богатстве движения ее гибких форм!
скрипки улетало ввысь, как луч одинокой звезды, и белая девушка-лебедь
тоже стремилась унестись за ним в томлении пробуждающейся любви и
тоске, что не сможет осуществиться запрещенная ей страсть...
девушки-птицы сливались в такую же гармонию хрустально-серебряной
белизны, как необыкновенный зал во дворце странных картин, как сам
заснеженный северный город на широкой заледенелой реке.
остерегающая проскальзывавшими недобрыми нотами резкого диссонанса,
сопровождала танец черного лебедя. Обтянутое черным бархатом точеное
тело девушки изгибалось в призыве темных чувств, прорвавшихся в
насмешливо-торжествующей музыке удавшегося обмана... Размеренно
стонала и билась в отчаянии мелодия утраченной надежды и обреченности,
легкие взлеты скрипок отражали певучие жалобы девушек-лебедей,
склонявшихся перед судьбой в голубом лунном свете...
закончившееся победой над глухими диссонансами обмана и насилия...
Кристально-чистую музыку сопровождал столь же совершенный, как
граненый самоцвет, танец. Ритмически сменявшиеся позы царицы лебедей
чудились туарегу буквами таинственного тифинара, вещавшими ему
особенную, полную неожиданностей судьбу. Ему трудно было поверить, что
девушки-лебеди - простые смертные, а не волшебницы или гурии,
ниспосланные с неба в северную страну. Провожатые уверяли туарега, что
единственным отличием танцовщиц от всех других людей было лишь долгое
- с пятилетнего возраста - обучение искусству танца.
это было возможно, то он мечтал бы поглядеть на саму царицу лебедей.
Провожатые посовещались и обещали, что попросят ее об этом завтра, но
не теперь, после трудного представления. Тирессуэн напомнил, что
завтра - конец его пребывания в России. Но молодые люди не обманули
его. Туарега пригласили на поездку в парк на острова, и сама царица
лебедей согласилась принять в ней участие. Тирессуэн изумился, увидев
невысокую светловолосую девушку, такую простую и скромную, что с
первого взгляда он не мог найти в ней ничего общего со вчерашней
волшебницей танца и красоты. Серое толстое пальто, перехваченное в
талии широким поясом, задорная детская шапочка на густых светлых
стриженых волосах, большие, чуть грустные серые глаза... Только
необычайное изящество и легкость движений, какая-то не покидавшая
девушку внутренняя сосредоточенность могли подсказать наблюдательному
взору, что перед ним - выдающаяся артистка. Душевный огонь, сделавший
девушку царицей лебедей, как бы просвечивал изнутри, выдавая долгие
годы физической и духовной тренировки, воздержания в пище и
удовольствиях - то, что было близким и понятным туарегу.
потом - замерзшего моря, под раскидистыми соснами с красно-лиловой
корой. Потом они шли пешком по протоптанным в снегу тропинкам и попали
в рощу огромных серебристо-белых деревьев. Всюду, куда только хватал
взгляд, стояли белоснежные, украшенные черными штрихами стволы. Тонкие
черные веточки наверху были без листьев. Они опали в долгое и суровое
холодное время года...
голубизны. Солнце зажгло миллионами сверкающих искорок крупный снег.
языка. Девушка показывала вверх.
голубом небе их ветви переплелись серебряной, унизанной жемчугом
пряжей. На гибких веточках повисли капли воды - в солнце они горели
алмазами над другими темными и колючими деревьями, покрытыми пухлыми
тюрбанами снега.
жемчужно-серебряно-алмазная сеть угасла. Низко опустилось закрывшееся
облаками небо, более темное, чем земля. Зелень колючих конических
деревцев сделалась совсем черной. Призрачными полосами убегали вдаль
голые кустарники. Крупные блестящие хлопья падали медленно, крутясь в
безветренном воздухе, полные немыслимого в Сахаре покоя.
ясные девичьи глаза, поднятые к Тирессуэну. Снежинки блестящим венцом
легли на выбившиеся из-под шапки волосы, таяли на кончиках длинных
ресниц, на алом изгибе губ.
лица, а напоенные морозным воздухом волосы издавали теплый аромат
жизни. И туарег, любуясь этой чужой и бесконечно далекой девушкой,
ощутил контраст холодной зимней красоты, сотканной бесплотным светом,
и человеческой живой прелести. Теперь Тирессуэн понял все до конца.
Бессолнечная и холодная страна, засыпанная снегом, скованная морозом,
порождала таких же живых, горячих людей, полных стремления к
прекрасному и способных создавать его, украшая жизнь, как пламенная
сухая земля юга. Права была дочь Ахархеллена, устремляя свои мечты
вслед за Эль-Иссей-Эфом к России. Трудно было жить русским в такой
суровой земле, но они не ушли никуда от своей доли, как то сделали и
предки туарегов. Они закалили тело и душу в морозной белизне севера,
как туареги - в пламенной черноте гор и равнин Сахары! Вот почему душа
русского человека смотрит глубже в природу и чувствует богаче, чем
душа европейца, вот почему Эль-Иссей-Эф так хорошо понимал кочевников
пустыни, а те - его!
почувствовать, понять страну сердцем, а не разумом, как то и
советовала ему Афанеор. Он вернулся вестником правоты дочери
Ахархеллена!
догадки или легенды, что народы тиббу и туарегов - близкие родичи и
оба составляют самый конец тоненькой ветки, протянувшейся из ночи
прошедших веков. Другой конец той же ветки тянется в обширные степи к
северу от Черного моря - прародине русского народа. А оба конца
сливаются в общем основании - общих предках где-то в степях Средней
Азии и предгорьях громадных хребтов за Ираном.
острую память. Афанеор молчала, лежа у ног Тирессуэна, пока тот не
погладил ее растрепавшиеся волосы. Девушка подняла к нему свои
огненные глаза и смущенно спросила:
что трудно поверить. Но мою черную, насквозь сожженную солнцем Афанеор
я не отдам за всех них. Ты сама мое солнце, и такое же пламенное,
какое оно здесь, на нашей с тобой земле. Ты моя избранница, а значит,
лучше всех женщин на земле, хотя их очень много и все они разные. Но я
люблю тебя и жизнь буду делить только с тобой!
Но воздух пустыни был прозрачен, как темный свет, и вечно безоблачное
небо приближало звезды к земле, отчего земля как будто сливалась с
бесконечным пространством. Когда-то, очень давно, древние египтяне
поклонялись всеобъемлющему пространству, называя его Пашт, и
всепоглощающему времени - Шебек. Оба божества олицетворялись пустыней,
как бы соединявшей их в одно целое, бездонное и молчаливое, в котором
тонули все мысли, усилия, жертвы и сама жизнь бесчисленных и
безымянных поколений людей. Современные обитатели Сахары не знали об
этом, но, как и древние египтяне, чувствовали свою связь с
бесконечностью пространства и времени, уносясь взором и мыслью в
ночную пустыню. Только теперь пустыня уже не казалась им
всеобъемлющей. Как озеро мертвенного покоя и молчания, она была
окружена жизнью множества стран, стремившейся все заполнить и все
подчинить себе.
человека и все больше - его слабость перед лицом им же созданных
опасностей, каких еще не существовало в прежнем мире. Что на всей
огромной планете идет борьба за справедливость и счастье, что
непоборимая европейская цивилизация сама подтачивает себя изнутри и ее
полный противоречий мир должен уступить место другому, более
совершенному.
поднимаясь на широкий уступ отрога Тифедеста.
рукой по шее своего верблюда и вызывая этим множество голубых искр.
поднимались всадники на гору, тем сильнее сыпались искры с шерсти
животных и с их собственной одежды. Ущелье, служившее тропой на
плоскогорье, вилось синеватой мерцающей речкой в непроглядном мраке
среди черных стен.
ступенчатыми краями, обставленную заостренными скалами отполированного
ветрами и солнцем черного диорита. Каждая скала была окутана слабым
голубым мерцанием, на острие верхушки уплотнявшимся в факел синего
огня. Глубочайшая тишина нарушалась только легким шарканьем верблюжьих
Панов Вадим
Земляной Андрей
Жюль Верн
Каменистый Артем
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр