пишется, как Город, - тоже с прописной буквы. За окнами непривычная
тишина, лишь экипаж изредка проскрипит или прозвенит конка. И в отеле
тихо, в коридорах не хлопают двери, еще спят после бурной предпраздничной
ночи заезжие купчики и агенты - коммивояжеры, как у нас говорили когда-то,
спят профессиональные шулера. Не слышно и жильцов, любящих покурить и
поболтать на ходу, возвращаясь к себе из бильярдной или бара. Но
большинство номеров пусты: сенаторы-фермеры и промысловики разъехались по
своим промыслам и поместьям.
прочитаны, а книги здешние старомодны, как и этот отель, - что-то вроде
бульварных романов конца прошлого века. Лежи, Анохин, и жди, не забежит ли
Мартин, вечно где-то что-то вынюхивающий. Какой детектив получился здесь
из Мартина: вездесущий и все замечающий, свой повсюду - на бирже и в
дешевых забегаловках, в семье простого промысловика и на приеме у
директора страховой компании! Без Мартина я не знал бы и половины того,
что знаю сейчас о Городе и его секретах. Мне бы и в голову не взбрело
обедать в баре "Аполло", куда не ходят респектабельные горожане, вроде
Уэнделла или Стила, и куда меня поведет сегодня Мартин. А пока лежи,
Анохин, и думай, зачем ты затеял всю эту игру с Мердоком, Стилом,
Донованом. И с биллем, который в конце концов прошел, несмотря на двадцать
три голоса против. Стил все-таки выступил и повел за собой, опровергнув
мои предсказания, чуть-чуть больше трети сената, но этих "чуть-чуть"
оказалось слишком мало, чтобы билль провалить.
каждом шагу: и на рекламных стендах, и в магазинных витринах Города; в
избирательных участках уже готовят списки выборщиков и бюллетени... А я
чувствую себя здесь чужаком: предвыборная карусель кружится помимо меня,
мне полностью безразлично, кто займет сенатские кресла, за какие проекты и
поправки будут голосовать. Конечно, я сочувствую Доновану, но что ему от
моего сочувствия? В сущности, мы с Мартином узнали все. И если только для
этого нас переместили сюда, то пора бы возвращаться домой, благо желание
неведомых "небожителей" уже выполнено. Большего сделать нельзя: общество
здесь развивается по законам, давно на Земле открытым, а ускорить или
изменить ход исторического развития - не в наших силах.
без стука. Нехотя поднимаюсь, поправляю домашнюю куртку и говорю:
дурные вести.
доходами и расходами, чем восторженными восхвалениями кандидатов в сенат.
Такие документы я, дескать, отбрасываю, а изучаю счета и доносы. Теперь
мне все будет выдаваться лишь по его выбору. Мсье Жанвье хочет, чтобы я
работал на глазах у его чиновников. Мне он не верит.
наблюдайте, кто особенно в этом старается. Немедленно сообщите мне их
имена.
работать по его указаниям.
Мартин. Увидев Пита, спрашивает:
Мартина.
кого именно, промолчал. Расскажет, мол, когда все выяснит.
Ренье в опасности.
еще узнаем что-то в "Аполло".
вечером он и будет в "Аполло".
именно в баре "Аполло" он разоблачит кого-то... кто будто бы всем мешает.
этот притон? С кем он туда придет? Что-то выведал в банде Пасквы? Но
удалось ли ему это скрыть? Ведь у него нет опыта конспиратора.
общежитии политехнички.
кому-нибудь, а? Сумеешь?
посмотреть повнимательнее, не наблюдают ли сослуживцы за моей работой.
Наблюдают, советник. Сначала я ничего не заметил или, вернее, не обратил
внимания. В частности, на любопытство старшего клерка Освальда Ринки. Он
представился крайне заинтересованным моей работой, заглядывал в документы,
которые я просматривал, и в мои записи, причем что-то записывал сам.
Интересовался он именно тем, что хотел скрыть от меня мсье Жанвье. Его не
волновали происки оппозиции, он хотел точно знать, на сколько голосов
могут рассчитывать популисты в том или ином кантоне.
размышляю я. - Только для кого?
агентов в избирательной канцелярии популистов, я догадывался давно. Теперь
отпали последние сомнения: если Ринки - человек Мердока, то глава
реставраторов знает все, что ему нужно.
письмо в стол, но не запер ящик - не подумал о возможности пропажи. В
письме рекомендовали меня - ну кому еще нужна была эта рекомендация?
Освальда Ринки, в комнате никого не было.
может быть использован нам во вред.
плечами Мартин.
зачем он у нас работает. Платят здесь немного, а деньги у него водятся. И
если письмо сенатора что-нибудь стоит, он продаст его без зазрения
совести. Ринки игрок, мистер Мартин, и чуть ли не каждый день прямо со
службы едет в "Гэмблинг-Хаус". Знаете это казино на Больших бульварах? Мне
думается, что и сейчас он там.
получки. А он сказал: "Сегодня ни сантима, Пит. Но завтра будут. Приходи в
казино: если не продуюсь - выручу". Играет он крупно. До выигрыша или
проигрыша.
существенно. Важно, когда и кому.
самый разгар сутолоки. Столик закажешь заранее. Я постараюсь приехать
вовремя. Пока же мы с Питом займемся Ринки. Надо узнать точно, кому он
продал письмо сенатора.
богатого особняка на самом фешенебельном отрезке Больших бульваров.
Надпись освещала не только вход и колоннаду у входа, но и примыкающую к
ним ресторанную площадку под парусиновым тентом. От нее к воротам тянулась
липовая аллея.
пустынного холла скучал молодой человек в синем сюртуке и кружевном жабо,
украшенном булавкой с лиловым, похожим на аметист, камнем. Мы предъявили
свои визитные карточки и уплатили по двадцать пять франков за вход. Пока
нам выдавали входные билеты, я успел осмотреть соседний бар за тяжелыми
плюшевыми портьерами. Он был почти пуст - только несколько хорошо одетых
молодых людей у стойки.
шепот советующих, негромкие реплики игроков, возгласы банкометов и крупье
перекрывают легкое шуршание фишек по сукну столов. Лакеи в красных фраках
и белых чулках до колен ухитряются лавировать между столами с подносами в
руках, даже не зазвенев бокалами.