, он спасался от
смертной скуки.
с родителями, насильственных лечений по различным методикам. Олег
переселился во внутреннюю реальность, не выходил из состояния наркотического
опьянения, похудел на десять кило, сочинил замысловатый роман о путешествии
загадочного "Я" по кровеносной системе собственного организма.
бесконечно растягивался во времени и пространстве. Он терял память, забывал,
что было год назад и час назад, иногда не помнил собственного имени и
домашнего адреса. Родители насильно поместили его в закрытую лечебницу.
Туман сгустился, из розового сделался кроваво-красным. Олега лечили всеми
доступными способами. Во время очередной беседы с родителями врач в ответ на
Маркелов Олег
Маккарти Кормак
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Суворов Виктор