ни одна труба не дымит? И на моторном тоже...
сортировочной!
небо и прежняя земля уже миновали.
Я нашу бухгалтершу обязательно отдеру. Жизни за это не пожалею.
восседающую на багряном звере.
зоне он спас Зяблику жизнь, буквально за шиворот выдернув его из ямы с еще не
остывшим аглопоритом.
в зоне можно было достать все - хоть бабу, хоть пистолет), а в последнюю рюмку
каждый добавил по капле своей крови. Лишай числился деловым, да еще идейным. В
своих рассуждениях он напирал на то, что люди потомки не Адамовы, а Каиновы,
ведь, как известно, Ева зачала его от сатаны, принявшего на тот момент образ
змея-искусителя. Отсюда следовало, что преступная жизнь как раз и является для
человека нормой, а те, кто чурается убийств и разбоя, - выродки. Являвший собой
ярчайший образчик семени Каинова, Лишай никогда не был особо симпатичен
Зяблику, но собачиться с побратимом не полагалось.
темный, - неохотно ответил Зяблик, не настроенный на обмен мнениями.
паника. Охрана в экстазе. К чему бы это?
магистральный кабель загнулся. А нет электричества - и насосы воду качать не
будут.
не наступает?
случаи, когда их и южнее наблюдали. Даже в Подмосковье.
тут что-то похлеще. Прав Силкин, божий человек: конец этому миру.
небесная скопытилась, за ней и земная власть пойдет. Вот нам шанс и выгорает...
Самим надо власть брать. Поддержишь, если что?
разобраться, что к чему. Да и как, интересно, вы собираетесь эту власть брать?
Если по-сухому, я еще согласился бы.
не лезет. Как будто с перепоя...
даже мыслями назвать - а так, муть какая-то сонная. Коровья жвачка. Он
попробовал сосредоточиться - не получилось. Попробовал читать - смысл не
доходил. Неведомая сила, втихаря овладевшая миром, угнетала не только природу,
но и человеческий разум.
не получалось - зекам наручные часы не полагались, распорядок, по которому
жизнь раньше катилась минута в минуту, пошел насмарку, контролеры категорически
воздерживались от любых разговоров, даже на оскорбления не отвечали. Кормили
хуже, чем в штрафном изоляторе: хлеб, вода, изредка селедка и сырая свекла.
Потом вместо хлеба стали давать пресные, плохо пропеченные лепешки местной
выделки.
некоторых заключенных вызвали в коридор с вещами. В основном это были те, чьи
срока кончались или кто сидел за мелочевку.
буйным поведением, а также все, кто, по выражению законников, был осужден за
"преступления против личности". Парашу теперь подрядился выносить Лишай и его
приятели, что никак не соответствовало их лагерному статусу и уже поэтому было
весьма подозрительно. За едой на кухню ходил уже не старик Силкин, а махровый
уголовник Плинтус, чья биография, скупыми средствами татуировки изображенная на
кистях рук, могла повергнуть в трепет даже кровожадную бабусю Агату Кристи. Все
утаенные от шмонов острые предметы были тщательно наточены. Что-то назревало.
Зяблик, оказавшийся в числе немногочисленной оппозиции, вел себя сдержанно, не
рыпался. Он или валялся на койке, или часами стоял у окна, созерцая ближайшие и
дальние окрестности.
была перестрелка. Однажды к реке, которую уже курица могла вброд перейти,
подступило стадо каких-то весьма странных на вид коров - худых, малорослых,
горбатых, с огромными рогами в форме полумесяца. Багровое зарево на западе
притихло, зато на юге то и дело вспыхивали зеленые зарницы.
Лишая, молодой уркаган Песик. Последнее время он не сводил с Зяблика глаз.
же время тщательным образом спланированный, вспыхнул в момент выдворения из
камеры параши. Сутки до этого заключенные мочились в окно, а большую нужду
терпели, благо скудная кормежка этому способствовала. В пустую парашу залез
малорослый, но ловкий и отчаянный осетин Заур. Лишай и немой налетчик Балабан,
гнувший пальцами гвозди-двухсотки, взялись за ручки жестяной бадьи. Остальная
публика держалась настороже, хотя вида старалась не подавать. Зяблик, а с ним
еще человек пять остались демонстративно лежать на койках.
посту в коридоре двое. А тревогу им поднять нечем. Связь-то не работает.
в коридоре раздалось: "Седьмая, приготовиться!" Дверь, ограниченная вмурованным
в пол железным шпеньком, открывалась ровно настолько, чтобы в нее могла пройти
параша. Более объемных предметов отсюда никогда не выносили. Против двух
арестантов оказалось сразу трое надзирателей, а четвертый, не убирая руки с
ключа, вставленного в замок, стоял за дверью, готовый в случае опасности
немедленно ее захлопнуть.
слова в его жизни.
позволила бы дверям легко захлопнуться, как из нее чертом вылетел бедовый Заур
и всадил в глаз автоматчику расклепанную и тщательно заточенную велосипедную
спицу. Одновременно Балабан ударом кулака свалил второго надзирателя, а Лишай
набросился на третьего. Четвертый попытался ногой выбить парашу из дверного
проема, но в нее уже уперлись двое или трое заключенных, по спинам которых из
камеры рвались остальные.
Пули запели и зацокали на все лады, отражаясь от каменных стен в железные
двери, а от дверей - в стены и, само собой, дырявя при этом хлипкую
человеческую плоть. Началась паника, усугубленная ревом тревожной сирены. (Тут
расчет Лишая не оправдался - у охраны имелись небольшие, но весьма голосистые
ручные сирены.) Все, кто успел вырваться в коридор и уцелел при этом, поперли
обратно. Дело спас хладнокровный Песик, сумевший-таки извлечь бесхозный автомат
из-под кучи живых и мертвых тел. Прикрывшись железной дверью, он через
отверстие кормушки дал ответную очередь. Рев сирены сразу пошел на убыль.
улыбкой оборотясь к Зяблику.
припухло и немало своих: Заур с простреленной башкой так и остался сидеть в
параше, Балабана прошили сразу не менее пяти пуль, на нем и под ним лежало еще
несколько урок. Раненые стонали и матерились, умоляя о помощи, но пока было не
до них - грохотали и выли, требуя немедленного освобождения, соседние камеры.
С боя добыли еще несколько автоматов, полдюжины пистолетов и целую кучу
резиновых дубинок. Пленных надзирателей затолкали в тесный, сырой изолятор,
дабы те сами хоть немного вкусили прелестей подневольной жизни. Все это Зяблик
понял из раздававшихся в коридоре победных кличей.
чтобы вывалить из параши тело Заура и использовать сей сосуд по назначению, а
потом - чтобы выполнить последнюю волю издыхающего на цементном полу старовера
Силкина. Воля эта была такова: поставить поминальную свечку и заказать
заупокойную службу в кладбищенской часовне города, столь далекого от этих мест
и столь незначительного, что Зяблик сразу постарался о нем забыть. Все свое
имущество, кроме мешочка сухарей, Силкин завещал распределить между
сокамерниками, сухари же предназначались Зяблику персонально.
этот раз полежать спокойно ему не дали. Охрана, оправившись от первого шока,
сплотила свои не такие уж малые силы, надела бронежилеты и спецшлемы с