Чтение 15–й страницы книги ~Ежики в ночи~

- Я боялся, вдруг что-нибудь изменилось?

- И изменилось: ты стал нравиться мне еще больше. Представляешь?

Нет, я никогда не пойму женщин. Никогда. И особенно - Офелию. И в
этом ее прелесть. Ответив мне, Леля не остановилась, а все говорила и
говорила мне, не на шутку разойдясь, разные приятные разности. А я - млел.
И вдруг где-то глубоко шевельнулось: или это жалость? Как раз мною же
описанный случай, только лезвия у меня в руке нет. Мол, да, он трус, он
лицемер, но ссориться-то с ним зачем? Кому от этого будет польза? Я-то
знаю, где правда, где ложь... Точно. Так оно и есть. Глупо верить, что
Офелия - умная и самостоятельная Офелия - в одночасье превратилась в мой
придаток...

Но, отогнав от себя эту докучливую мыслишку, петух принялся усиленно
нахваливать кукушку, и пошло-поехало. И я понял главное, почему я чисто
инстинктивно противлюсь идее Геворкяна: я не одинок. Свою жизнь я хочу
прожить самим собой, ибо не так уж я плох, если меня любит Леля.

Мы заснули на полуслове, прямо посередине какого-то взаимно-интимного
комплимента.

И выпал снег. Главный цвет теперь - белый.

Разбудил нас Джон. Я увидел его на своем пороге в больничной пижаме,
запыхавшегося и продрогшего и сразу сообразил, что к чему:

- Гонятся? Нет. Но скоро хватятся.

...А может быть, мы тут зря засели?

- Может быть. Если бы повезло. - Глаза давно привыкли к темноте, и я
вижу, как Джон устраивается на жестком топчане, подсунув под голову
свернутую куртку. - Но они ж от нас не отстанут. Были б люди, другое дело.
А у этих как: все все видели, все все слышали. Так что они уже здесь,
наверное. Шныряют. Днем легче будет.

- Жень, а ты не боишься? Не того, что они нас поймают, а что мы -
убийцы.

- Никого мы не убивали. Для них это, как для тебя синяк или шишка.
Частичное омертвение. Ладно, дай поспать, нам на завтра нужны силы. Курить
нет, жалко.

- Да, покурить бы... Слушай, а ведь ты сам хотел стать одним из них.

- Елки! Не одним из них, а ИМ. Ясно? Отстань, говорю.

Что же с нами будет? Только бы выбраться отсюда. Интересно, что
сейчас делает Леля? Вот если бы "оно" взяло ее в заложницы, и я бы узнал
об этом, сдался бы я? Наверное, да. А, может быть, уже? Хорошо, что я не
могу этого знать.

Леля, милая, когда ты рядом... Если бы ты была рядом, я не боялся бы
ничего. Но сейчас мне так тяжело. Мы стали жертвами какой-то идиотской
случайности. Сотни, тысячи, миллионы людей ничего не знают о Геворкяне, о
Заплатине, об их "нейрокоммунизме". И живут себе спокойно. В чем же
провинились мы?

Что-то скрипнуло, я поднял голову и вздрогнул от неожиданности.
Ставня приоткрылась, и за окном расплывчатым пятном забелело прижавшееся к
стеклу лицо.

Я замер. Сердце колотилось бешено. Мы проверяли, с улицы в избушке
сейчас ничего не разглядеть.

- Джон, - шепотом позвал я.

Он моментально проснулся, а возможно, еще и не успел заснуть. Сразу
посмотрел на окно.

- Тихо, - шепнул я, - не шевелись.

Но тут из окна нам в глаза ударил свет карманного фонарика. Джон
нашелся скорее меня. Скатившись с топчана, он столкнул меня с табуретки,
схватил ее за ножку и, что есть силы, бросил в световое пятно. Звон стекла
в тишине ночи показался нестерпимо громким.

- В окно, быстрее! - крикнул Джон.

Я прыгнул в темноту, и тут же кто-то схватил меня за горло и повалил
в грязь. Я извивался, пытался вырваться, но неизвестный душил меня,
навалившись массивным рыхлым телом мне на грудь. Я видел теперь, что это
не мужчина, а рослая коренастая старуха. Вдруг она дернулась и со стоном,
ослабив хватку, упала на меня. Джон еще раз с размаху ударил старуху
табуреткой по голове.

- Кто это? - спросил я, растирая шею, - ты знаешь ее? - голос у меня
был чужой.

- Нет. Но точно - из этих. Видишь, босиком даже. Сейчас они все здесь
будут. Вставай.

Мы побежали между домиков в сторону леса. Фонарик не взяли - слишком
заметно. Да и глаза уже пригляделись.

...Запнувшись, я скатился в овраг, а когда выбрался, Джона рядом не
было.

- Эй, - тихонько позвал я. Но никто не откликнулся. Я почувствовал,
как дикая паника охватывает меня, и я теряю рассудок. Я кинулся вперед, не
разбирая дороги, спотыкаясь и падая. Словно мертвые черные змеи,
причудливо переплетаясь, ветви деревьев хлестали меня по лицу. От страха я
начал плакать.

- Джон! - погромче крикнул я. В ответ совсем близко, но с разных
сторон с неестественной синхронностью отозвался хор нескольких голосов:

- Остановитесь, Анатолий. Мы не причиним вам вреда...

Хор говорил что-то еще, но я побежал быстрее, и голоса становились
все тише и тише, пока не потерялись совсем.

Я бежал, наверное, не меньше часа. На какой-то полянке я запнулся в
очередной раз, упал, но уже не поднялся. Воздух с клокотанием вырывался из
легких. Я корчился, мне казалось, я умираю. Потом началась истерика, меня
трясло, а слез уже не было...

Всхлипывая, я сел. Я не знал, где нахожусь, не знал, куда идти. Я не
смог бы найти дорогу даже назад, в дачный поселок. Луна недобро желтела
над головой. В какой уже раз за последнее время я вспомнил тот мультик.
Где же спасительный ручей? Где призрачная лошадь?

Я встал, глотая слезы, и побрел куда-то.

...Или какое лихо?

- Тс-с, подожди, не кричи,

Слышишь, как тихо-тихо

Ежики плачут в ночи?