Неохота шарахаться при каждом вызове! Неохота прятаться и вечно носить
с собой активированный бласт!
уяснил твою позицию, старший. Наверное, придется ее и принять.
пластике.
- орел, я - решка. Кто выпадет, идет на "Карандаше". Второй сидит
здесь и ждет.
починю наведение.
указательный палец и сильно подбросил большим. Монетка, бешено
крутясь, звякнул о пластик, срикошетила и почти беззвучно шлепнулась
на ворсистый пол. Орлом вверх.
починишь. А потом у нас будет по собственной яхте и по кругленькой
сумме на кармане.
фортель.
выбрасывать никаких фортелей. Мы всегда верили друг другу, и никогда
не подводили. Поэтому мы и вместе. Да и отец учил никогда не подводить
брата.
плечу.
сознавать, что у тебя есть брат, на которого можно положиться как на
самого себя.
- Пойдем, помогу тебе вещички на "Карандаш" переправить. И стартуй -
раньше начнем, быстрее отделаемся.
плечи и слегка сжал. Взглянул брату в глаза.
похоронить... Даже свайгов. По обычаю астронавтов. А то мы их в тамбур
сволокли и все, будто испорченный груз. Не годится так.
красного гиганта из системы Набла Квадрат осталась единственная
пришлая извне песчинка - яхта "Ландграф". Одинокий космический
странник.
шесть часов впритирку к "Ландграфу" вспухла внушительных размеров
финишная сфера. Яхту-неудачницу разорвало нарушениями метрики за доли
секунды. Магнус даже не успел понять, что умирает.
возник в зоне финиша и пространство стало постепенно приходить в
норму, о "Ландграфе" уже ничего не напоминало. Он целиком превратился
в беспорядочное излучение.
азанни, прекрасно знал, что исправный привод самостоятельно никогда не
наведется в область пространства, где сосредоточена хоть какая-нибудь
масса. Даже такая в сравнении с рейдером незначительная, как
человеческая яхта-сотник.
ушел в новую пульсацию.
брат еще до истечения первых суток марша на "Карандаше" перестал жить.
прыжка. Сравнительно небольшая, уютная, удобно скроенная и ухоженная
до мелочей. Даже двадцать три года в космосе с открытыми шлюзами не
смогли вселить в нее дух запустения. Впрочем, братья ведь постарались
привести ее в максимально жилой вид - переинитили по новой системы
регенерации и жизнеобеспечения, устроили профилактику системам
энергоснабжения, слегка пополнили запасы воды и пищи.
экс-капитана "Карандаша" и все, что счел слишком уж личным, собрал в
пластиковый пакет для мусора и сволок в дальний грузовой отсек. По
необъяснимому наитию через отсек с саркофагом Бьярни чуть ли не
прокрался, держась у стеночки, подальше от этого чешуйчатого сундука с
загадочными сокровищами. И по пути туда, с мешком на плече, и обратно,
уже налегке. Саркофаг взирал на него с немым равнодушием.
- Бьярни сверил реальный прыжок с расчетами и поразился ничтожной
погрешности - действительно ничтожной. Исчезающе малой. И дальность
пульсации для полсотника оказалась завидная - почти вдвое превышающая
среднюю норму для приводов такого класса.
- до сих пор он шел практически в точный перпендикуляр к галактической
эклиптике. Можно было, конечно, идти наискосок, по касательной к ядру,
но Бьярни решил, что правильнее будет обогнуть ядро "сверху" - в этом
случае трек-пунктир будет лежать через несколько обитаемых областей
пространства, где легче заправиться, легче починиться в случае
глобальной поломки, да и помощи дождаться не в пример больше шансов.
Бьярни не обращал внимания на кое-какие странности. Точнее, просто не
замечал их. Считал частью корабля.
грузовом отсеке освещение не переходит в экономный режим, даже когда
он сам покидает эту часть корабля.
покрупнее, уже много лет действовало простое и разумное правило:
автоматика отслеживала передвижения экипажа по кораблю и услужливо
переводила освещение пустых помещений в аварийный режим, то есть
четыре из пяти световых панелей гасли. Получалось, что люди постоянно
передвигались в центре освещенной зоны. Только в жилых каютах свет
можно было погасить вручную. Бьярни заметил, что грузовой отсек
почему-то освещен, когда ненароком включил камеру, с которой показывал
чужаку-заказчику саркофаг - она так и осталась лежать в грузовом
отсеке, подключенная ниточкой волоконки к корабельному компу. Взглянув
на картинку, Бьярни с некоторым недоумением обнаружил, что первый
грузовой освещен с обычной интенсивностью.
сегментником в грузовые.
там панели были большей частью потушены. Штук пять всего венчали под
самым потолком желтоватые конуса дневного света.
матча или стол хирурга во время операции - Бьярни не различал даже
собственной тени. Ее попросту не было.
ведущему во второй отсек. Едва он переступил маркировочную черту,
второй отсек ярко осветился. Почти весь - только вдоль дальнего борта
осталось несколько неработающих светопанелей. Но стоило Бьярни сделать
десяток-другой шагов вперед, и во втором отсеке также исчезли тени.
Постояв некоторое время в центре пустого отсека, Бьярни пошел назад.
Когда он подходил к черте, у дальнего борта погасли первые несколько
панелей. Когда переступил - весь отсек немедленно погрузился в
полутьму. Лишь более светлый треугольник остался на полу за пролетом -
антипод тени, подарок из отсека номер один.
самой перепонкой обернулся, саркастически глядя на чешуйчатый ящик, и
решительно шагнул через маркировку. Он ожидал, что автоматика
опомнится и услужливо погрузит в полутьму первый грузовой.
документацию к корабельным системам освещения.
вскоре отмел эту мысль. Даже если человек неподвижен - свет ведь не
гаснет, верно? Значит, движение тут ни при чем. Температура тоже,
скорее всего - во всяком случае на кипящий кофейник светопанели никак
не реагировали. Едва Бьярни покидал камбуз, свет там послушно
пригасал. Да и над работающей плитой свет тоже не зажигался - там как
раз панель в потолке и рядом еще решетка вытяжки.
хулиганское существо по имени Матильда - собаку-терьера. Бьярни готов
был поклясться, что Матильду корабельная автоматика не уважала, и свет
там, где ей вздумалось бродить, сроду не включала.