серого вещества. Главное - сохранять спокойствие и соблюдать дистанцию.
послышался дикий визг тормозов. Белый сверкающий джип успел остановиться
в нескольких сантиметрах от Ловуда. Из открытого окна высунулась
рыжеволосая девушка в черных очках:
Она несколько раз нервно просигналила и помчалась дальше.
расплющенного шинами по асфальту.
себя, пока шел по тихому переулку.
несколько минут сидел, промокал пот, протирал очки. Достал из бардачка
упаковку лакричных пастилок, вытряхнул на ладонь сразу три штуки и кинул
в рот.
на секундную стрелку и считал собственный пульс. Сначала было сто десять
ударов в минуту, потом девяносто. Когда пульс выровнялся и дошел до
семидесяти ударов, ?Форд? тронулся в путь и через полчаса благополучно
доехал до улицы Ямского Поля.
Глава 8
женился на своей бывшей преподавательнице венгерского языка. Ее звали
Клара. Они как-то встретились случайно на улице, Клара пригласила его в
гости, оказалось, что она совершенно одинока и он давно ей нравился. Она
была старше его на два года и выше на пять сантиметров. Отношения у них
сложились ровные, дружеские. Она заранее предупредила его, что детей
иметь не может. Начальство одобрило его выбор, и еще через год, в
восемьдесят первом, его наконец отправили в Вашингтон.
бесконечное количество плюсов, и в воображении Григорьева рождалась
странная ассоциация с военным кладбищем. Множество безымянных могил,
обозначенных ровными рядами одинаковых крестиков.
прислуги, вела хозяйство опрятно и экономно, отлично готовила, одевалась
скромно, но со вкусом, никогда не повышала голоса, не предъявляла
претензий. Григорьев надеялся, что ее большое правильное лицо с круглыми
тонкими бровями и мягким подвижным ртом постепенно станет для него хотя
бы милым. Григорьев искренне верил, что сумеет однажды обрадоваться,
увидев на пороге квартиры, в проходе супермаркета, в аллее парка, ее
широкую, надежную, аккуратную фигуру. Но всякий раз в первое мгновение
не узнавал ее, а расставшись, тут же забывал, как она выглядит.
одной крышей и даже под одним одеялом. Клару взяли на работу в
посольство, она занималась прослушиванием телефонных разговоров,
работала добросовестно, уставала, Григорьев тоже уставал, и это служило
постоянной темой для беседы на первые полчаса вечером дома за ужином.
удовольствие.
в посольстве СССР в Вашингтоне. Официально он числился ?чистым?
дипломатом, первым заместителем пресс-атташе. На самом деле являлся
помощником резидента по работе со средствами массовой информации.
завербованных им агентов. Григорьев с успехом пополнял свой послужной
список так называемыми агентами идеологического влияния. Приглашая в
ресторан какого-нибудь художника-авангардиста, он болтал с ним о всякой
ерунде, а потом писал длинные подробные докладные, в которых рассказывал
о том, что в результате умелой обработки оный художник теперь является
надежным агентом влияния. Его непонятная мазня выражает протест против
враждебных простому человеку буржуазных ценностей. То же самое
происходило и с писателями, авторами кровавых боевиков и триллеров,
которые в григорьевских докладных преображались в настоящих советских
диверсантов, наученных им, Григорьевым, подрывать вражескую идеологию
изнутри, разоблачать гнилую антигуманную сущность капиталистической
системы. Имелись в его резерве фотографы, снимавшие помойки, журналисты,
писавшие о наркомании и проституции. Правда, общаться с этой сердитой
публикой было сложно. Иногда не удавалось притворяться, что много пьешь,
и приходилось пить по-настоящему. Виски Григорьев терпеть не мог, от
водки его мучила изжога. От разговоров о постмодернизме и сексуальных
извращениях болела голова. Чтобы не закисать, Григорьев взял себе за
правило каждое воскресное утро проводить не менее трех часов на
теннисном корте, неподалеку от дома.
?Вашингтон-пост? Билл Макмерфи, крепкий, гладкий, с розовой лысиной и
радостной детской улыбкой. Ему, как и Григорьеву, было сорок три. Мягкий
юмор и твердое рукопожатие, честный, прямой, но не навязчивый взгляд в
глаза. Простота без панибратства. Спокойный доброжелательный интерес к
собеседнику, без тени заискивания. Умение слушать и слышать не только
слова, но и интонации. Идеальный партнер, идеальный собеседник. Живая
иллюстрация к пособию по искусству результативного общения и вербовки.
лучше Григорьева. Он, как и Григорьев, обожал классический джаз,
постоянно приглашал Андрея Евгеньевича в лучшие джазовые клубы, мог
часами говорить о Луи Армстронге, Элле Фитцджеральд, Бенни Гудмане и
?Миле Бразерс?. Стоило Григорьеву заикнуться о каком-нибудь редком
альбоме давно забытой джазовой группы, и через несколько дней Макмерфи
приносил ему в подарок пластинку или кассету с записью.
Афганистан, мелькали имена Солженицына и Сахарова, нехорошие словечки
?агрессия?, ?тоталитаризм?, ?диктатура?, ?старческий маразм?. Однажды
ночью, в маленьком джазовом клубе, Макмерфи одолжил у какой-то дамочки
черный косметический карандаш, намалевал себе огромные брови и, скорчив
важную тупую рожу, произнес хлюпающим жирным басом: ?Дорохиетоуарыши!"
пока американский журналист произносил путаную напыщенную речь
голосом ?Хенерального секрытара? на ?чистом? русском языке. Они оба
продолжали смеяться, когда сели в такси. Макмерфи довез Григорьева до
дома и, прощаясь, прошептал ему на ухо, уже без всякого смеха и
пародийного коверканья слов:
Григорьев.
просить санкцию на вербовку Уилльяма Макмерфи, корреспондента
?Вашингтон-пост?. Руководство запросило центр. Центр дал ?добро?.
***
по фамилии Скарлатти. Сумрачный толстяк итальянского происхождения был
известен своими левыми взглядами и феноменальным обжорством. Григорьев
приглашал его в лучшие французские, японские и греческие рестораны и
ублажал ненасытную утробу объекта разработки артишоками, фаршированными
грибами и ветчиной в ореховой корочке, королевскими креветками в
коньячном соусе, медальоном из новорожденного ягненка на косточке с
соусом ?Кориандр?. Ресторанные счета Григорьев прикладывал к подробным
официальным отчетам.
принимал к сведению, важно кивал и поглаживал свое необъятное брюхо.
одышка и прыжок стал тяжелей.
тебя сидячая, причем сидишь ты в основном в дорогих ресторанах, -
Макмерфи надул щеки и выпятил пузо. - Кстати, я давно хотел спросить,
что тебя связывает с этим тупым профсоюзным обжорой?
ты уже месяц набиваешь утробу Скарлатти французскими и японскими
деликатесами. Это же дикие деньги, Эндрю. Объясни, зачем тебе это
нужно?
вранья, более или менее достоверные, но одинаково бесполезные. Макмерфи
был таким же профессионалом, как он, и любое вранье принял бы, как
удачную подачу теннисного мяча, с одобрительной улыбкой.
дружбе со Скарлатти имелся бы определенный смысл, - продолжал рассуждать
Билл, спокойно и насмешливо глядя в глаза Андрею Евгеньевичу, - а так..,
не понимаю.
Андрей Евгеньевич.
громким таинственным шепотом, под изумительный свинг черного певца,
почти соприкасаясь лбами. Макмерфи рассказал, что прожорливый
?красноватый? Скарлатти тесно связан с наркомафией, замешан в нескольких
нераскрытых заказных убийствах. Он дважды ускользал от правосудия. В