приложиться. Министр вероисповедания держал посвященного Перуну петуха.
заваривается. Гадать, значит, будут. А гадание - штука скользкая - и так
можно повернуть и этак".
ухмыляющаяся харя Погремушки, сочувствие в глазах министра градостроения,
и нехорошее любопытство на лицах остальных. Сила Гораздович был добр, как
Дедушка Мороз под Новый год.
Наташе.
все равно чужая. Ежели желаешь с моим сподвижником обвенчаться, сначала
должна совсем нашей стать. Породниться со всем миром, - он сделал широкий
жест рукой.
Наташа.
каждому кумиру поклонись в пояс, а Перуну и Ладе жертвы принеси.
медленно подошла к костру.
крайним в шеренге идолом, поклонилась ему и двинулась дальше. Так она
постепенно добралась до Перуна. Пряжкин уже хотел крикнуть ей об этом, но
его опередил Сила Гораздович.
жертвенную чашу. Ладу она узнала самостоятельно. Хоть та и была топорной
работы, но по торчащим вперед грудям и преувеличенно широким бедрам, могла
сойти за особу женского пола. Ей Наташа пожертвовала вторую сережку. Затем
она почти бегом вернулась на прежнее место и вновь вцепилась в руку
Пряжкина. Все происходящее казалось ему жутким сном. В толпе, сгрудившейся
позади министров, он попытался отыскать взглядом дружек, певцов и
музыкантов, без которых не обходилась ни одна свадьба, но никого не
заметил. То есть некоторые из них сшивались среди праздного, полупьяного
люда, но вид имели такой, словно явились не на свадьбу, а на травлю
медведя. Холодное оцепенение вновь сковало Пряжкина. Он уже понимал, что
пропал, но в душе продолжал молить неизвестно кого: "Пронеси! Пронеси! А
вдруг все обойдется? Может, поглумятся только и простят? Ведь мы ничего
плохого не сделали, ни я, ни она".
Гораздович. - Да вот только наряд на тебе бесовский. Скидывай его в огонь.
сжимаются и разжимаются ее пальцы.
впервой.
невестой говорить. Не трепещи, душенька. Здесь дело божеское творится. Ты
перед кумирами должна свою твердость показать. Как же ты в новую жизнь
войдешь, если с барахлом старым боишься расстаться? Наши отцы, когда все
это начинали, шкуру с себя живьем драли.
- Всеми богами молю. Огради от позора.
ночи уже у рубежа, поди будет.
не виданного в этих краях меха некоторое время шевелился на поленьях,
словно борясь с огнем, а затем разом полыхнул удивительным синеватым
пламенем, затрещал искрами, обдал всех стоящих удушливым запахом, совсем
не похожим на запах горящей шерсти. "Бесовство! - закричали в толпе. -
Нечистая сила! Ее саму надо в огонь кинуть?"
стянула с себя свитер и перешагнула через упавшую юбку.
баба. - Не то чулки, не то портки! Скидывай их, стерва!
прикрывавшая бедра, которую она накануне позаимствовала из гардероба
Пряжкина.
стесняться!
Что же ты, невеста, остановилась?
полой тулупа. - Это я ей дал! Это не чужое!
правилам ее надо было еще остричь, да проверить, нет ли на теле бесовских
знаков, но от этого воздержимся. Верим, что ты желаешь остаться среди нас.
Но одного твоего желания мало. Надо чтобы и боги тебя возжелали. Взаимно,
так сказать. Сейчас станет ясно, по нраву ли ты им, приняли Перун и Лада
твои дары.
выпуская петуха, стал прихотливыми узорами рассыпать перед костром
пшеничное зерно. Пряжкин в это время почти силой затолкал Наташины ноги в
свои валенки, а сам остался стоять на снегу в полуразмотавшихся портянках.
Когда он заворачивал девушку в тулуп, та попыталась укусить его. Лицо ее
было белей ноябрьского сугроба, а на длинных ресницах замерзли слезы.
богов, - нараспев произнес министр вероисповедания. - То, что мило
кумирам, мило и народу!
Захлопав подрезанными крыльями и недовольно кукарекнув, тот опустился
прямо перед пшеничным узором, слегка тронул ближайшее зерно клювом,
брезгливо мотнул гребнем и сразу утратил интерес к пище. Старый волхв,
кряхтя, присел, и попытался подтолкнуть священную птицу в нужном
направлении, но тут же получил весьма болезненный удар по пальцам.
Перепуганные зеваки отшатнулись. Послышались голоса: "Плохая примета!
Немилость великая! Да убоимся божьего гнева! Детей прячьте, детей!
Разгадали кумиры бесовское отродье!"
отшвырнул петуха. - Перун все видит. Сознавайтесь, дети мои. Покривили
душой? - Не дожидаясь ответа, он протянул к огню красные старческие руки.
- С кем вы тягаться вздумали? Да самый плохонький идол в сто раз мудрее
человека. Долго они терпели твои богохульства, Пряжкин, да вот и
отомстили.
говорил, а сплевывал. - Не быть вам мужем и женой, не жить ей среди нас. И
тебя кара неминуемая ожидает.
родине предпочел.
богам, потом министрам, солидно откашлялся и начал:
разговор их я слышал. Девахи этой, значит, и сподвижника Пряжкина. Не
перебежчица она вовсе, это точно. Но с чем пришла, я доподлинно не понял.
На всех, да и тебя. Сила Гораздович, она грязью отборной поливала. Вроде
все вокруг нормальные, а мы ненормальные. Твоего батюшку недобрым словом
вспомнила. К бегству сподвижника Пряжкина подбивала. Дескать, сразу за
рубежом ее братец ждет. На вездеходе каком-то.
загвоздка. Никто ее не ждет сейчас. Мы ее братца вместе с этим вездеходом
намедни спалили. - Пашка хохотнул. - Вот такие, значит, пироги.
шпионкой?
слабеет и вот-вот готово рухнуть. - Дайте же и мне сказать! Вся ее вина в
том, что она хотела посмотреть на нашу жизнь. Но не как шпионка! Просто,
как посторонний человек. Не понравилось ей здесь, да. Уйти хотела. Меня
уговаривала. Но согласия я не давал. А выдать ее не мог, потому что любил.
И сейчас люблю. За любовь меня и накажите. А с другой стороны, замордуете
вы меня, кому от этого станет лучше. Кто лучше меня знает военную технику?
Если в конце концов дело до крайности дойдет, кто ракету запустит? Да и
враг, узнав, что с министром обороны покончено, этим же летом вас
раздавит. За все тогда ответите: и за нее, и за меня, и за чучмеков
замученных, и за многое другое.
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Махров Алексей
Березин Федор
Акунин Борис